Представьте, что семья не оправилась до конца от тяжелого потрясения. Возможно, из-за пережитого у родителей был в душе такой сумбур, что они не могли контейнировать ни себя, ни детей. Дети выросли и сами стали родителями, которые, в свою очередь, не справляются с задачей контейнирования. Всем членам семьи слишком больно или страшно говорить о пережитом. Они не видят рядом родного человека, которому можно рассказать о своей беде без опаски, – того, кто и сам выдержит, не разрушившись от таких разговоров, и рассказчика поддержит. И люди молчат. То, о чем молчат, живет в семье и передается от родителей к детям и внукам (Болебер, 2010). Первое поколение знает, о чем молчит, и понимает причины этого молчания (слишком больно, страшно или стыдно). Второму поколению, может быть, уже ничего не говорят. Оно чувствует родительский стресс и молчит, не находя слов, чтобы выразить свои чувства. Таким образом появляются люди, передающие информацию, не осознавая, что именно передается. Передающие, поскольку не могут совсем не выражать переживаемый стресс и дискомфорт; так же, как родители, они делают это ненамеренным словом, действием, яркой эмоциональной реакцией. А третье поколение уже и догадаться не может о том, что тут скрываются какие-то тайны (Шутценбергер, 2005). При этом оно продолжает неосознанно передавать дальше семейный стресс и бессознательные «намеки» на скрываемую семьей информацию.
В случае крупных социальных катастроф, когда люди страдают массово, все семьи оказываются в той или иной степени пострадавшими. Как отдельная семья, так и все общество может находиться в стрессе. При этом зачастую молчать людей заставляет не только тяжесть пережитого бедствия (что само собой разумеется), но и ситуация, когда у тех, кто «не болтает лишнего», больше шансов уцелеть. В результате взрослые оказываются в неконтейнирующем окружении и, опасаясь за детей и за себя, пресекают любые опасные разговоры о трагических событиях, то есть создают неконтейнирующую среду в своем доме.
Скрываемая информация всегда в высшей степени эмоционально заряжена. Событие замалчивается, если семье недостаточно внутренних психологических ресурсов или безопасного пространства, чтобы его проговаривать, проживать и делать частью своего опыта (Олифирович, 2016). Всем известно выражение «скелет в шкафу»: это скрываемая человеком информация, способная разоблачить своего обладателя и, возможно, напугать других людей. «Скелет в шкафу» всегда незримо присутствует, определяя темы разговоров, направляя поведение людей. Вместе с теми, кто сознательно хранит тайну, их близкие начинают участвовать в переживании «горячей» темы. Не осознавая, какую именно тайну хранят, они тем не менее вносят свой вклад в ее сохранение и способствуют тому, чтобы она не разглашалась (не спрашивают о том, о чем спрашивать не надо), и при этом передают ее другими способами. В результате в семье с замалчиваемой травмой люди находятся одновременно в двух реальностях: одна – явная, зримая, другая – незримо присутствующая и при этом очень заряженная эмоционально.
Рассказывая слушателям психологических курсов о том, как действует на группу людей «скелет в шкафу», я всегда предлагаю им посмотреть фильм Альфреда Хичкока «Веревка» (1948; по одноименной пьесе П. Гамильтона). Сюжет таков: два друга-студента задушили однокурсника в квартире, которую они снимают, прячут тело, а потом осуществляют дерзкий план: устраивают прощальную вечеринку перед отъездом на каникулы там же, в квартире, где спрятан труп. Они фактически моделируют ситуацию «скелета в шкафу». Здесь можно видеть, как хранители тайны «сообщают» о ней в первый раз: они привели людей вплотную к месту, где находится убитый, и организуют «прощание».
Перед приемом гостей один из убийц повторяет: «Но он все еще здесь»; «Он не заперт»; «Я хотел бы, чтобы мы убрали его отсюда». Далее становится очевидно, что говорящий прав: присутствие покойника оказывается ощутимым для всех – и для тех, кто знает о случившемся, и для тех, кто не знает.
Проявление темы убийства («скелета в шкафу») в диалогах:
Убийцы: «Просто веревка. Обычная в хозяйстве вещь. Зачем ее убирать?» (об орудии убийства). «Филип задушил двух кур» (упоминается способ убийства), – друзья опасаются, как бы их тайна не раскрылась, при этом ведут себя вызывающе, подводя присутствующих вплотную к разгадке. Гости, сами того не подозревая, тоже говорят о произошедшем, ведь не зря «скелет в шкафу» направляет разговор, в котором возникают разоблачающие убийц темы, потому что они ни на минуту не забывают о содеянном («он все еще здесь»).
Гости: «Эти пальцы принесут вам большую славу» (убийце-душителю, играющему на пианино). «Я приглашен на торжественное открытие» (убитый спрятан в сундуке). «Я готова задушить тебя, Брендон» (девушка убитого – убийце-душителю). Таким образом, молчащие о происшествии убийцы вступают в бессознательную коммуникацию с гостями, которые, еще не понимая, откуда в разговоре такие темы, почувствовали, о чем им просигналили, и сами развивают эти темы.
Присутствующим становится все тревожнее, они все больше раздражаются; время от времени кто-то отмечает, что вечеринка странная. Снова и снова звучит вопрос, почему Дэвид (убитый) опаздывает. В головах гостей, еще неосознанно, начинает «складываться пазл»: отсутствие одного из гостей + разговоры об убийстве и способе убийства.
Проявление темы убийства в действиях:
Убийцы: Устроив «прощальную вечеринку» перед каникулами, спонтанно создают обстановку расставания с умершим. Устраивают встречу гостей вокруг сундука («гроба», где находится покойник), на который приносят угощение и свечи. Оставляют на виду веревку, которая привлекает внимание и становится темой разговора. Направляемые «скелетом в шкафу», убийцы, сами того не осознавая, своими действиями показывают, какие события скрывают.
Гости: С вечеринки – вишенка на торте – девушка убитого уходит со своим бывшим парнем. Не осознавая этого вполне, оба почувствовали, что она теперь свободна. Таким образом, мы видим, что «скелет в шкафу» направляет и их действия: слова и поступки организаторов праздника «сложили пазл». Эти двое спонтанно выразили новую информацию в действиях раньше, чем сами для себя отчетливо ее сформулировали.
В конце концов один из гостей, догадавшись о случившемся, возвращается с полпути, чтобы проверить свою догадку.
Из опыта психолога я знаю, что «скелет в шкафу» таким же образом действует на членов семьи, в которой кто-то знает тайну и молчит о ней. Хозяева, знающие тайну, «случайно» себя выдают – то словом, вдруг попадающим «в точку», то как будто ненамеренными, спонтанными действиями. Гости, которым неизвестно, в чем заключается тайна, бессознательно улавливают в общении ее фрагменты, и в головах у них исподволь, незаметно для них самих, «складывается пазл». Он может влиять на мысли человека, на его невольные слова или действия.
Вот пара примеров из жизни современных семей.
Мать все время повторяет сыну-подростку: «Смотри, ни за что не пробуй наркотики». Сын отвечает раздраженно: «Мам, ну что ты опять. Я не собираюсь их пробовать!» На бессознательном уровне в голове сына «складывается пазл»: тема, находящаяся под молчаливым запретом (отсутствие отца уже в течение двух лет) + тема, звучащая навязчиво (опасность наркотиков). Таким образом, о том, что, скорее всего, случилось с отцом, сын давно знает – и вместе с тем не знает. Этот пример я привожу как распространенный случай «постыдной тайны». В семьях, где были репрессированные, «постыдная тайна» тоже не редкость. Далее мы на конкретных примерах рассмотрим, как семейные тайны могут воздействовать на детей.
В семье растет дочь-подросток. Она – приемный ребенок, но, как часто бывает, это тщательно скрывается. (В нашем обществе детям про такое обычно не рассказывают, и тайна усыновления охраняется законом.) Вдруг однажды в пылу ссоры с родителями дочь в сердцах заявляет: «Лучше бы я жила в детдоме!» Родители в шоке.
