Подавленный после долгого заключения Кайсгарт откинулся на спинку скамьи и спросил с сомнением:
– А всё это… только ради твоего слова? Только ради того, чтобы сделать из меня «достойного человека» назло отцу?
– Нет! – тут же воскликнул Ренамир и вытаращил ясные и немного печальные глаза. – Нет, Кай, мне жаль, если ты так подумал. Сначала так было, это правда. Но… понимаешь, у меня никогда не было друзей! Слуги снизу, наставники и отец сверху, я будто зажат в клешнях этой дворовой иерархии, но с каждым годом я узнаю о жизни и мире всё больше. И я понял, что многим… как это сказать… ну, многим людям, им недостаёт человечности, понимаешь? И им не хватает внимания и уважения. Всем. Пока ты был в темнице, я ездил с отцом в Астендайн. Там огромный разлом в земле, и внизу прорыто множество шахт. Знаешь, что я там увидел? Я увидел там разницу между «работниками» и «рабами», Кай. Эти люди вгрызаются в землю и не жалеют себя по указаниям лорда и надзирателей, а получают в награду медные гроши, которых едва хватает на еду. Они живут в общих бараках или лачугах из палок и шкур, которые сами выстроили у разлома, там целые лагеря таких! А мы?!
Ренамир встал и с возмущением окинул жестом сад и цитадель:
– А мы нежимся тут за толстыми стенами, жрём на налоги и сборы! Разве это справедливо? Разве… так и должно быть?
Кайсгарт пожал плечами:
– Всех не уровнять, Рен. Всегда кто-то сильнее, кто-то лучше, у кого-то есть богатый отец, а у кого-то нет. Люди не могут быть равны… по самой своей природе. Я видел это на улицах каждый треклятый день. Даже мы с тобой не равны, чего уж говорить о лордах, слугах, солдатах!
Ренамир стал ходить из стороны в сторону и с полной серьёзностью продолжал возмущаться:
– Да, мы можем быть неравны изначально, но… если я имею возможность помочь кому-то, почему я не должен этого сделать? Почему я не могу взять и выразить признательность своим слугам и тем, кто следует за мной? Я уверен, что у лорда Харта в Астендайне есть деньги, чтобы построить нормальные жилища для тех, кто добывает его любимые драгоценные камни!
Кайсгарт вздохнул, обдумывая это, и поторопил разговор:
– Ну так к чему ты это всё говоришь?
Ренамир подошёл ближе и слегка наклонился к нему, чтобы прошептать:
– Слуги и стражи постепенно встают на мою сторону, они сочувствуют мне и уважают меня. Пока что мы будем прилежно учиться, тренироваться, и я сделаю всё, чтобы тебя не изгнали отсюда. Но запомни: наступит день, когда мне понадобится твоя помощь, потому что… я убью своего отца. И с этого я начну менять всё вокруг.
После дня, когда прозвучало это обещание, прошло почти десять лет. Кайсгарт и Ренамир были уже известными в городе юношами, статными, с щетиной на лице и дерзким блеском в глазах. Их дружба пережила сотни нападок Дивина, осуждение некоторых наставников, слухи самой разной степени мерзости: от странных интриг до того, что сын лорда стал мужеложцем и держит при себе верного любовника. Всё это было ложью и лишь временными неприятностями. Когда пришло время, Ренамир не стал действовать подло, напротив – он открыто вызвал своего отца на дуэль прямо на городской площади, в тени обелиска. Для этого боя были изготовлены по три новых клинка на каждого из них, а биться отцу и сыну предстояло лишь в лёгкой стёганой броне. Это означало, что один удачный выпад может быть фатальным. В половине города тогда остановилось производство, торговля замерла, а зрители приезжали даже из других провинций. Ренамир специально объявил о дуэли заранее – он хотел сделать свой триумф максимально публичным и, заняв место отца, дать людям понять, что он совершенно другой человек с совершенно другими планами.
И вот, настал судьбоносный момент: вечером в середине тёплого мая, когда солнце уже ползло к западному горизонту, отец и сын вышли на арену. Кайсгарт лично передал Ренамиру первый клинок и держал при себе ещё два на случай, если тот расколется или будет выбит слишком далеко. От этого боя зависела и его собственная судьба: если Ренамир проиграет, то его наверняка казнят за годы в замке, которые он своим присутствием выводил лорда Дивина. Или за деньги, которые ушли на его обучение и содержание. Или за то, что, по некоторым слухам, именно он надоумил Ренамира убить своего отца. В общем, Кайсгарт был уверен, что предлогов для его казни хватало.
За последние века Верувина не знала более дерзких вызовов, чем этот, так что домыслов у народа было невообразимое количество. Ренамир ощущал на себе незримое давление всеобщего внимания, но твёрдо стоял на ногах и смотрел на клинок в своей руке. В лезвии отражались длинные волосы, которые золотились под вечерним солнцем, и взгляд мудрого, проницательного человека. Дивин прокашлялся, привлекая к себе внимание, принял клинок от оруженосца и произнёс:
– Жаль! Придётся, видимо, найти себе ещё одну жену и заделать ещё сына, чтобы продолжить род. Ты разочаровал меня, Рен. Очень сильно разочаровал.
Взгляды толпы снова переметнулись от лорда к его сыну. Ренамир опустил меч и крепко сжал его рукоять. Он посмотрел в глаза оппоненту и ответил:
– Что же… это совершенно взаимно, отец. Не проходит и дня, чтобы я не пожалел о том, что родился именно от твоего семени.
– Да как ты…
Дивин в свойственной ему манере был уже готов зареветь на сына, но тот его вдруг прервал:
– Заткни. Свой. Рот!
Дивин опешил от такого обращения и действительно замолчал, невольно исполнив просьбу озлобленного сына. А Ренамир продолжал:
– Твоя самая большая ошибка как раз в этом, отец. Ты вечно думаешь, что никто ничего «не смеет». Люди – лишь подчинённые для тебя, их можно казнить, можно затащить к себе в спальню, можно забирать их деньги, дома, а в тени заключать союзы с местными преступниками, устраивая в городе рассадник негодяев! Всё что угодно ради власти и денег! Я убью тебя и положу этому конец. Я вырежу всю эту гниль из Геллерхола, а затем найду способ вырезать её из всей Верувины!
Дивин, сперва ошеломлённый этой речью, вдруг рассмеялся:
– Ха-а, да ты ещё наивнее, чем я думал! Боги даровали мне безмозглого сына, воистину. Даже если я паду, мой дорогой Рен… надеюсь, однажды ты поймёшь, как ошибался. Поймёшь, что все люди, вот эти все, – он обвёл рукой собравшуюся вокруг толпу. – Все они хотят денег и власти! Они убьют тебя ради неё, как убивают друг друга! Каждый день! А ты… ты просто ещё один тупорылый щенок, который сначала громко тявкает, а потом будет скулить после первого же пинка от судьбы.
– Как скажешь, – хмуро ответил Ренамир и ринулся в атаку.
Он понял, что ничего не добьётся словами, но основная задача его выступления уже была выполнена: противопоставить себя отцу и его убеждениям в глазах толпы.
Шквал яростных ударов обрушился на лорда, и звон стали эхом понёсся по соседним улицам. Ренамир усердно тренировался последние годы, и единственной его слабостью было то, что он забывал про верную постановку ног в пылу атаки. Кайсгарт знал это и наблюдал за тем, как Дивин сжимается под натиском сына, едва успевает блокировать его удары, но глазами ищет удачный момент. После нескольких минут утомительной схватки, когда Ренамир, игнорируя отцовские колкости и оскорбления, продолжал изматывать его, Дивин всё-таки выбрал мгновение, нырнул сыну в пояс и сбил его на землю. Кайсгарт аж дёрнулся от тревоги и был уже готов бросить другу второй меч, но Ренамир пока ещё держался: клинки были отброшены, из фехтовальной схватка перешла в кулачную. Увесистые руки Дивина лупили сына по плечам, и с каждым ударом он что-то выкрикивал:
– Слабак! Всё… было… зря!
Когда наступила короткая пауза после очередного удара, Ренамир сделал то, чему научил его Кайсгарт: скользнул чуть ниже под телом отца, поднял ноги и захватил ими голову Дивина из-за его спины, после чего с размаху ударил грузное тело о выложенную камнями площадь. Ренамир был уже готов освободиться, но лорд не потерял сознание, поднял ногу и вслепую двинул сапогом по лицу сына. Захват Ренамира ослаб, и уже через мгновение старый деспот снова был сверху. Дивин дважды ударил его по лицу, затем слез и пополз за мечом, лежавшим неподалёку. Ренамир перевернулся, сплюнул кровью на камни и попробовал встать, но тут же получил по рёбрам удар ногой, от которого спёрло дыхание. Дивин занёс над сыном клинок и повыше размахнулся, выгибаясь для решающего удара со словами:
