Литмир - Электронная Библиотека

— Замри и усохни, — не оборачиваясь, произнес Герасим. — Я твой сероводород в своем сортире каждый день нюхаю.

— Нет, правда? — не понял Жмох. Он уже «поплыл», и блаженная блуждающая улыбка стала растягивать губы. Так он и отключился — с этой идиотской маской на лице. Дылда продержался чуть дольше. Он еще попытался встать, потянувшись к валявшейся на полу девчонке, но потерял равновесие, споткнулся и врезался головой в стол. Затихнув, Дылда остался лежать на животе, подвернув под себя руки.

Вытащив сигарету, Гера закурил, с презрением поглядывая на уложенных дурманом приятелей. Затем встал, пнул лежавшего на пути Дылду в бок и выбрался из подвала.

Вернулся около двенадцати ночи, с продуктами и бутылками пепси. Эти два с половиной часа он провел возле дома Светы, надеясь, что она выйдет со своим ротвейлером на прогулку. Но собаку повел выгуливать Светин отец, и Гера, хотя и был с ним знаком, не стал подходить ближе и вступать в разговоры. Заведет старую волынку: как учишься, да кем хочешь быть? Санитаром в психбольнице. Чтобы лупить таких идиотов, как ты и все остальные.

Забредя в чужой квартал, Гера наткнулся на компанию «живчиков» во главе с их заводилой — Пернатым. Это были давнишние враги, и, поймай они его, потрепали бы от всей души. Хорошо, что Гера первым заметил кодлу и успел юркнуть в переулок. Слыша за собой топот ног, запетлял проходными дворами и, оставив противников с носом, выбрался на свою территорию. Сюда «живчики» сунуться не посмели: Пернатый соблюдал конвенцию. Тут ему могли накостылять с превеликой охотой.

Накупив продуктов, Гера спустился в подвал.

Почти все, очухавшись, уже разошлись по домам. Остались только Дылда, Жмох и Кича, резавшиеся за столом в карты. Тусклая лампочка освещала бледные потные лица, а глаза все еще были пустые и оловянные.

— Ваша мать пришла, молочка принесла! — проблеял Гера, вывалив на стол продукты. — Жрите, гниды, пока я добрый.

Его появление встретили радостными возгласами, карты полетели на пол, начался полуночный пир. Насытившись, мальчишки отвалились на спинки стульев, разомлев от тепла и спертого воздуха.

— А ты, Кича, чего домой не идешь? — спросил Гера. — Ты хоть знаешь, что чуть не загнулся?

— Знаю, — буркнул тот. Он был примерно одного возраста с Дылдой. — Я живучий.

— Живучий… В морге бы ты был, — вставил Жмох, — если б с тебя пакет не сняли. Пошли, что ли, пьяных поищем? Порезвимся. Я знаю, где тут неподалеку один бомж ночует.

— Сгодится и бомжиха! — загоготал Дылда. Ему было все равно, кого бить и в кого совать свой «хобот». — Аида, кулаки чешутся!

— Лучше бы у тебя мозги чесались. Хоть иногда, — заметил Гера. Однако присоединился к дружкам, отправившимся за ночными приключениями.

Кича остался в подвале, заняв освободившийся диван.

Пьяненького мужичка, который, видать, возвращался с гулянки, хватаясь за каждый фонарный столб, они нашли довольно быстро. Мужичок словно сам шел в руки, ничего не замечая вокруг. Он направлялся в парк, то ли намереваясь заночевать в старой беседке, то ли вообще не соображал, куда идет…

— Наш клиент, — прошептал Дылда, азартно блеснув глазами. — Как же я их ненавижу, бомжей этих!

— А сам-то ты кто? — ответил ему Гера. — Твой дом — вокзал. Не сегодня, так завтра.

Они крались за мужичком до лесополосы, а потом, уже возле старой беседки, накинулись на него все разом, с трех сторон. Тот даже и не понял, что произошло. Минуту назад вокруг было все спокойно, и вдруг посыпались удары: спереди, сзади, с боков. Схватившись за голову, мужичок прислонился спиной к дереву, не пытаясь сопротивляться. Кричать тоже не мог, лишь как-то по-бабьи взвизгивал. Дылда, метя прямо в лицо, пытался свалить его на землю, Гера отрабатывал удары ногой, а маленький Жмох орудовал подхваченной по дороге палкой.

Молодые волчата нападали яростно, жадно, распаляясь все больше и больше, а появившаяся на лице жертвы кровь взбудоражила их еще сильнее. Теперь возле беседки слышались только глухое сопение и тяжелые звуки ударов, словно кто-то энергично месил тесто для пирога. Избиение продолжалось долго. Мужичонка уже лежал на земле, вывернув руки и ноги, не подавая признаков жизни. То ли отключился, то ли действительно помер.

Первым остановился Гера, тяжело дыша и отплевываясь. Злость и ненависть, переполнявшие его, вдруг резко пошли на убыль. Он смотрел на валявшееся тело, которое еще совсем недавно двигалось, шло к какой-то цели, и не узнавал ни себя, ни своих приятелей. А те продолжали пинать ногами и бить палкой это напоминающее манекен туловище. Особенно свирепствовал Жмох, его даже пришлось оттащить в сторону.

— Хватит! — рявкнул Гера, ткнув его кулаком в лоб. — Пошли отсюда.

— Погоди, — отозвался Дылда. Он торопливо обшаривал карманы бомжа. Ничего ценного там не оказалось. Тогда Дылда, глупо гогоча, спустил с мужичонки штаны, расстегнул ширинку и, пристроившись, заработал бедрами. Жмох, ни в чем не уступавший своему старшему приятелю, попытался повторить то же самое, но у него ничего не вышло. Тогда он подхватил с земли палку и загнал ее бомжу в задний проход. Тело дернулось — очевидно, мужичонка был жив.

— Так и лежи, — засмеялся Жмох вслед за гогочущим Дылдой. — Может, поджечь его? Хорошее жаркое будет к утру!

Где-то неподалеку, у входа в лесопарк, раздалась трель милицейского свистка.

— Россыпью кто куда, встречаемся в подвале! — крикнул Гера, бросившись в гущу деревьев.

Утром Владислав обнаружил, что лобовое стекло его «Жигулей» разбито. Мелкие осколки покрывали капот и сиденья в салоне. Красть из машины было нечего. Он почему-то сразу подумал, что это сделал вчерашний мальчишка, Герасим. Зачем? Просто так.

Владислав не ошибся. Возвращаясь в пятом часу утра из лесопарка, Гера действительно швырнул кирпичом в стекло «Жигулей». Сам он также не смог бы объяснить, зачем это сделал. Наверное, таким способом просто хотел еще раз напомнить о себе. Жив, целую, жду встречи.

Подавив в себе бесполезный гнев, Владислав закрыл машину чехлом и отправился в мастерскую на метро. Дорога в подземке совсем выбила его из колеи. Душный, спертый воздух, монотонный шум, тысячи раскачивающихся, словно механические куклы, тел- все это действовало удручающе, давило на мозги. И только очутившись на рабочем месте, среди поломанных, ожидающих его возвращения игрушек, он почувствовал себя лучше, будто вырвался из плена.

Отложив все другие, в том числе срочные, дела, Владислав установил перед собой на столе нового питомца — мальчика с лютней и луком, как он мысленно окрестил его, и задумался. Работа предстояла нелегкая. Вздохнув, Драгуров начал разбирать куклу.

Почти не отрываясь и не отзываясь на телефонные звонки, он провозился несколько часов, вплоть до самого обеда. Затем наспех перекусил прихваченными из дома бутербродами и вскипятил на электрической плитке чайник.

— Скоро будешь как новенький, потерпи, — произнес Владислав, обращаясь к разложенным на столе железным деталям — частям тела, механизму, разобранному до последнего винтика, разным колесикам, пружинкам, постаменту с впаянной в него отрубленной головой, на которую должна была опираться нога мальчика. Предназначение этой странной головы Драгуров пока понять не мог — она заключала в себе какую-то аллегорию, но в работе механизма не принимала никакого участия. Автор игрушки, обладавший несомненным мастерством и фантазией, вложил в свое детище определенный смысл, но разгадать его Владислав был не в состоянии. Возможно, здесь присутствовали библейский сюжет либо миф. Нагой мальчик, попирающий чью-то голову со спутанными волосами… Лютня, лук — символы искусства, войны… Безмятежная улыбка на ангельском лице…

Драгуров был не силен в преданиях седой старины и не стал мучиться. Но техническая работа ему явно удавалась. Он словно бы почувствовал дыхание давно умершего мастера, его руку, волю и с новой энергией И силой приступил к возрождению игрушки.

Хитрый механизм должен был приводить в действие руки и голову мальчика. Говорить, как уверял дед, кукла, конечно же, не могла, но извлекать звуки на лютне — несомненно. Струны этого инструмента представляли собой тонкие стальные нити, с которыми соприкасались пальчики куклы. В результате могла рождаться какая-то мелодия. Такая же прочная нить, только потолще, соединяла концы лука. Каждая стрела в колчане, а всего их было шесть, входила в пазы на днище и крепилась особым крючочком. Вынуть их просто так, не сломав зажимы, оказалось невозможно. Здесь была своя тайна, какая-то особая хитрость. Драгуров еще не сумел разобраться во всем — слишком мудреную игрушку создал загадочный мастер. Но кое-что он уже понял. Например, змея, обвивавшая одну из ног мальчика, с помощью скрытой пружинки могла ползти вверх, словно скользя по бедру и талии, а потом замирала у горла. При этом она еще высовывала маленький раздвоенный язычок. Шарниры в туловище позволяли кукле наклоняться, поворачивать голову и кивать, двигать руками и даже сжимать кулачок. Это была необычная, уникальная игрушка, и Драгуров уже нисколько не жалел, что взялся за ее починку. Ему нравилось решать самые сложные задачи, а старик притащил именно то, что требовалось душе.

6
{"b":"91023","o":1}