Пролог

Унылый скрип незакрытой и потому шатающейся от ветерка старой облезлой калитки огласил неожиданно многолюдный двор давно богом позабытой развалюшки на окраине разросшейся деревеньки. Посёлком городского типа здесь не пахло — самая что ни на есть деревня, из тех, в существование которых глубоко городские жители уже давно не верят.

Облезлый куст шиповника с чернеющими высохшими еще осенью листьями не стремился прикрыть облезлый бок полугнилого обколупавшегося крылечка, невысокого, четыре ступеньки всего, да и те прадед как не для себя, а для врагов делал — на полстопы шириной. Тем не менее, на нагретой скупым в марте солнцем светом предпоследней задницу Веста уместила.

Пальцы грели еле тёплые бока старой низкой чашки с шершавым сколом вместо ручки, а душу сердитые пыхтения Пашки — лучшего друга и по совместительству непосредственного начальника.

Павел вообще довольно забавно смотрелся среди луж и сырых завалов тёмной прошлогодней листвы, в которых где ржавые бока ведра проглядывали, а где черенок граблей в своих лакированных черных туфлях и бежевом пальто.

Впрочем, Веста в своих узких брюках и белой рубашке с закатанными по локти рукавами тоже не сильно вписывалась к бледно-зеленым хлопьям старой краски на потемневшем дереве.

— Паш, вот чего ты припёрся? — беззлобно прошелестела Веста, когда молчание начало давить на мозги.

— Я чего приперся? — растерялся Павел, тыча себе в грудь указательным пальцем, — Я? — голос становился выше, по мере сокращения расстояния до крыльца и в край охамевшей подчинённой, — Вест, а кто, если не я, проверит чем ты там закинулась, когда решила выкинуть этот номер? Опять практикуешь шаманство с курительными травами?

— Если тебе интересно, — на тонких губах заиграла одна из тех улыбок, которые Пашу уже много лет раздражали, если не бесили, — То я ничем не закидывалась.

— Мне интересно, какого чёрта, Чернова? — наклонившись, он настойчиво пытался заглянуть в бесстыжие глаза подруги детства, пока та сама не вскинула голову и не посмотрела открыто в ответ, — Что ты на меня уставилась?

— Если я заявление на отпуск задним числом напишу, ты от меня отстанешь? — осведомилась Веста, прихлюпнув из чашки уже совсем остывший чай.

— В конце квартала? — ехидно уточнил Павел, карикатурно передразнив надменное выражение лица девушки.

— Отчёт-то я закрою, ну, — заверила девушка, словно иного и быть не могло, ага, нашла кому заливать.

— У тебя тут даже интернета нет, — указал пальцем Павел, почему-то, на крышу, будто старый, местами битый шифер виноват, что в этом покинутом всеми доме нет интернета.

— Зато есть флешка со всеми таблицами, — отмахнулась та, — Пришлёшь через пару дней кого-нибудь забрать отчёт.

— А, — вскинувшись, вдруг протянул Паша, — Я понял, это ты просто отчёт переделывать, если что, не хочешь, вот и слиняла из города, — покивал сам себе и сложив руки на груди, важно продолжил, — Так я не поленюсь и десять раз, да даже двадцать раз прислать к тебе помощника с замечаниями.

— Жалко Костю, — вздохнула фальшиво Веста, отставив чашку, утратившую привлекательное тепло на край деревянного выступа сбоку, удерживающего кривую балку, подпирающую угол массивного навеса над крыльцом.

— Вест, — вздохнул устало Паша, опустив руки и поднявшись на первую ступеньку, опустился рядом, притеревшись бедром и плечом к её, — Ну что случилось? — участливо и абсолютно искренне поинтересовался друг, — Тебя обидел кто? С мужем поругалась?

— Тебе так трудно поверить, что я просто захотела на свежий воздух? — вздохнула девушка, даже не думая отодвигаться или возмущаться.

— Когда неожиданно всё бросают и подаются в какие-то ебеня, где даже сеть через раз ловит, то это либо коллекторы преследуют, либо убил кого-то… Ты убила кого-то?

Закатив свои невозможные синие глаза, Веста покачала головой.

Бытует мнение, что у любой и каждой девушки есть друг, с которым они, если вдруг что, поженятся. Паша и Веста были такими друзьями с малолетства. Вместе пережили и школу, и институт, и спробуждение сил, и первое разбитое сердце, и развитие бизнеса с нуля.

Пашке перепало неплохое наследство, обеспечившее неплохой старт бизнесу. Классное было время, когда они сутками не вылезали из пустого офиса и занимали сразу по несколько должностей. Это сейчас, спустя пять лет и полный штаб, и этаж повыше, и окна пошире. А тогда делили один дошик на двоих и верили в успех.

Вспоминая это все сейчас, Веста думает, что ни черта и не изменилось. Пашка как держал её под крылышком, курица наседка, так и держит. Вот любые попытки, так сказать, сепарироваться и приводят к скандалам. Всё-таки деревенька-то эта в восьмидесяти километрах от родного города.

— Мне стрёмно оставлять тебя здесь одну, — пожаловался друг, — Дверь хоть закрывается на замок?

— Если бы не закрывалась, я бы здесь не ночевала, — фыркнула Веста.

Дверь ничуть не беспокоила её ночью, а вот окна… Дребезжащие от ветра, мутные от грязи стекла действовали на нервы, но утомлённая долгой дорогой Веста и под этот шум смогла уснуть.

— Ты даже домой не заезжала, — не вопрос, а утверждение.

Она опустила взгляд на свою вчерашнюю мятую рубашку и пожала плечами:

— И что?

— Вещи привезу, — поднявшись и положив на макушку девушки ладонь, Паша растрепал и без того лохматые волосы.

— Что бы я без тебя делала, — улыбнулась она, на этот раз искренне.

— Да ну тебя, — отмахнулся Павел и беззлобно добавил: — Идиотина мелкая.

Бардового цвета шевроле, Веста называла этот цвет мажорским, забуксовал в раскисшей от ночного дождя земле и срываясь с места, обдал брызгами грязи бочину припаркованного ближе к заборчику нисана.

— Козёл, — привычно бросила она вслед другу и притворив скрипучую калитку, опустила в петельку крючок, который беспрепятственно можно открыть с внешней стороны, чтобы та не раскрывалась.

Поежившись, девушка решила, что будет досадно, а откровенно говоря тупо, слечь с продутой спиной в первый же день свободной деревенской жизни и вернулась в дом. В крошечной прихожке, касаясь пыльных курток деда, она пыталась выбрать ту, в которой будет удобно возиться на улице. Победила старая куртка цвета хаки с потертыми рукавами и порванным карманом, в который Веста было сунула руку с телефоном, но вовремя спохватилась и переложила во внутренний. Так точно не потеряет. Дедовы ботинки оказались велики, но под дополнительный шерстяной носок, отыскавшийся в неподъемном шкафу, чувствовалось комфортно.

Стянув с запястья тонкую черную резинку для волос, Веста собрала не особо длинные волосы в кривой хвостик с петухами. В доме можно было бы поискать расчёску, она помнит с детства, была у деда любимая коричневая, без двух средних зубчиков, но она не стала возвращаться, решив, что пожухлая листва не обидится на неё за непрезентабельный внешний вид.

Оглядевшись, она пыталась вспомнить, где видела грабли и зацепившись взглядом за кусок черенка, выглядывающего из грязно-желтого, понадеялась, что не наступит случайно на острые зубья.

Телефон во внутреннем кармане молчал и за физической работой получалось не думать.

Собирая листву в кучу, она старалась лишь огибать дорожки. Дорожки было громко сказано — утонувшие в грунте и частично поросшие мхом бетонные плиты. Несмотря на то, что мох сейчас был невнятного желтоватого оттенка, соскребать с бетона его не хотелось. Девушка помнила, как в щелях между плитами росли ромашки, не такие, как на клумбах в городе. У этих были крупные, ярко-желтые сердцевины и мелкие белые лепесточки, редко расположенные симметрично. Маленькой Весте нравилось срывать ароматные соцветия и растирать между пальцев, чтобы лёгкий цветочный шлейф шёл за ней по пятам.

Погрузившись в воспоминания, она не сразу заметила, что кто-то уже несколько минут настойчиво привлекал её внимание.

— Что? — растерялась она, обернувшись к боковой стене забора, за которой возвышался внушительный старый, но ухоженный домина. Рассматривать было некогда, внимание быстро перекочевало к неожиданному нарушителю Вестова спокойствия.