– Ох, герр! – воскликнула молодая женщина (хорошенькая, наметанным глазом определил Шрайбер). – Не могли бы вы мне помочь?

– Конечно, фройлен. С великой радостью!

Улыбка стала застенчивой.

– Я не могу уснуть, а пробка в бутылочке со снотворным слишком тугая, мне ее не вытащить.

– О, фройлен! Конечно! Где бутылочка?

Прошло несколько минут после того, как полковник устремился на помощь фройлен. Юный хлыщ, сосланный отцом в провинцию за неумеренное мотовство, сполз в кресле, прикрылся газетой и похрапывал. Мать и дочь взирали на него с алчностью голодных хищниц. Священник читал. Когда дверь салона распахнулась, ударившись об стенку, все пассажиры дружно подпрыгнули. Возникшая на пороге фигура капитана отчего-то не внушила им спокойствия.

– Так, – изрек Бреннон, словно щелкнул зубами волк. – Эти здесь. Отлично. Надеюсь, вы не собираетесь покидать салон?

– А что? – вскинулся столичный юноша. – А почему?

– Потому, – емко ответил Кеннет. – В силу непреодолимых обстоятельств вам придется провести ночь здесь.

Он пересек салон и запер вторую дверь, выходящую на правый борт. Потом закрыл ставни иллюминаторов. Запер и их.

– Что вы делаете? – возмущенно спросила матушка.

– Везу вас в Шеннингхерст, – огрызнулся капитан, захлопывая за собой дверь. Послышался щелчок замка.

Кеннет знал, что по выходе из заточения пассажиры его съедят, но охранять стадо проще, когда оно сбилось в кучу, а не разбрелось по всей лужайке. Редкий пастух проявлял такую бешеную активность, как капитан Бреннон, рыская по «Аберрейн» в поисках пассажиров. Поэта, едущего за вдохновением, он отловил на баке – несчастный кретин строчил стишки, глядя на звезды. Старик-ученый «дышал свежим воздухом» на корме. Пара молодых медиков прилежно надиралась в своей каюте, явно намереваясь заспиртовать свои внутренности. И только молодая веснушчатая учительница спала, благоразумно запершись в каюте изнутри.

Наконец, собрав пассажиров в салоне, капитан утер лоб и окинул скептическим взглядом результат своих трудов. Девять пассажиров набились в салон, как сельди в бочку, и молча, кто сердито, кто недоуменно, смотрели на Бреннона. И все равно, как подсказывала «Аберрейн», кого-то не хватало.

– Все здесь? – спросил Кеннет. Ученый поправил пенсне и обвел салон взором естествоиспытателя.

– Кажется, отсутствует этот шумный солдафон, полковник, как его…

Глухо выругавшись, Бреннон пулей вылетел за дверь.

– Эй, герр полковник! Э-э-эй! – позвал капитан, далеко не уверенный в том, что теперь безопасно орать в ночи. Черт знает кто отзовется. – Эй, герр полковник!

– Да здесь я… – ворчливо донеслось в ответ, и из тени вынырнула массивная фигура Шрайбера. – Совершаю моцион перед сном. В чем дело?

– Все пассажиры должны находиться в салоне, – холодно ответил Кеннет.

– Почему?

– Потому что так безопаснее. Вас может смыть за борт.

– Опять эта душная кладовка, – проворчал Шрайбер и косолапо побрел за капитаном. Бреннон скосил глаза на полковника. Как там говорят – «от сердца отлегло»? Что-то не чувствуется. А должно бы – пассажир жив-здоров. Да и «Аберрейн» как-то насторожилась. Перед дверью в салон капитан пропустил Шрайбера вперед и вдруг замер. Померещилось или это снова – едва уловимый запах крови?

– Ну что, так и будем стоять? – сердито буркнул полковник, и рука Кеннета легла ему на плечо.

– Сэр… то есть герр…

– Какого черта?! – рявкнул Шрайбер, когда Бреннон наклонился к нему и обнюхал шею. Полковник сердито рванулся, но капитан успел оттянуть пальцем воротник-стойку и в свете фонаря перед дверью увидел на шее герра пару темных точек.

Капитан даже не успел понять толком, что это значит, как глаза Шрайбера почернели и он бросился на Бреннона. Кеннет отскочил, а старушка «Аберрейн» не подвела – палуба качнулась, он устоял, привычно спружинив на ногах, полковник же кубарем укатился к фальшборту.

Бреннон не хотел его убивать, дробби оказался в руке сам собой. Капитан рассчитывал оглушить пассажира чем потяжелее, связать и запереть в его каюте до прибытия в порт, но теперь сомневался, что его можно выпускать к другим людям. Шрайбер зашевелился, пугающе молча; Бреннон подумал, что силищи у такой туши должно быть немерено, и в этот миг ощутил… присутствие. Холодный ветерок по затылку, слабый запах крови и тления, нечто, мелькнувшее на грани видимости…

Полковник поднялся и с неожиданной прытью кинулся на Кеннета. Бреннон уклонился от широко раскрытых «объятий» и пнул противника в голень, а затем врезал прикладом в челюсть. Шрайбер без единого крика упал на палубу, а оно метнулось снова, справа – и за спину, Бреннон круто развернулся следом за ним и вслепую спустил курок. Над «Аберрейн» пронесся пронзительный крик, и оно исчезло.

Капитан опустил глаза. Чуть дальше, около фок-мачты, темнело пятно. «Аберрейн» протестующе застонала, и Бреннон с разворота двинул полковнику кулаком по физиономии. Шрайбер рухнул как подкошенный, и Кеннет навалился на него всем весом. Дробби пришлось выпустить из рук, чтобы связать полковника его же кушаком. Бреннон обмотал его ноги шнуром с мундира и заткнул Шрайберу рот платком. Затем Бреннон подобрал дробби, снял фонарь с крюка над дверью и подошел к пятну крови. Оно было темно-пурпурным, матово-блестящим и напоминало стекло.

«Проклятие!»

Теперь этой твари снова придется подкрепиться, хотя она и так ни в чем себе не отказывает.

«Здоровый аппетит, мать твою!» – злобно подумал капитан. Пять человек заперлись в кубрике, десятеро – в трюме, девятерых Бреннон охранял, как сторожевой пес. Кеннет обернулся к полковнику. Десятый, хрипло дыша, пытался прожевать кляп. Есть ли теперь смысл беречь полковника? Раз уж его один раз укусили… Кеннет нахмурился, припоминая деревенские байки о дирдайле – прекрасных бледных дамах, которые подкреплялись кровью своих кавалеров.

Что, если полковник сейчас превратится в такую же кровососущую тварь? Капитан потер подбородок. Если бы люди становились упырями с одного укуса, то в мире уже проходу не было бы от вурдалаков. А этот здоровяк явно страдает полнокровием, и небольшое кровопускание… Неужто, чтобы довезти девятерых, придется скормить твари десятого? А почему нет? Правда, чутье подсказывало капитану, что кровосос с такими аппетитами едва ли ограничится одним полковником, пусть даже и столь крупным.

«Может, если сунуть этой падали наживку, то она клюнет, и тогда…»

Но что тогда? «Аберрейн» может лишь помогать ему, все остальное придется делать самостоятельно. Бреннон взглянул на полковника – его глаза были пугающе пустыми.

– Нет, это просто неслыханно! – кудахтала фрау Лидманн, обмахивая дочь платочком. – Какое хамство! Какая грубость! Я сделаю все, чтобы у этого животного отозвали капитанский патент!

Старик-ученый поправил пенсне. Молодая учительница зевнула и закуталась в шаль.

– А что случилось-то? – спросил столичный юноша. Медики тихонько квасили в уголке салона, не отвлекаясь на мелочи жизни.

– Мне кажется, на борту оказался преступник. Опасный, – сказал старичок. Женщины замерли.

– Преступник? – Голос фройлен Лидманн взвился к верхнему «си».

– О боже, – сказала учительница. – Как хорошо, что капитан нас разбудил! Нас могли бы перерезать в каютах по одному! Герр, вы думаете, капитан его поймает?

– Нам нужно надеяться, фройлен, – сказал ученый.

– Неужели это герр полковник? – покачала головой фрау Лидманн. – А с виду такой приличный человек! С крестом Георга!

– Мошенников полно, – покровительственным тоном ответил молодой человек из столицы. – Этих крестов из стекляшек вам любой понаделает. Полковник, кстати, единственный отсутствующий.

– Я слышала, что его попросили помочь с бутылочкой снотворного, – сказала фройлен Лидманн. – Женским голосом. – И она обвиняюще уставилась на рыжую учительницу. Девушка покраснела от возмущения.

– Я прекрасно сплю и никогда не пользуюсь снотворным!