Посвящается моей драгоценной маме, подарившей мне самое удивительное и захватывающее приключение ― Жизнь.

Даже природа сегодня была против него. Казалось, холодный ночной дождь вперемешку с порывами взбесившегося ветра хотел окончательно добить Сеню. Белая парадная рубашка промокла насквозь, а новые лакированные туфли тонули в грязи, норовя соскользнуть с онемевших стоп. Дрожащие руки пытались нащупать в барсетке телефон. С первого раза это не удалось. Бросает в жар. «Не дай бог, если оставил его в театре. Туда путь уже отрезан. Навсегда… Фух! Вот он, зараза!». Крупные капли моментально зарядили по дисплею, на котором беспорядочно замелькали уведомления о пропущенных и сообщения из мессенджеров. «Сеня, ты что вообще учудил? У тебя с головой всё в порядке?», «У тебя совсем крышу снесло?? Что это вообще было?», «Ты куда рванул? Перезвони!», «Сеня, ты с ума сошел? Как это всё понимать?».

У Сени не было ответов на эти вопросы. А сообщения продолжали прилетать: «У Ирины Дмитриевны из-за тебя инфаркт случился! Скорая еле успела! Какая же ты мразь, Сеня!», «После сегодняшнего знать тебя больше не хочу. Псих конченный», «Сеня, ты совсем рехнулся??! Ты какого Аллу с лестницы толкнул?!». Перед глазами беспорядочно мелькали кадры из устроенного им шоу. Но всё словно в густом тумане. Зачем вообще нужно было туда приходить? Оскорблять артистов? А кидаться едой в гостей?! Завтра он станет новым героем Ютуба? Странно, если этого не случится. А завлита он не толкал с лестницы. Нет, он не мог. Она сама упала. Сама.

Очередной внушительный глоток виски. Еще несколько часов назад напиток приятно обжигал горло и наполнял голову легким дурманом. Сейчас же, после вина и шампанского подкатывала лишь тошнота. Сеня открыл гугл-карты. До реабилитационного центра «Линия жизни» оставалось чуть больше 500 метров. Есть надежда, что они ещё не закрыли ворота.

Только почему-то сейчас до мозга дошли рваные сигналы о том, что у него всё предплечье в крови и невыносимо ноет. Откуда? Ну, конечно. Перед тем как покинуть это светское мероприятие, точнее то, что от него осталось, он потерял равновесие и упал на осколки бокалов.

У главного входа в клинику стоял охранник и что-то вещал в телефон на повышенном тоне.

– Юль, слушай, ты уже достала меня своими подозрениями! Ничего у меня не было с твоей Иркой! Эта швабра вообще не в моем вкусе! Слушай… Знаешь, что… Иди как ты…

Куда должна идти его девушка, охранник так и не договорил. Увидев что-то вдали, он изменился в лице и отстранил трубку от уха.

– Юль, я перезвоню.

Из телефона продолжали доноситься истеричные возгласы, но уже через секунду палец мужчины нажал отбой вызова. Шатающийся силуэт становился все четче и когда он принял вразумительные человеческие черты, охранник окликнул незнакомца, посвятив в него фонарем:

– Эй, тебе чего?

Ответа не последовало. Сделав ещё несколько шагов вперед, Сеня мешком повалился на лестницу.

– Эй, парень, ты чего, что с тобой? ― мужчина в испуге кинулся к несчастному. В следующую секунду он звал по рации дежурного врача.

***

― Напомните ещё раз, из какого вы издания? ― упитанный главврач быстро шел по коридору, пытаясь вникнуть в то, что от него хочет журналист и параллельно разбираясь с кипой медицинских бумаг.

– Я из «Севастопольского вестника», ― суетясь, Даня доставал из сумки диктофон. ― Мы начали работать буквально на прошлой неделе. Дело в том, что история со скандалом вокруг моего коллеги из SevMedia Арсения Воскресенского прогремела на весь город и я бы хотел взять у него большое интервью. Просто резонанс был только в соцсетях. Ни одно наше СМИ так и не решилось выпустить полноценный материал об этом инциденте. А мы хотим эксклюзив.

–Инциденте, ― Воронов с натянутой улыбкой посмотрел на Даню. ― Как вы тактично выразились. Молодой человек, вы явно приуменьшаете масштабы безумства, что учинил Воскресенский. А вы в курсе, что после этого, как вы выразились, инцидента директору театра вызывали скорую и еле откачали, а завлита увезли в первую городскую с черепно-мозговой травмой?

– Да вы что…, ― Даня застыл, словно пораженный молнией.

– Да вот то, ― главврач тоже остановился и с лёгким недоверием посмотрел на парня. ― Что ж вы так, товарищ журналист, плохо работаете с информацией? В соцсетех этот самый яркий эпизод с открытия выставки Валентина Вершинина обсуждают во всех подробностях. ― Воронов снова засеменил по коридору. ― Кто такой Вершинин, надеюсь, объяснять не нужно?

– Да, я знаю. Известный крымский художник.

– Известный крымский художник…, ― с тенью осуждения повторил главврач и посмотрел на парня поверх очков. ― Талантище, поцелованное богом! Написал потрясающие портреты артистов нашего театра. Год, год готовился к своей первой выставке в Севастополе! ― Воронов многозначительно поднял палец вверх. ― А ваш Воскресенский превратил торжественное мероприятие в сущий дурдом, который город еще долго не забудет. Это ж надо… Поднять руку на женщину, более того, толкнуть ее с лестницы! А если бы она насмерть убилась?

– Неужели он прямо её толкнул?

– Ну, Воскресенский уверяет, что не толкал её, а она сама оступилась. Но всё прояснит следствие. Насколько знаю, Алла Геннадьевна еще не успела дать показания.

– А как…Как он вообще к вам попал?

– Не поверите. Сам пришёл. Своими ногами, сразу после того, как сорвал выставку в театре. Ну, как сразу. Уже глубокой ночью. От него перегаром несло так, что персонал сам чуть не опьянел. Такую концентрацию алкоголя в крови я давно не встречал, его можно было как губку выжимать. Такое ощущение, что в тот день он начинал заливать за воротник с самого утра. Пришел весь промокший, в грязи, в крови… Ужас. Прямо у входа потерял сознание.

– Господи, бедный парень…

– Пожалуй, вы сегодня единственный человек в Севастополе, который так считает, ― из Воронова вырвался язвительный смешок. ― Город сейчас ненавидит Воскресенского. В соцсетях его рвут на части и предают анафеме.

– А родители что?

– Что родители… Отец, как узнал, первым рейсом вылетел из Москвы. А мать до сих пор отходит от шока. Но, хорошо, что хоть не одна. Бывший муж сейчас рядом. Утешает её как может.

– А что, его родители в разводе?

– Уже давно. Развелись, когда Воскресенский еще в школу не пошел.

– Понятно, ― тяжело выдохнул Даня, пытаясь переварить массив, свалившейся на него информации.

– Что вам там понятно? ― едва достававший журналисту до плеча, Воронов остановился и поднял на него уставшие глаза. ― Мне вот ничего непонятно. На утро, когда Воскресенский пришел в себя, он заявил, что болен и нуждается в реабилитации. Он прямо так и сказал: «Я – псих и алкоголик. Помогите мне». Отрицать не буду, это наш профиль, но это первый случай в моей практике, когда пациент приходит сам, да ещё и в таком состоянии. Воскресенский здесь уже чуть больше недели. Отец оплачивает его лечение, поэтому в этом плане никаких претензий. Человек болен, это понятно. Но вот вы ― журналист. Как вижу, вполне адекватный, с горящими глазами, жадный до жизни. И поэтому, очень надеюсь, что вы докопаетесь до истины и в своей статье всем нам расскажите, что же случилось с этим парнем. За свою многолетнюю практику я сталкивался со множеством оригинальных случаев, но редактор раздела культуры главного севастопольского СМИ, сорвавший культурное мероприятие в главном театре города ― это что-то из ряда вон. Ну, мы, собственно и пришли, вот его палата, ― главврач указал на дверь. ― Часа два у вас сегодня есть. Я пойду с вашего позволения.

Воронов удалился, а Даня остался стоять в задумчивости. Он долго не решался повернуть дверную ручку. Что его ждёт за этой дверью? За свою относительно недолгую журналистскую карьеру Даня погружался в самые разные судьбы: наркоманов, уголовников, неудавшихся суицидников, душевнобольных. Здесь же совершенно иной случай. Волков понимал, что в этот раз ему предстоит копаться в жизни не самого безнадежного, но серьезно оступившегося   человека. И это тот случай, когда травмирующее падение случается вовремя, ибо дальше Арсений мог пойти по пути героев Даниных сюжетов и оказаться там, откуда уже не возвращаются. Выдохнув, Волков открыл дверь.