Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Н.Шагурин

Остров Больших Молний

Приключенческая повесть

Остров Больших Молний - obm01.png

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОПЕРАЦИЯ «ДЖУНГЛИ»

Остров Больших Молний - obm02.png

ГЛАВА 1

Таинственное судно

…Ночью и тишиной замаскирована заброшенная бухта. Глубоко врезалась она в утесистое побережье рассекла крутые скалы. Туманом повито подножие утесов, плотной пеленой лежит туман на море, стелется по угрюмому берегу.

Густую тишину разрезает вой сирены — внезапный, пронзительный, тревожный. Он принесся с моря, откуда к берегу набегают волны. Лошади, стоявшие у самой кромки прибоя, испуганно шарахнулись в сторону, толкая друг друга, всхрапывая и звеня мундштуками.

Сирена провыла и замолкла. Ухо опытного моряка сразу определило бы, что это не пароходная сирена с ее зычным горлом. Это была сирена из тех, что ставятся на шлюпках и приводятся в действие рукой.

Минуту спустя вой повторился дважды подряд, с короткими интервалами, уже совсем близко.

Тогда из пещеры, скрытой в складках одного из сбегающих к берегу утесов, вышел человек в широкополой шляпе. Из-под полы плаща он достал фонарь и, подойдя к самой воде так, что волна сполоснула его запыленные сапоги, описал фонарем в воздухе три полных круга. Двое солдат с карабинами, стоя за его спиной, молча следили за этими странными действиями.

Снова взвыла сирена. Еще три взмаха фонарем. В тусклом свете, бросаемом «летучей мышью», из тьмы вырисовывались контуры небольшого бота, подходящего к берегу. Матросы посушили весла. Из бота выпрыгнули двое, в высоких резиновых сапогах, подтянули лодку к берегу.

Третьим выскочил высокий, худощавый человек со смуглым лицом, украшенным коротенькими бачками, одетый в морскую фуражку и непромокаемое штормовое пальто. Он подошел к подававшему сигнал и протянул руку.

— Салюд, камарада колонель![1]

— Салюд, камарада инженьеро![2]

Обменявшись крепким рукопожатием, они отошли в сторону и заговорили вполголоса по-испански.

Потом тот, кто высадился с моря и кого назвали «товарищ инженер», крикнул матросам несколько слов на гортанном наречии, и они, кряхтя, поднесли и опустили к его ногам небольшой ящик.

Инженер взял топорик и двумя взмахами перерубил железные полоски, окаймляющие края ящика. Если бы бруски, ровными рядами заполняющие ящик, не блестели, можно было бы подумать, что это масло.

— Девяносто шестая проба! — хладнокровно сказал человек в морском пальто, опуская крышку. — По пять кило в бруске, по двадцать брусков в ящике.

Тотчас у его ног опустили второй такой же ящик…

Дважды уходил бот во мглу и дважды возвращался обратно. За дюжиной ящиков с золотом последовали четыре больших кожаных мешка, также, повидимому, очень тяжелых.

— Старина! — сказал инженер, ударяя носком сапога в один из мешков. Раздался приглушенный звон. Развязав мешок, инженер знаком пригласил полковника опустить в него руку.

Полковник медленно цедил из горсти обратно в мешок золотые монеты. Здесь были «корабленики» с изображением корабля и розы ветров, ефимки Людовика XIV с тремя коронами, английские гинеи, швейцарские пистоли — ни одной, монеты моложе двухсот лет.

Инженер подкинул на ладони и поймал на лету тяжеловесный золотой.

— Судьба этого золота, право, необычайна! — засмеялся он. — Смотрите: здесь профиль папы Александра VI Борджиа. Представьте себе этого земного бога, бандита в тиаре — думал ли он, что монеты его будут служить борьбе за независимость?!

— Когда-то люди проклинали это золото, — отвечал полковник. — Сейчас мы благословляем его — это оружие, это огонь по врагу. Благодарю, Виценте! — молвил он, обеими руками стискивая кисть инженера.

При этом движении плащ полковника распахнулся, и на груди его блеснули два ордена «Лавры Мадрида».[3]

— Вы были в Испании?! — воскликнул инженер.

— Да!

Инженер Виценте Зобиара встречался с полковником Мануэлем Альфаро не в первый раз. Он знал, что этот человек — поэт, что сложенная им песня стала гимном бойцов маленькой банановой республики. Но только сейчас ему стало известно, что некогда они бились вместе на одном фронте. Глядя в глаза полковника, Зобиара процитировал, как пароль, строки, обращенные к страдающему Мадриду:

Земля разверзается и небо гремит,
А ты улыбаешься со свинцом в груди…,

— Помните, Мануэль?

— Это не забывается.

В этот миг они заметили, что туман начал рассеиваться. Рассвет в призрачной дымке вставал над скалами.

— Пора! — сказал инженер, выпрямляясь. Он притянул полковника к себе и крепко обнял его.

— Берегите себя, Мануэль! Ваши песни — тоже оружие!

— Мои песни — только слабое эхо могучего голоса моего многострадального народа, — глухо сказал Альфаро. — Ну, прощайте, Виценте!

— Не прощайте, а до свидания, Мануэль!..

Офицер и солдаты проводили взглядом удаляющийся бот. Потом одновременно сняли шляпы и послали уезжающим прощальный привет.

Несколько минут спустя бот подошел к теплоходу, стоявшему на рейде. Рассвело настолько, что можно было прочесть название судна, выведенное медными, начищенными до блеска, латинскими литерами по белому фону: «Ломоносов».

А еще через минуту заскрипели блоки, и бот стал медленно подниматься вверх.

* * *

Босоногий матрос, шлепая пятками, пробежал по горячей палубе миноносца «27», взлетел на мостик, вытянулся у двери командирской каюты:

— Капитан! Судно по правому борту! Под красным флагом!

Командир чанкайшистской миноноски, устаревшей военной калоши, любезно подаренной шефами своим тайваньским союзникам, капитан Лю, выскочил из каюты, на ходу одевая потрепанный китель и осыпая страшными ругательствами левый рукав, в который не пролезала рука с биноклем. Он скатился по трапу вниз и постучался в другую каюту, где спал «инструктор» и фактический командир судна мистер Хайрам. Команда льнула к бортам, предвкушая добычу: матросам была обещана премия за каждое задержанное, точнее — захваченное судно.

Штурманский помощник аккуратно записывал в журнал: «Август, 22. Чистое небо, ветер 1–2 балла, видимость 10 миль. В 10.22 в 120 милях южнее порта Гаосян встретили теплоход „Ломоносов“. Идет у нас по правому борту на расстоянии двух кабельтовых[4]…»

Капитан Лю и мистер Хайрам одновременно поднесли к глазам бинокли. Перед ними проплыл нос, затем палубные надстройки теплохода новейшей конструкции.

Поразительно красиво было судно в этот миг: белое, изящное, легко скользящее по сверкающему морю под необъятной лазурью неба. Как непохоже было оно на чанкайшистский корабль с его облупленным корпусом изношенными машинами, с его обтрепанной командой!

— Гм… прямо невеста, а не «коробка»! — пробормотал под нос инструктор. — «Ломоносов»? Кто это такой? Кажется, советский химик… Порт приписки не указан Странно! Лю, давайте полный, курс на судно справа по борту!..

Лю и мистера Хайрама смущал флаг, под которым шло судно. Это был красный флаг. Но не пламенно красного, советского колера, а багрового цвета, того оттенка, какой имеет зарево пожара.

— Э, да черт с ним! Алый ли, багровый, все одно — красный!

Вслед за этим на миноноске взвились флажки Международного Свода Сигналов: «Приказываю немедленно остановиться!»

Нарядный «Ломоносов» ответил: «Не вижу!». Однако ход его заметно ускорился.

«Остановитесь под угрозой потопления!» — повторила миноноска.

1
{"b":"93217","o":1}