– Со мной что-то не так, – думала она, лежа в постели. – Что-то не так.

Слова стучали изнутри измученного мозга уже с вечера – кажется, они не покидали ее всю ночь. Наступал новый день, не приносящий ни отдохновения, ни покоя, как не приносит их короткий дождь среди знойного дня, когда капли, не успевая долететь до раскаленной земли, испаряясь, превращаются в свою противоположность, наполняя воздух горячим паром, который оседает на коже. Вот и Мэриэм проснулась мокрая от пота, будто из-под дождя.

– Что-то не так… – неуправляемой цепной реакцией крутилось в голове, разрывая мозг атомной бомбой нескончаемых мыслей.

Нужно, во что бы то ни стало нужно сосредоточиться, собраться с силами, но невыносимо тугой стальной обруч сковал голову и нет ничего, кроме пустоты, болезненной, тягучей, засасывающей боли.

Пора вставать. Не получается выбраться из трясины полусна-полуяви.

– Просыпайся, дорогая! – Слова Адама, полные бодрости нового дня, натянутой на упругость здорового тела, такой жестокой плетью хлестнули по ее измученной плоти, что Мэриэм от ненависти и бессилия захотелось убить его или себя.

Она положила подушку, пахнущую отчаянием, на лицо, прижала. Руки пока были сильнее инстинкта жизни, Мэриэм чувствовала первые признаки обволакивающего удушья, испугалась, что испытывает наслаждение от самоистязания, но пока не ослабляла рук, подушка наполнилась жаром невыдыхаемого ею воздуха. Вот и первые темные пятна в глазах от нехватки кислорода. Мэриэм убрала подушку, но мокрые волосы, прилипшие к лицу, к губам, лезли глубоко в глотку, еще больше сводя ее с ума. «Ты сходишь с ума, сходишь с ума, – разносит эхо внутри головы. – Да, я сошла с ума, какое облегчение – сойти с ума, вот так тихо, дома, как пыль, опуститься в последнем танце в солнечном луче и умиротворенно лежать, пока тебя не соберут влажной тряпкой…»

– Что с тобой, дорогая?

Слова Адама втаскивают Мэриэм в этот мир из другого, страшного, как в последнее время кажется Адаму, мира бессонницы и зыбкой трясины ночных видений. Окно в полстены, за ним – зеленым ковром лужайка, над ней – небо, пара детских облаков, на стене – картина, не разобрать и не узнать, что на ней, что-то крупное и разноцветное, надо бы заменить или совсем убрать ее отсюда, светильники в хаотичном порядке рассыпаны по потолку, а в дальнем углу – шкаф. Как давно из него не доставали наряды, когда-то они радовали… Мягкие губы на лбу, на щеках. Адам целует жену, в нем просыпается желание, любовь не ушла, она перетекает из одной формы в другую: из страсти – в желание защитить, потом в заботу, страх и снова в страсть, цикл не прекращается. Адам целует шею, опускается ниже.

– Не надо, прошу тебя, я не могу. Не сейчас! – резко вскочив с постели, бросила Мэриэм и отвернулась от Адама.

Она вырвалась из его легких объятий, словно он держал ее силой, и попятилась, пытаясь скрыть, что боится его. Адам смотрел на нее, в его взгляде читались тревога, нежность и одиночество, какие бывают во взгляде отца, когда он смотрит на заболевшего, но выздоравливающего или хотя бы имеющего надежду на выздоровление ребенка.

– Сегодня в три часа нас ждет на прием доктор Куртис, – прервал тишину Адам. – Я звонил ему утром, подтвердил встречу. Думаю, в этот раз у нас все получится.

Мэриэм, стоя у окна, безмолвно кивнула. Ее била мелкая дрожь. Адам это видел. Он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Солнце заволокло тучами, на стекло упали первые капли дождя, тихо…

* * *

…Тихо шурша шинами по мокрому асфальту, такси подвезло их почти к самому входу, к широким светлым распашным дверям из стекла. Они прошли в приемную в серо-бежевых тонах, оттененных зеленью искусственных растений по углам. На стенах висели невыразительные репродукции, на столике в центре холла – стопка потрепанных журналов о моде, психологии. На Мэриэм было бежевое просторное платье, которое почти сливалось с интерьером, делая ее почти невидимой.

На пороге кабинета их встретила администратор. Одна из тех милых брюнеток из глянцевых журналов, на которых обернется почти любой мужчина. Но Адам никого не замечал вокруг, он держал руку Мэриэм, нежно поглаживая, и его лицо говорило: он уверен, что на этот раз точно все будет хорошо.

– Проходите, – сверкнув очками в светлой оправе, пригласила администратор, – доктор Куртис ждет вас.

Доктор был человеком средних лет с уже наметившейся лысиной, немного оплывшей фигурой и понимающим взглядом. Он сидел за столом и что-то писал. На стене расположились в легком беспорядке дипломы и сертификаты. Все дышало респектабельностью и профессионализмом.

– Я прочитал историю болезни. Вам пришлось нелегко, удивительно, что мы вообще сейчас разговариваем с вами. Могу лишь поздравить с возвращением с того света – я, пожалуй, начну верить в чудеса. Пожалуйста, присядьте. – Доктор Куртис указал на кресло для посетителей перед своим столом.

Мэриэм, медленно колыхаясь, под этот неуместный и непонятный ей монолог проплыла к креслу.

– Расскажите, – продолжил врач, – что вы помните и чувствуете сейчас? У вас есть тревога? Возможно, страх?

Мэриэм, казалось, задумалась, глядя на деревья за окном. Адам сочувственно смотрел на нее. Такой простой вопрос, почему же она не может на него ответить?

– Я запуталась. – Долгая пауза, будто Мэриэм решает, продолжать выжимать из себя слова или нет. – Мне кажется, что все вокруг нереально. Я не узнаю себя, не узнаю мужа.

Она неловко опустила голову, словно стыдилась своих слов. Взяв перерыв еще на несколько секунд, тяжело вздохнула и продолжила:

– Бывают вспышки воспоминаний, но это больше похоже на отрывки каких-то фильмов со мной или что-то такое. Случаются просветы, но потом опять откат назад.

– Да, амнезия после вашего состояния – частый симптом, – без заминки ответил доктор Куртис. Он, кажется, был во всем уверен. – Со временем все восстановится. Я выпишу вам антидепрессанты, принимайте их по инструкции. – Он принялся оформлять рецепт на бланке.

И Мэриэм, и Адам слушали поскрипывание ручки о бумагу, каждый в своей тишине и одиночестве. Она – в отрешенном, он – в сосредоточенном, думая, что делать дальше. Взяв выписанный бланк, попрощавшись с доктором, они вышли из кабинета. Ее ладонь была холодной.

* * *

Леденящей волной обдал мокрый воздух.

– Нам не стоило приходить, все одно и то же, – выдавила она из себя.

Дождь продолжал накрапывать.

– Дорогая, все будет хорошо, я уверен. Просто нужно время, я с тобой. Вечером хотят зайти в гости Паттерсоны. Это наши старые друзья, – пояснил Адам, поймав ничего не выражающий взгляд жены. – Вы были очень близки с Хелен. Они переживают за тебя.

Она смотрела перед собой и, казалось, ничего не видела, ее пустой взгляд пугал еще больше.

* * *

Адам быстро справился с уборкой квартиры, благо она была не такой большой, доставка еды помогла ему худо-бедно решить вопрос с закусками для гостей. Он и понятия не имел до последнего времени, сколько всяких тонкостей и забот есть в таких, казалось бы, привычных делах. Теперь он учился справляться с ними прямо на ходу.

Как давно они не виделись? Да, с тех самых пор, как Мэриэм заболела. Значит, уже пару месяцев. С Дэвидом они учились вместе в колледже, даже жили в одной комнате в общежитии. Оба изучали право, а дальше жизнь каждого пошла своим чередом. Дэвид стал детективом полиции, распутывал сложные дела и, кажется, в этом преуспевал. Адам работал в юридической фирме, он специализировался на семейном праве. Оба женились и однажды, несколько лет назад, столкнувшись в очереди за утренним кофе, выяснили, что снова живут по соседству, пусть и не в одной студенческой комнате, но, по крайней мере, в одном районе города.

Адам познакомил Мэриэм, тогда еще его Мэриэм, с товарищем и его женой Хелен. Завязалась добропорядочная семейная дружба. Пары изредка наносили друг другу визиты на Рождество, дни рождения. Иногда выбирались вместе на барбекю. Но Адама интересовали в жизни только две вещи – его работа и Мэриэм. Он не хотел их делить ни с кем. Поэтому Паттерсоны были скорее необходимостью, Адам поддерживал с ними связь, чтобы они с Мэриэм не прослыли нелюдимыми, странными…