Пепел скрипел на зубах. Доминика Мария де Вега сглотнула всухую и еще раз измерила темницу шагами. Десять футов, как и в прошлый раз, как и день — месяц, год? — назад.

Темница походила на простенок: бугристые каменные стены высотой в добрых двадцать футов разделяет расстояние немногим больше ширины плеч Доминики. Мужчина и вовсе вынужден был бы передвигаться по камере боком. Дверей нет; лишь окошко, похожее на узкую горизонтальную бойницу под потолком. Не приходилось даже предполагать, что Доминика могла попасть сюда через окно — в него можно было просунуть разве что кулак. Она уже проверяла, вскарабкиваясь по стенам. Это обстоятельство дало ей повод занять себя на долгое время, отыскивая ловко спрятанный люк или дверь. И она десятки раз обшарила каждый квадратный дюйм темницы — и стены, и пол, и потолок — но камера оказалась высеченной в цельной скале: никаких стыков, которые можно было бы расковырять. Здесь вообще не было ничего, кроме слоя тончайшего пепла да пятен черной плесени в углах.

Воздух был абсолютно сух; ни капли влаги вокруг. Пепел забил каждую пору обнаженной шелушащейся кожи. Лишь кисточки на побегах плесени влажно, жирно поблескивали. Первое время Доминика надеялась, что тюремщики принесут ей воды — должны ведь, если не хотят, чтобы пленница умерла до срока! — но по всему выходило, что о ней просто забыли. Что же до смерти от жажды… Доминика почесала незарастающий разрез под солнечным сплетением. Возможно, ей больше и не нужна вода. Иногда Доминике казалось, что и дышит она только по привычке.

Она обратила взор к окошку. Вновь не смогла понять, частицы пепла то играют в слабом багровом свете или просто «мушки» плавают в утомленных многодневной бессонницей глазах. Покричать, что ли? Чьи-то голоса и стоны постоянно слышались снаружи, когда их не заглушал вой порывистого ветра. Но распознать ей удавалось лишь голос юродивого Рогатого. Он был совсем близко, справа и сверху, возможно, в такой же камере. Но добиться от проклятого еретика ей пока ничего не удалось. Он лишь монотонно бубнил молитвы и литании, причудливо перемежая строфы.

Едва она подумала о других пленниках, как находиться в темнице стало совсем невыносимо. С силой уперевшись ногами и руками в стены, Доминика поднялась к окну, глотнула горького пепла, прислушалась. Рогатого было не слыхать.

— Эй! Эй! Меня кто-нибудь слышит? — багровая мгла снаружи глотала слова, будто толстый слой ваты. — Отзовитесь!

От крика звенело в ушах. Доминика прислушалась: будто бы вновь забормотал Рогатый. Вой ветра утих. Секунду спустя она услышала новый голос. Кто-то хрипло смеялся.

— Уж никак сеньора инквизитор собственной персоной! — различила она. — Ну и где же ваше Царствие Небесное, госпожа святоша? Нашла коса на камень!

Глумливый тон, пришепетывание сквозь прорехи в зубных рядах не оставляли сомнений: то был Энрике, бандит и мародер. Господь милостивый, наказание то или шутка, жалкой смертной непонятная, раз такой человек оказался рядом с нею в Преисподней?! Одну секунду — лишь одну секунду! — она испытывала искушение умолкнуть, сделать вид, будто ее нет. Но, наверное, и такой собеседник лучше, чем никакого?

— Энрике? Рядом с тобой кто-нибудь есть? Довелось тебе слышать кого-то, кроме меня?

Поднявшийся ветер заглушил ее. Долгие минуты она дожидалась затишья, чтобы повторить свои вопросы вновь.

— Зачем нам с тобою кто-то еще, дорогуша? — наконец различила она. — Мы с тобою проведем вместе прекрасную вечность, уж только дай добраться до тебя!

— Мне не до шуток, бес бы тебя побрал!

— Какие шутки, ма шери? Бес нас всех уже побрал! Разве ты не поняла, где мы оказались?

— А, проклятый, уши бы мои тебя не слыхали! Рогатый! Рога-а-ты-ый! — звала она под смех бандита.

И Рогатый отозвался:

— Сеньора? Чего вам угодно, сеньора?

Это была первая осмысленная фраза от него за целую вечность.

— Ты слышал кого-нибудь, кроме этого козла безрогого, Энрике?

— Я многое слышу, госпожа. И каждую душу в преддверии Ада, и тварей адских, и мелодию Сфер Небесных. Это так прекрасно! Как же это хорошо — быть!

— Лучше бы мы были где-нибудь еще, — процедила Доминика. — Ты слышал кого-нибудь из отряда? Брата Хуана, брата Фернандо — хоть кого-нибудь?

Рогатый что-то отвечал, но его вновь заглушил мерзкий Энрике:

— Зачем вам кто-то еще, госпожа? Сейчас я спущусь к вам, и мы славно развлечемся!

— Заткнись, проклятый еретик! Черта лысого ты доберешься до меня!

— Это более, чем реально, дорогуша, — возразил Энрике. — Вы еще не пробовали черную плесень на вкус? Рекомендую, рекомендую. Или дайте ей попробовать себя.

— Энрике, заклинаю тебя всеми христианскими добродетелями, помолчи, — взмолилась она, пытаясь разобрать бормотание Рогатого.

Но бандит лишь разразился похабной песней, поминутно захлебываясь и хохоча над своей придумкой:

— У, проклятый! — ярилась Доминика. — Нужно было сразу тебя удавить, пропади ты пропадом.

Она надеялась, что бандит рано или поздно устанет, но он продолжал распевать корявые куплеты, лишая ее надежд докричаться до кого-нибудь еще.

В ярости саданув кулаком по стене, Доминика потеряла равновесие и сверзилась на пол темницы, по пути пересчитав затылком каждую неровность каменной стены.

Глухой гул наполнил ее голову, в глазах потемнело, начали неметь руки и ноги. Доминика нащупала жуткую рану на груди, погрузила в нее пальцы. Глубже… Нащупала сердце. Ни единого толчка… Господь всемогущий, избави от юдоли сей… Разве можно человеку быть так: ни живым, ни мертвым?

— И это все, что вы нашли? — раздался под сводами церкви надменный голос Доминики Марии де Вега, главы боевого отряда Инквизиции.

— Покорнейше прошу прощения, сеньора, — рослый монах, брат Хуан, склонился в поклоне. — Мы сбились с ног, прочесывая окрестности, но кругом находили лишь мертвецов да безумцев.

— Кто это? Как пережил катастрофу?

— Бандит, мародер. Назвался Энрике, — отвечал монах. — Пришел в сей несчастный край с шайкой поживиться, едва заслышав о катастрофе.

— Почему вы оставили его в живых? Или вы нетвердо помните приказы? — голос сеньоры-инквизитора посуровел.

— Мы помним приказы, госпожа. Мы перебили всю шайку, — поспешил оправдаться брат Хуан. — Но этот человек, Энрике — из местных. Он сказал, что знает того выжившего по прозвищу Рогатый, что вы, госпожа, нашли и арестовали.

— О! Прекрасно, — потерла руки Доминика. — Немедленно отведите арестованного в подвал да поднимите на дыбу.

Стоящий на коленях пленник поднял голову:

— О, милостивая сеньора, я и так вам все расс…

Один из монахов, стоявших по обе стороны от него, с силой ударил Энрике кулаком в лицо. Пленник прикусил язык и втянул голову в плечи.

— Ну-ну, полегче, — осадила Доминика подчиненного и обратилась к Энрике. — Не бойся, добрый человек. Если грехи твои не велики, то ты не будешь страдать… долго. Но мы хотим быть уверены, что ты говоришь правду. А человек никогда не бывает так правдив и словоохотлив, как на дыбе.