Единственным известным источником хроники Быховца является Ипатьевская летопись, откуда хронист заимствовал сведения о правлении князя Миндовга и событиях произошедших после его смерти[21]. Естественно, что при решении поставленного вопроса именно это место хроники представляет наибольший интерес. Приведем несколько параллельных отрывков из летописи и хроники.

При сравнении летописи и хроники видно, что хотя тексты их очень близки, однако местами они не совпадают. Так, в летописи сказано «на нѣ», а в хронике «на них»; в летописи «приѣхаша», в хронике «приехали»; в летописи «слы», в хронике «послы»; в летописи «сгада», в хронике «сдумал»; в летописи «с братомъ си», в хронике «з братом своим»; в летописи «нъ нѣ исполниша», в хронике «да не исполнили» и т. д.

Второй отрывок приводимого здесь текста начинается в летописи со слов «во осень». В издании Нарбута эти слова переданы как «у восени», а в томе XVII ПСРЛ «ув осени». Неизвестно, получилось ли так в ПСРЛ в результате опечатки или же редакция сделала поправку сознательно, но во всяком случае правильно эти слова переданы в издании Нарбута (белорусы произносят слово «осень» с придыханием: «восень»). Затем в летописи написано «нача», в хронике «начал», в летописи «и землѣ», в хронике «из земли».

В других местах, описывая события XIII века, автор хроники употребляет выражения «маршалок», т. е. маршал, «воевода» (в смысле «руководитель воеводства») и т. д., тогда как в XIII в. ни маршалов, ни воеводств еще не существовало. В общем, хронист, передавая древний текст, частично переделывал его, придавал ему современное звучание, причем все эти переделки производились по линии замены древнерусской терминологии и оборотов белорусскими, а не польскими, из чего следует, что они делались тогда, когда рукопись писалась кириллицей. И тем не менее можно предположить, что в отдельных случаях переписчик заменял белорусские или древнерусские слова польскими. Так, например, в огромном большинстве случаев Польша в хронике называется «Коруна Польская» или же «Ляхи», но в конце текста это государство несколько раз названо по-польски — Polska, — что, всего вероятнее, сделал последний переписчик.

Переписывая текст хроники латинскими буквами, писец не придерживался определенной системы, т. е. передавал одну и ту же букву оригинала несколькими буквами латинского алфавита. Так союз и он передавал всегда буквой у (игрек), но в строке та же буква и чаще передается знаком i, иногда же и у; тем же знаком у всегда передается буква ы, и поэтому, читая текст, невозможно определить, где в оригинале стояла буква и, а где ы. Буква и передается и буквой у и j. Для примера приведем отрывок предложения, напечатанного на столбце 484 тома XVII ПСРЛ: syn Woyszelk ze y dszczy. Значит здесь в первом случае знаком у (игрек) передана буква ы, во втором й и в третьем и. В слове «избитых» (yzbytych, стб. 517) знаком у два раза переданы буквы и, а один раз ы. Очень по-разному передавалась и буква ѣ: посредством е, i, y, о, je, ja; лето — leta; собѣ — sobe; роздѣливѣ — rozdeliwo; оттолѣ — odtoli; приѣди — przyedi; оусмотрѣвше — usmotriwsze; своѣ — swoja и т. д. (ПСРЛ, г. II, стб. 858-861; т. XVII, стб. 481-484). В белорусском языке есть г глухое и г взрывное, причем взрывное встречается очень редко. Кириллицей первый звук передавался знаком г, а второй кг. В польской транскрипции эти звуки переданы, как это соответствует латинскому алфавиту, т. е. в первом случае буквой h, а во втором g, но в начале рукописи писец пытался повторять знаки оригинала буквально, т. е. в том случае, когда в оригинале стояло кг, он передавал их латинскими буквами kh (Khrawz, Khrump), но в тоже время производное от «Гравжа» слово «Гровжишки» на той же странице написано как Growzyszki и фамилия Гаштольд как Gasztolt (стб. 478).

Первым исследователем, изучавшим хронику Быховца, был Ипполит Климашевский, который в своих примечаниях к переводу опубликованного им текста отметил, что хронисту были известны Ипатьевская и Супрасльская летописи. Тот же Климашевский поставил вопрос, не была ли хроника Быховца (в его названии Литовская) одним из источников хроники Стрыйковского[22].

Гораздо более пространные, но гораздо менее основательные, суждения о хронике высказал в своей «Древней истории» Т. Нарбут. По мнению этого исследователя, начальную часть ее составляла хроника, написанная на основании «чистых источников», преданий и им подобных памятников. Писалась эта часть жрецами «на краевом языке», т.е. на литовском. Нарбут считал, что начальная часть писалась особыми письменами, употребляемыми только «в своем народе» или же готическими рунами, на дощечках, которые позже складывались в книгу. В связи с неурядицами, происходившими в Литве во второй половине XIII в., начальная часть рукописи была повреждена, дощечки оказались разрозненными, а часть их вообще затерялась. Оставшиеся кто-то собрал, дополнил сохранившиеся в них сведения данными из русских хроник, как мог упорядочил этот материал и довел сообщения до 1320 г. Затем один из русских монахов использовал эту хронику как начало своей работы, возможно сократил и затем создал повествование обычным для летописцев того времени способом[23].

Предположения Нарбута о первоначальном характере рукописи и в частности о том, что она была написана на дощечках, встретили резкую отповедь И. Даниловича[24], и Нарбут, издавая впоследствии хронику, опустил большую часть своих рассуждений, высказанных в 1838 г. В своем предисловии к изданию 1846 г. Нарбут написал, что хроника состоит из трех частей, первая из которых заканчивается смертью Миндовга или последними годами его правления, вторая охватывает период от смерти Миндовга и до 1320 г. и третья от 1320 г. до 1506, т. е. до самого конца. Первая часть написана на основании старой и очень краткой хроники, из которой позднейший составитель еще делал выборки, и поэтому она очень сжата. Вторая часть изложена несколько более пространно, как видно на основании другой хроники, писанной по-русски, и, наконец, третья создана, видимо, самим автором на основании различных писаных источников, преданий и т. п.[25]