Jeneva Rose

One Of Us Is Dead

© 2022 by Jeneva Rose Negre

Cover design by Zena Kanes

© Татищева Е.С., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Настоящее время

– Я потратила тысячи часов, работая над внешностью этих женщин. Я наводила на них красоту, проводила им эпиляцию воском, стригла их, красила им волосы и ногти, делала им макияж, наносила на них загар, пудрила и массировала их. Я знаю чуть ли не каждый дюйм их тел. Но мне также знакомы и их демоны, их самые заветные и самые страшные тайны. То, что мы скрываем в самой глубине, чтобы не показывать миру темные стороны наших натур. Так можно ли сказать, что я удивлена тем, что произошло? Нет, нисколько. Я этого ожидала. Это был просто вопрос времени.

Я меняю позу, положив ногу на ногу под столом.

Напротив меня сидит детектив Фрэнк Сэнфорд, мужчина средних лет с суровым взглядом, резкими чертами лица и широкими плечами. Это классический детектив-работяга. Несмотря на то что он одет в костюм и галстук, вид у него совсем не лощеный и не утонченный. Его красные глаза говорят, что он работает слишком много и спит слишком мало. У нас с ним куда больше общего, чем ему когда-либо может прийти в голову.

– Откуда вам известны их самые заветные и страшные тайны, Дженни? Я имею в виду, вы что, являетесь также и их психотерапевтом? А я-то думал, что вы парикмахер-стилист, – замечает детектив Сэнфорд, выдвинув вперед точеный подбородок, покрытый щетиной.

Его взгляд каменеет, он пристально смотрит на меня и, перестав делать заметки, ждет моего ответа. Мы сидим друг напротив друга в ярко освещенной комнате для допросов. Воздух здесь спертый и холодный, и я не могу определить, то ли комната подстраивается под ауру детектива, то ли наоборот.

– В каком-то смысле я и то, и другое. Я не знаю, сколько времени вы, детектив Сэнфорд, провели в салонах красоты, но, находясь там, женщины болтают. – Я складываю руки на груди, глядя ему в глаза. – Особенно когда они сидят в креслах и у них есть уйма времени.

Я знаю, что этот малый никогда не бывал в салоне красоты, и дело тут не только в его неухоженном виде. По правде говоря, о моих клиентках я знаю больше, чем о членах моей собственной семьи, и особенно это относится к этой группе женщин. Я вижу каждую из них несколько раз в неделю. У них денег куры не клюют – по крайней мере, денег полно у их мужей, – и они могут позволить себе щедро тратить средства на ведение самой важной в их жизни войны – войны с воздействием времени на тело.

– Понятно. Вы являетесь владелицей салона красоты «Сияние», верно? – Он тихо стучит своей ручкой по столу.

– Да, я его единственная хозяйка, – киваю я.

Он опять начинает писать, делая заметки и стараясь ничего не пропустить.

– А как долго вы являетесь его владелицей?

Несколько секунд мои глаза блуждают, пока я вспоминаю, когда приобрела его.

– Около пяти лет.

– И все это время эти женщины были вашими клиентками? – Он морщит лоб.

– Нет, они стали моими клиентками только около трех лет назад. Салон «Сияние» не всегда был таким заведением, каким он является сегодня.

Он продолжает записывать и обводит что-то кружком. И я вижу слова в этом кружке: Прошлое «Сияния»?

– Понятно. Значит, вы знаете этих женщин три года и вас не удивляет, что это произошло? – Он вскидывает свои густые темные брови.

– Нет, не удивляет. Не дайте им ввести вас в заблуждение, детектив. Да, взятые по отдельности, они искренни и могут быть добрыми… Но собранные в одном месте, эти женщины совершенно токсичны.

За три недели до убийства

Оливия опустила свою упругую тощую задницу в мое кресло и уронила свою большую сумку от «Эрме» на пол. Ее длинные роскошные волосы цвета красного дерева коснулись моего лица, когда она, беспечно тряхнув ими, перекинула их через плечо. Благодаря мне в них имелось идеальное сочетание затемненных и ярких прядей. Она была одета в откровенный красный брючный костюм; Оливия всегда имела в своем облике тот или иной оттенок красного цвета: это мог быть весь ее наряд целиком, яркая губная помада или какой-нибудь броский аксессуар. Этот цвет был ей более всего к лицу, он создавал у нее чувство уверенности, и она ни за что не появилась бы на людях в какой-либо другой обуви, кроме лубутенов на красной подошве.

Я накинула на Оливию чистый парикмахерский пеньюар, и она уставилась на себя в зеркало с выражением ничем не замутненного восхищения. Она то и дело поворачивала голову из стороны в сторону, вглядываясь в свои безупречно вылепленный нос, перекачанные ботоксом полные губы и высокие скулы. Если бы кукла Барби с каштановыми волосами была увеличена до размеров живой женщины, она бы выглядела в точности как Оливия. Я видела, что она довольна своей наружностью, это было видно по ее легкой ухмылке, обнажившей виниры[1], такие сияющие, что они могли бы тягаться со стоваттной лампочкой. Я много лет была ее стилистом по прическам, визажистом, маникюршей, специалистом по эпиляции и нанесению моментального загара, мастером по наращиванию ресниц, а со временем стала чем-то куда большим. Я замечала, что ее губы становятся все полнее, ее скулы все выше, а кожа глаже. Подобно положению тектонических плит, ее лицо постоянно менялось.

– Что мы будем делать сегодня? – спросила я, осторожно проведя расческой по ее мягким волосам и глядя на ее отражение в зеркале.

Я уже знала, чего она хочет, но правило работы с клиентами гласит, что ты всегда должна дать клиентке самой сказать тебе, чего она хочет. Так что я подождала, чтобы она выразила мне свои пожелания. Она подняла палец в призыве подождать, одновременно быстро набирая что-то на своем телефоне.

Оливия и я во всех отношениях противоположны друг другу. Ее волосы темные и длинные, а мои пшеничные, волнистые и доходят мне только до плеч. Ее черты резкие, а мои мягкие, округлые. Ее глаза имеют цвет молочного шоколада, а мои – холодный голубой. Ее лицо свободно от любых крапинок, а мое усыпано родинками и веснушками. Она положила свой телефон на колени, бросила на меня короткий взгляд и затем снова перевела его на самую важную вещь в жизни Оливии – на саму Оливию.

– Окрасить корни и подровнять, и мне нужна эпиляция. Сегодня Дин возвращается домой.

Ее глаза блестят, в голосе слышится радость, как у школьницы, рассказывающей о своей первой влюбленности. Дин и Оливия Петрофф были женаты больше десяти лет, и меня удивляло, что между ними по-прежнему пылало пламя страсти. Впрочем, в токсичных отношениях всегда бывают резкие взлеты и падения.

– Что ж, тогда мы должны сделать так, чтобы ты для него стала совершенно идеальной.

– Я и так подхожу ему идеально, – колко сказала Оливия.

Я улыбнулась и кивнула. За годы работы я поняла, что это наилучший способ иметь дело с трудными клиентками, а Оливия была из них самой трудной.

– Но ты всегда делаешь меня еще лучше, чем идеал, – добавила она.

У Оливии имелся настоящий талант хвалить себя, прежде чем она делала комплименты другим. А также умение произносить оскорбления, придавая им форму любезностей. Она словно создала свой собственный жестокий язык. Можно было даже не понять, что она оскорбляет тебя, поскольку это оскорбление было обернуто в подарочную бумагу и снабжено красивым бантом.

Самой лучшей частью моей работы всегда было то, что благодаря ей у женщин повышалась самооценка. Я люблю смотреть, как после того, как я сделала свое дело, их лица озарялись. Я называю это «сиянием красоты», отсюда и название моего салона. Оливия была одной из тех редких клиентов, которым всегда присуще такое сияние, так что работать над ее внешностью было не так интересно, но она оставляла хорошие чаевые, и именно благодаря плате за сеансы ухода за ее внешностью я смогла погасить ипотеку на свою квартиру, находящуюся над салоном.