— Доброго денька, — раздалось где-то над головой и Рад обернулся.

В шаге от него, преисполненный широкой улыбкой стоял человек в замшевом пальто строгого покроя и «федоре» горчичного цвета. Сухопарый, с длинной шеей, увенчанной клетчатым шарфом и алым галстуком поверх накрахмаленной рубахи, он всем своим видом напоминал эдакого гангстера со старой киноленты, однако внушал не скрытую опасность, а скорее интерес. В его длинных костлявых пальцах непринужденно болталась хозяйственная авоська самого простецкого образца — что, нужно сказать, вносило немалый сумбур в общий стиль — а худое, в меру морщинистое, с донельзя впалыми щеками лицо излучало добродушие и ум весьма нетривиальных габаритов.

— Простите… Мы знакомы? — оторвавшись от сонных мыслей выговорил Рад и выпучился на внезапного гостя.

— Пока что нет, — бодро отозвался мужчина. — Но разве стоит пренебрегать возможностью непринужденной беседы из-за такой сущей мелочи? К тому же двое состоятельных духом и способных говорить на одном и том же языке людей имеют все шансы это исправить. Я Мак, — представился он и, сделав ещё шаг к кофейному столику, протянул руку. — Макар Альбертович Казенхам. Вряд ли моё полное имя вам о чем-нибудь скажет. Так что зовите меня коротко. Так будет удобнее.

Рад выставил раскрытую ладонь в ответ.

— Так вы позволите? — указав на свободный стул, поинтересовался долговязый. — Я всегда полагал, что залы ожидания созданы для того, чтобы ожидать, а в аэропортах тем более… Да ещё и в такое время, когда добропорядочным пассажирам часами приходится искать себе занятие, пока службы этого «голубиного гнезда» готовят к вылету очередной самолет… Х-м-м… Дельце, согласитесь, не из приятных. Потому, прошу вас, не смущайтесь. Нет ничего зазорного в том, чтобы помирать со скуки не одному, а в хорошей компании.

— Да, не возражаю, — равнодушно пожал плечами Рад и, отвернувшись, вновь уставился перед собой.

За огромным панорамным окном закусочной, что располагалась вдоль всего полукруга верхней площадки зала для ожидающих, виднелись белесые пунктиры нескольких взлетных полос и далекие, окружённые вечерним багрянцем макушки соснового бора.

— Кхем-кхем… — спустя минуту неуютного молчания закашлялся долговязый и принялся выстукивать ритм какой-то задорной песенки.

— Ох, простите, — встрепенулся Рад. — Всегда испытывал некоторую слабость к закатному солнцу и краскам, которыми оно наполняет мир. Жаль, что это явление — редкость в здешних широтах, — добавил он, обращаясь к странному соседу и с интересом примечая стальную, чуть ли не отливающую металлом, седину на висках, выпирающих из-под пол шляпы. — Может быть, кофе, господин… Мак?

Рад выудил пустую чашку из покоящегося посередине стола совершенно безвкусного набора посуды, приподнял кофейник с давно остывшей черной жидкостью и замер в ожидании.

— Ну, разумеется, — осклабился собеседник. — Только для начала мне бы хотелось знать, как всё-таки величают моего щедрого попутчика. Не желаю вас оскорбить, молодой человек, но не в моих привычках принимать пищу или питьё от незнакомцев.

— Родион… — немного опешил Рад. — Родион Арсеньевич Дорин.

Сам Рад, как и многие в эпоху больших и зычных имен, любил сокращения, а размышляя или беседуя с собой, предпочитал проговаривать собственное «ф.и.о.» в виде аббревиатуры. Однако будучи мужчиной добрых манер, счел необходимым представиться в полной мере.

— Ну вот, другое дело, Родион. Отрадно познакомиться. Теперь можно и кофе, — заулыбался долговязый, подставляя предложенную тару под смоляной ручеёк.

Когда кружка заполнилась до половины, он сделал глубокий глоток, крякнул, не ясно то ли от удовольствия, то ли поддавшись накатившему от ледяного кислого варева приступу тошноты, и, закинув ногу на ногу, принял величественную и скучающую позу.

— Куда-то летите? Ожидаете прибытия родных? Или проводите свободное время, любуясь ландшафтом? — поинтересовался Мак.

— Лечу, конечно. В Японию, по службе, — пояснил Родион. — Кто же в здравом уме станет торчать в аэропорту просто от нечего делать? Будь у меня свободная минутка, я бы нашел ей куда более приятное применение.

— Понимаю, — отозвался Мак. — Всех нас властью чужих забот вечно несет туда, где нам быть не хотелось бы.

— Почему?

— Что почему?

— Почему не хотелось бы? — потупился Родион. — К примеру, я с нетерпением ожидаю, когда смогу побродить по дышащим феодальной древностью улочкам Киото. Жаль только времени мало. Боюсь, что как только закончатся первые переговоры, меня тут же запихнут в поезд и отправят в Токио, где стариной, конечно, уже и не пахнет… Однако тоже есть на что поглазеть.

Рад задумчиво улыбнулся, но тут же смахнул пелену мечтаний прочь и вернулся к беседе.

— Так почему не хотелось бы? — повторил он.

— Н-у-у… — загудел долговязый. — Хотя бы потому, что это весьма опасно.

— Опасно?

— Вне всяких сомнений, — кивнул Мак. — Сильные мира сего без конца насылают на многострадальные острова то цунами, то землетрясения, то множество иных, не менее неприятных бед. Да ещё в последние годы участились случаи пробуждения Дзёрогумо. Ох и пренеприятнейшие же твари. Подумать только, в столь развитом, вполне цивилизованном мире до сих пор сохранились реликты, способные пожрать человечество целиком. И ладно бы древнее божество какое, Миктлантекутли там или пресловутый Ктулху… Но нет, нашему всеобщему благоденствию угрожают орды взбалмошных девиц, отрастивших себе пониже пупка восемь мохнатых лап и паучье брюхо. Наглость… Просто исключительная наглость! — долговязый возмущенно всплеснул руками. — И главное, лезет эта зараза прямиком из вашей ненаглядной Японии. Так что, голубчик, советую вам быть поосторожнее.

Родион Дорин считал себя персоной крайне начитанной и некогда интересовался многими небылицами, но в мифы и прочую чепуху предпочитал верить слабо. Он быстро припомнил легенду о Дзёрогумо, где говорилось о чудовище — девушке с телом огромного паука, питавшейся заплутавшими путниками, но, решив, что попросту не понял странной шутки, так же лихо отбросил бредовые опасения и сосредоточился на первой части тирады чудаковатого знакомца.

— Что вы имеете в виду? — поджал губы Рад.

— На счёт Дзёрогумо? А-а-а… Это такие старинные чудовища, невесть как дожившие до наших дней. Ну надо же, — снова взбеленился долговязый, — все прочие сгинули, а эти пробудились. Куда катится мир?

— Нет. Вы упомянули о неких «сильных». И кто же это по-вашему?

— Кто? — Мак пренебрежительно хмыкнул и неопределенно указал пальцем куда-то в вечернюю даль. — Кто-кто… Знамо кто — «они». Неужели не догадываетесь?

— Нисколько, — отозвался Родион.

— Эх, юноша, ответ прост и лежит прямо перед вами. В нашем варианте бытия только одна страна способна на всякие там глобальные интриги и только она суёт свой длинный нос в любые чужие дела, так и норовя подложить соседу что-нибудь хрюкающее. Про них все знают.

Последние слова долговязый выделил особым пренебрежением и замолчал.

— Ну, хорошо, — решил подыграть Рад. — Допустим, некие тайные «они» существуют. Скажем, в виде не менее тайной группы, организации заговорщиков. Каким образом горстка людей или даже пускай целое государство может вызывать стихийные бедствия?

— Очень просто, — приподнял левую бровь седоволосый. — Вы слышали что-нибудь о системе ХААРП?

— Конечно. Это же довольно известный научно-исследовательский проект по изучению ионосферы.

— А про ХАББЛ?

— Ещё бы, — оживился Родион. — Кто не знает о самом крупном космическом телескопе? В колледже я с упоением слушал курс астрономии и твердо уверен, что ХАББЛ — наиболее передовой инструмент в познании космоса. С помощью него ученые следят за опасными кометами, открывают массу планет вне нашей системы и даже смогли определить возраст Млечного пути.

— Угу, — неодобрительно промычал долговязый. — Только я вам вот что скажу: всё это чушь и ничего они там не исследуют.