Ноги ужасно гудели от усталости. Сколько она уже прошла пешком? Километр, два, три? Катя не знала. Она в сотый раз обругала себя за то, что опоздала на метро. Позвякивающая в кармане мелочь номиналом в сорок два рубля, не привлекла бы и самого отзывчивого бомбилу. Волонтеров среди них не водилось. Все, что они могли – это драть в три шкуры и прокуривать салон вонючими сигаретами. Лак уже не держал прическу, а короткое и без того платье, так и норовило задраться выше. Босые ступни шлепали по остывшему асфальту вызывая неописуемый восторг. В такой прогулке чувствовалось что-то первобытное и уходящее к истокам потерянного детства. Босоножки Катя сняла еще минут двадцать назад, осознавая, что, если этого не сделать, выскочат такие мозоли, что будь здоров.

Вечеринка удалась на славу. Если бы не этот придурок, Вадик, что согласился отвезти ее домой только после того, как она сделает ему кое-что приятное. Катя, естественно, плюнула ему в рожу и гордо пошла пешком. Первоначальный заряд решительности постепенно таял с каждым шагом. Как же ей хотелось пить. Горло пересохло, от чего казалось, что даже слюноотделение объявило забастовку. К тому же голова ужасно раскалывалась. От такого кросса весь выпитый алкоголь выветрился и наступило гнетущее похмелье. Или как принято говорить: дикий отходняк.

Катя плохо ориентировалась по местности (они недавно переехали с мамой в новую квартиру) и с трудом могла бы отыскать свой дом. Ее проводником вызвался навигатор. До дома оставалось рукой подать, но синяя стрелка навигатора ползла так медленно, что за это время можно было состариться и умереть. По подсчетам программы остаточного пути, езда на машине составляла три минуты, а пешком все семнадцать. Это приблизительно две тысячи пятьдесят восемь шагов – издевательски подметил бездушный проводник Кати. Она шумно выдохнула.

Но если отбросить все эти мелочи, ночь оказалась невероятной: невесомая атмосфера, чистое звездное небо и полумесяц в виде арбузной дольки. Город спал. Ни дуновения ветра, ни встречного прохожего, ни-ко-го. Катя пыталась заглядывать в окна домов. Темнота, да и только. Ни отсвета работающего телевизора на стене, ни тусклого свечения ночника. «Город мертвых,» – подумала Катя.

Она задумалась о том, что если на кого-то нападут глубокой ночью, то кто сможет помочь бедняге, когда все так крепко спят? И тут она осознала, что сама является этим «кем-то». Одинокая, беззащитная, голая. Она не на шутку испугалась собственной мысли и поспешила ускорить шаг. Так. Она здесь одна и точка. Ни звука, ни тени. Да успокой ты уже свою не вовремя разыгравшуюся фантазию. Погляди: ни сверлящего взгляда на затылке ни… Внутренний голос осекся. За спиной раздались увесистые шаги.

Катя вильнула в первый попавшийся проулок, дабы убедиться, что эти шаги не по ее душу. Он просто пройдет мимо. Не может же она быть единственной чокнутой, слоняющейся посреди ночи. Просто совпадение.

Человек свернул вслед за ней. Она прибавила шаг. Усталость в ногах как рукой сняло. До дома оставалось каких-то два поворота. Катя взлетит по лестнице на третий этаж, запрет дверь на все замки, даже на тот, который они не использовали с момента покупки квартиры. Мама со всей строгостью встретит ее нравоучениями в прихожей. Катя даже не станет огрызаться на нее, а наоборот попросит прощения. Она пообещает, что никогда, больше никогда не заставит ее волноваться. И обязательно выполнит это обещание. Лишь бы дойти. Оставалось совсем немного.

Преследователь будто услышал ее мысли и, прибавив шаг, критически сократил дистанцию между ними.

Сердце Кати заколотилось барабанной дробью. Бежать уже не было смысла. Она не сможет оторваться. Не сможет дать отпор. Она приказала себе обернуться, но тело настойчиво отказывалось. Дыхание преследователя буквально щекотало ее затылок. Дыхание неизбежной гибели. Липкий тягучий страх объял ее хрупкое тело убаюкивая точно младенца в колыбели. Кожа Кати щетинилась, пытаясь сбросить с себя это противное чувство. Время – вот настоящий враг. Оно тянется, спотыкаясь на одной секунде и замирает, ждет.

Это чувство убивало Катю, и она смогла найти в себе силы. Она обернулась.

– Какого хрена тебе нуж…– Катя осеклась, увидев человека за спиной. – Придурок. Ты напугал меня. Что ты вообще здесь делаешь?

– Боюсь, что мой ответ тебе не понравиться.

Раздался школьный звонок. Дети сломя головы, высыпали из своих классов, небрежно побросав в ранцы тетради, ручки и прочие канцелярские принадлежности. Учителя и уборщицы соблюдали негласное правило: Надежно спрятаться перед последним звонком и переждать десятибалльное землетрясение в безопасности. Орава подростков пронеслась по коридору как обезумевшее стадо, бегущее от хищника. Всего за пятнадцать минут школа опустела. Стало непривычно тихо.

Переждав бурю, школу покинула и Милана Андронова. Не поднимая глаз крепко вцепившись в лямки рюкзака, она прошмыгнула мимо собравшейся в кучку компании. Еще чего не хватало, встретиться взглядом с одним из этих придурков. Пусть и дальше занимаются своей ерундой, которой свойственно заниматься всем ее сверстникам с обильным потоотделением ног и россыпью гнойных прыщей. Глазами Миланы все они читались черно-белыми. Некоторые из них отливали бледными красками, но основная половина безуспешно оставалась обесцвеченной и совсем не читаемой, как малотиражная газетенка потерявшая популярность.

Милана присела на лавку возле дороги. Папа обещал забрать ее вовремя, но за все восемь лет обучения в школе ни разу так и не успел. Не желая чувствовать себя брошенной куклой, она вылезла из режима ожидания и погрузилась в мечтательный мир. Беспроводные наушники выдали мелодичные гитарные ноты песни группы The Beatles «Yesterday». Ровесники Миланы слушали агрессивный рэп и тяжелый рок. В первом случае Милане не хватало смысла и грамотной речи в текстах, во втором – настоящей музыки. Лишь отвратительный рев бас-гитар и пение человека, которого вот-вот вывернет на изнанку. «Вся ваша музыка – бле-во-ти-на» – сказала как-то Милана своим одноклассникам, естественно про себя. Решительностью она не могла похвастаться, в отличии от своей единственной подруги из параллельного класса. Ее звали Александра. Ни Саша, ни Шура, ни Санек, а именно Александра. Родители называли ее так с самого детства, приучая к гордому и красивому имени. Конечно находились и те, кто ее передразнивал: «Эй Александрия, дай списать домашку». Но после удара по башке толстенным учебником, как правило нелепое «Александрия» исправлялась на прекрасное «Александра».

Милана пыталась слушать современную музыку, но она вызывала лишь мигрень и желание вычистить всю грязь из ушей, от прослушивания такого шлака. Другое дело Queen, Led Zeppelin и немного The Cranberries преимущественно в дождливую погоду. Незнание английского языка ее ничуть не смущало. Милана любила мелодию и шикарные голоса исполнителей. А если ей и хотелось узнать, о чем говорится в той или иной песне – гугл приходил на помощь. Отец Миланы не одобрял ее музыкальных предпочтений. Так и говорил:

– За каким лешим слушать этих америкосов, если ни грамма не понимаешь, о чем их песни. А может они поют о том, какие русские дебилы, раз слушают то, чего не понимают.

В этом был весь отец. Его консервативные взгляды никак не уступали прогрессу и современным темпам жизни. С раннего детства он наказывал Милану всевозможными нацистскими способами своего времени. Ее психика еще помнит скучный угол в цветочных обоях и горох, впившийся в коленные чашечки. А пятая точка помнила солдатский ремень со звездой на усердно начищенной бляхе. Отец совершенно не интересовался ее успеваемостью в школе, его волновал лишь результат. Получила двойку – в карцер, опоздала домой к 22:00 – сто ударов плетью, а если вскрылся какой-нибудь обман – гильотина и мгновенная смерть. Все это конечно выдумки, но его наказания были суровыми и несправедливыми. Мама же напротив, выполняла роль доброго полицейского; пожалеет, приголубит, и даст пароль от wi-fi втайне от папы.