Яркие вспышки приковывают взгляд. Я смотрю на них, не отрываясь, широко раскрытыми от изумления глазами. Происходящее так завораживает, что я невольно испытываю трепет. А ещё счастье! Счастье от осознания того, что Макс сейчас, в этот невероятный момент рядом со мной, счастье от осознания того, что я больше не одинок и никогда больше не буду одинок.

Благодаря ей это лето стало моим самым ярким воспоминанием – это она сделала его таким. Если бы она не появилась в моей жизни, это лето было бы таким же пустым и одиноким, как и все предыдущие. Но она появилась. И наполнила смыслом мой мир.

Это был первый день лета. Наконец-то можно было просто сидеть на лавке и смотреть на асфальт. Никуда не торопиться, не прокручивать в мыслях дела и планы. И вдобавок погода стояла просто фантастическая: ни облачка на небе – только бездонная синева и солнце, припекающее с такой силой, что будь то середина лета, я, наверно, проклинал бы его, но тогда, в первый день лета, после долгих весенних дождей, это пекло было именно тем, чего так не хватало. Поэтому я просто сидел и, зажмурившись, подставлял солнцу свою физиономию, наслаждаясь теплом.

Красное пламя, сиявшее сквозь закрытые веки, сменилось тенью. В мгновение, прошедшее прежде, чем я успел открыть глаза, мелькнула мысль, что туча сейчас была бы совсем некстати. Но ещё более некстати оказался Лом, которого я увидел перед собой. Вообще-то, изначально его так прозвали, потому что он был Ломакин, но некоторые считали, что он Лом, потому что длинный и тощий. Это меня не особо волновало, а вот то, что он постоянно докапывался до меня, не волновать не могло. Вот и тогда он не смог пройти мимо:

– Э, Чудила!

Отвечать ему было бы глупо, поэтому я молчал.

– Тугой, что ли?

Вот докопался. День у него, что ли, был бы прожит зря, если бы он до меня не докопался. Кто-то рождается, чтобы полететь на Марс или, по крайней мере, запустить к Красной планете трактор с навозом в кузове. Кто-то – чтобы вырастить самую большую капустную голову и увековечить свой род гербом с капустой. Кто-то – чтобы завоевать пол-Европы и дать название пирожному. Ну, а кто-то родился, видимо, исключительно для того, чтобы докапываться до меня.

– Вот лох. Опять завис, – голос Лома отвлёк меня от размышлений о его роковом предназначении. Он толкнул меня в плечо.

– Отвали, – ответил я со сдержанной злобой.

– О, голос проклюнулся! – обрадованно воскликнул Лом. – Тебя, значит, просто надо потрепать маленько – глядишь, нормальным человеком станешь.

С этими словами он схватил меня за рукав футболки, стащил с лавки и отвесил пинка. Я попытался пнуть его в ответ, но он отскочил в сторону и снова толкнул меня в плечо.

– На ринг выходит Злобный Чудила! – растягивая слова, раззадориваясь, заорал он, намереваясь вдоволь повеселиться.

Не знаю, чем бы всё это закончилось. Скорее всего, как обычно, но тут подошла Юлька. Не знаю, просто тусовались ли они тогда вместе или встречались. Мне было всё равно. Она всегда была ему вполне под стать.

– Хорош, Лом, оставь его! – с гримасой презрения сказала Юлька. – Дался тебе этот Чудила! Руки только марать. Пошли уже, опаздываем!

– Сиди – тупи дальше! – бросил на прощание Лом, неожиданно пнул меня ещё раз и пошёл куда-то с Юлькой.

Я хотел догнать и пнуть его в ответ, но не стал. Я не собирался опускаться до его уровня! Вместо этого я сел обратно на лавку и хотел вернуться к своему приятному времяпрепровождению, но, конечно, настроение было уже совсем не то. И от этого было вдвойне паршиво на душе. Лето, которого я с таким нетерпением ждал, начиналось так дерьмово. Проклятый тупорылый Лом!

В голове стали роиться мысли, как можно было ему отомстить: проколоть колёса у его мотика, написать на стене краской что-нибудь мерзкое про него, разузнать номер его телефона и оформить подписку на какую-нибудь фигню. Один вариант был прекраснее другого, но я понимал, что сделав что-то такое, я лишь докажу себе свою ущербность. Это значило бы, что я и правда Чудила. Сейчас же я знал, что для него я Чудила лишь потому, что он не способен подняться до моего уровня. И эта мысль успокаивала меня и мало-помалу убедила меня не мстить ему. Настроение стало чуть лучше, но неприятный осадок всё равно остался: казалось, популярность Лома и моё одиночество говорили о том, что, возможно, прав был всё-таки он, а не я.

Изучая взглядом асфальт и погрузившись в свои мысли, я не заметил, как ко мне подошла она. А она просто взяла меня за руку и потянула за собой:

– Идём!

Это произошло до того неожиданно, что я даже не успел понять, что произошло. Я просто встал и пошёл за ней. Я чувствовал её руку в своей и не мог поверить, что ко мне прикоснулась девушка. Этого просто не могло быть. Но её рука, нежная, тёплая рука – я чувствовал её и не мог не следовать её зову.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я оторвал изумлённый взгляд от её руки и поднял глаза вверх. Её огненно-рыжие волосы походили на пламя. Взгляд её ярких голубых глаз был устремлён вперёд. Аккуратное личико, украшенное крапинками светлых веснушек, очаровывало. Да она вся очаровывала! На ней был зелёный топ и короткие джинсовые шорты, а невысокий рост компенсировался сетчатыми кроссовками на высокой подошве.

Меня словно пронзила молния, и я, содрогнувшись, вырвал свою руку и остановился.

– Кто ты?

Она обернулась, взглянула на меня своими лазурными глазами и рассмеялась. Её смех был таким непривычным. Обычно надо мной смеялись с гоготанием или ухмылкой. Её же смех был каким-то невинным, добрым.

– Мы познакомимся поближе чуточку позже, – заявила она, – а пока позволь мне показать тебе одно классное место. Тебе понравится!

Она вновь решительно взяла меня за руку, и я больше не сопротивлялся, хотя всё это было в высшей степени странно. Мои логические умозаключения никак не приводили к какому-либо более-менее разумному объяснению происходящего. Однако постепенно доминирующей версией стала следующая: должно быть, Лом или кто-то ещё из его дружков-придурков подговорил её, чтобы она куда-то завела меня, а потом… Вариантов, что могло произойти потом, я придумал целую уйму.

Так я размышлял тогда. Хотя и тогда уже её образ не вязался у меня с коварством. Что-то было в её глазах, в её лице такое искреннее и чистое, что само подозрение в коварстве было отвратительным. Но разум считал так, как считал.

За этими размышлениями, а может быть, будучи очарованным ей, я совершенно упустил из виду наш маршрут. Мне всегда было свойственно ходить в задумчивости, не обращая внимания на окружающих, обычно ноги сами шли привычной дорогой. Тогда же, ведомый этой удивительной девушкой, я оказался в совершенно незнакомом мне месте. Это была окраина города. Далеко за спиной остались гаражи. И незаметно для меня мы успели даже пройти метров сто по едва заметной тропинке, пролегавшей через луг, пока не упёрлись в металлическое ограждение. Только тут, когда она наконец отпустила мою руку и, ловко взобравшись на ограждение, обернулась на меня в ожидании, я вышел из оцепенения.

– Давай уже залезай! – поторопила она меня.

Было уже глупо отступать, поэтому я последовал её примеру. Спрыгнув с другой стороны, мы пошли дальше через луг и через несколько минут вышли на железнодорожные пути. Более того, взору моему предстали десятки путей, сходившихся и расходившихся. Повсюду в тупиках стояли ржавые вагоны и цистерны, поломанные вагонные тележки, дрезины и даже локомотивы электричек и тепловозы. Я вытаращил глаза и ошарашенно спросил:

– Где это мы?

– Это кладбище поездов, – ответила она с довольной улыбкой. – Я знала, что тебе понравится! Сюда свозят железнодорожную технику, пришедшую в негодность. Её могли бы сдать в металлолом, но там какие-то сложности с правами владения. Из-за неразберихи временно свозят сюда, и время превращается тут в вечность. Так эти отслужившие своё механические трудяги обретают тут вечный покой.