Внук уже побывал на всех доступных аттракционах и теперь покорял батут, а мы с Любой получили пятнадцать минут передышки. Устроившись на лавочке рядом с надувной махиной, я вытянула ноги вперед и подняла лицо к солнцу.

– Последний день лета… опять. Опять осень, хандра. Тихон не собирается в этом году баловать своих рыжиков курортом, где море и солнце?

Мой зять Тихон был образцовым мужем, очень любил мою дочь и внука. А я тихо радовалась, что женское счастье, которое мне не перепало в жизни, Любе досталось с лихвой.

Я взглянула на дочь. Красавица! Ярко-голубые глаза, которые она унаследовала от отца, веснушки и рыжая копна волос от меня. Только в отличие от меня веснушки слегка позолотили Любе только скулы и нос, расположившись аккуратно и даже изящно. Да и рыжий оттенок волос был насыщеннее, чем у меня. Я же сейчас красила волосы краской, хотя когда-то была веснушчатым недоразумением с пышной копной морковного цвета.

Как сокрушалась по этому поводу мама, и как неодобрительно поджимал губы папа...

Отец был очень красивым мужчиной среднего роста с темно-русыми волосами. Настоящего цвета волос мамы я никогда не знала, так как в погоне за образом Любови Орловой, мама постоянно обесцвечивала волосы, выщипывала брови и сидела на диетах, улучшая и без того прекрасные природные данные Только потому, что Санечка обожал эту актрису. И у таких красивых людей получилась вот такая морковка.

– Нет, ему не до отдыха. Тихон готовится к выходу нового продукта. Выпуск запланирован на февраль будущего года, – хитро улыбаясь, заявила дочь.

– Что еще за новый продукт? Что-то новое решил настрогать папа Карло? – усмехнулась.

Зять работал на себя, имея пару мебельных мастерских. Нос свой я туда не совала, мне было достаточно понимания, что дела у него идут хорошо. В начале нашего с ним знакомства, когда узнала, что он мебельщик и работает с деревом, в шутку назвала его «папа Карло», так прозвище и прицепилось.

– Дочь.

Улыбка Любы стала еще шире, глаза сверкали. Я непонимающе хлопала ресницами, но осознав, какую новость только что мне озвучили, радостно завизжала и прижала дочь к себе.

– Ура! Ура! Ура!

Посетители парка стали с осуждением на нас коситься. Поднявшись с лавочки, мы отошли на одинокий газон, где никто не мог нас слышать, да и я бы не мешала своим бурным ликованием другим отдыхающим.

Дочь повернулась к батуту лицом и помахала Матвею рукой.

Всегда считала, что дети — это счастье, и им надо дарить свою любовь. Каждый раз бурно радовалась подобным новостям, будь то близкий человек или далекий знакомый.

Подобное отношение — отголоски моего одинокого детства. Для родителей я была лишь необходимым атрибутом для положительного имиджа. Меня лепили по шаблону, который создавал папа: воспитанная, послушная, образованная и правильная девочка из интеллигентной семьи. Но, по его мнению, я отчаянно не дотягивала до родительского идеала. В моей жизни были занятия танцами, музыкой, иностранными языками и школа. У меня не было свободного времени. И друзей тоже не было.

Единственная, от кого получала тепло, была бабушка Настя со стороны мамы. Но так как жила она в Санкт-Петербурге (тогда Ленинграде), а я была очень занятым ребенком, виделись мы пару раз в году. Зато это было самое счастливое время, наполненное любовью, которой мне так не хватало.

Именно бабушка Настя стала мне надежной поддержкой, когда я беременная появилась у нее на пороге поздним зимним вечером.

– Авочка, доченька, что случилось?! – первое, что спросила бабушка. Затащив меня в нутро своего жилища и игнорируя холод, который я принесла с улицы, обняла. Бабушка поняла, что мне очень плохо, просто посмотрев в глаза.

Я рыдала долго и самозабвенно, так, как способна это делать только влюбленная девочка девятнадцати лет. А бабушка молча раздевала меня, вытирая слезы моей же шапкой.

Позже, давясь слезами и хлюпая носом, я рассказывала бабушке свою трагическую, как мне тогда казалось, историю любви.

Исполнив волю родителей после окончания одиннадцатого класса, я поступила на престижный международный факультет, где кишмя кишели дети советской элиты. Долго там не задержалась – не влилась в коллектив самоуверенных и избалованных мажориков. Но успев вкусить пряный запах студенческой свободы, опьянела и впервые в жизни ослушалась родителей – в тайне перевелась на педагогический факультет. Я мечтала работать с детьми, быть учителем. Специализацией выбрала английский язык, всё-таки подготовка, благодаря нескончаемым репетиторам, была отличная.

На втором курсе коридоры института столкнули меня с Виктором – высоким красавцем блондином с голубыми глазами. Он был старшекурсником с факультета физической подготовки.

Я влюбилась. Сначала робко и неуверенно, так как боялась поверить, что такому парню может нравиться рыжее нечто с веснушками. А потом, изголодавшая по любви, со всей отдачей и полным погружением. Я как путник в пустыне, мучимый жаждой, готова была поверить даже в мираж и пить песок.

Меня не смущали ни ехидные смешки окружающих, ни то, что время нашего романа пришлось на период сессии, и я училась за двоих, так как Витенька очень уставал на тренировках. И не важно, что факультеты и курсы у нас были разные. Я пропадала в библиотеках, стараясь порадовать своего парня. За свои труды и слепое обожание, получала порцию благосклонной любви. Из-за той же благосклонности однажды на узкой общажной кровати меня лишили девственности, неуклюже и больно.

Но я любила.

В розовых облаках летала несколько месяцев. Витька отношения не разрывал, разумно решив, что учеба еще не окончена, впереди диплом, а такую умненькую, усердную и слепо влюбленную дурёху ещё поискать. Да и секс халявный всегда к его услугам. Так прозаично рассуждал старшекурсник, пока я не заявила с робкой счастливой улыбкой: «Витенька, а у нас будет маленький», наивно пологая, что будущий отец удивится, конечно, но будет рад.

Витька, если выражаться литературным языком, очень сильно удивился. Так сильно, что сел мимо стула и произнес пару не литературных слов на общенародном языке.

В этот момент мое девичье счастье пошло трещинами. Будущий отец брыкался. Обвинял меня в измене, мол, он-то опытный и был осторожен. Но однажды не был, когда пришел пьяненький ко мне в библиотеку, где я сидела за очередным его домашним заданием, и увел в глубь помещения за дальние стеллажи, где всё и произошло.

Вот такая, разбитая и несчастная, я появилась у бабушки на пороге. К родителям было страшно обращаться, боялась, что меня насильно отвезут к врачу, который быстро и по-тихому поможет решить проблему. Поэтому, вскрыв все свои копилки, наскребла на билет до Санкт-Петербурга.

Именно бабушка склеила мое сердечко.

На следующий день бабушка улетела в Москву к родителям. Это был беспрецедентный случай, так как до этого бабушка ни разу не приезжала к нам сама. Был скандал. Но бабушка была настроена решительно: отстояла меня и моего ребенка. Еще и будущего отца на путь истинный поставила.

Сопротивлялся Виктор недолго после того, как узнал, что я не обычная студентка, а девушка с приданным в виде влиятельного и обеспеченного папы. А я поверила, что он, дурак, просто испугался тогда внезапной новости. И в его раскаяние тоже поверила.

Мы поженились. Я осталась в Питере, перевелась учиться в местный институт. По официальной версии я переехала, чтобы ухаживать за немощной бабушкой. И ничего, что жили мы отдельно от бабушки в своей квартире. И это бабушка помогала мне с маленькой дочкой.

Виктор, закончив учебу, перебрался к нам через полгода после свадьбы. Отец выхлопотал для него отличную должность в управлении.

Родители не приехали на свадьбу, не навестили новорожденную внучку. Их я не видела три года, да и потом – только на похоронах.

Товарищ Тронин не выдержал развала СССР, его сердце остановилось. Через месяц за отцом последовала мама. Фактически, она умерла в день, когда папы не стало, но организм вырабатывал энергетические ресурсы еще месяц, а потом и он сдался.