– Все! – Я оправила на коленях юбку и решительно поднялась. – Подписывай заявление, я ухожу...

Он точно хотел добавить что-то колкое, подписывая заявление, но потом передумал и лишь беззвучно шевельнул губами. Губами, которые целовали меня время от времени, жадно крадя мою нерастраченную нежность. И мне ведь не было с ним плохо, черт возьми! Пусть не так, чтобы уж очень и хорошо, но плохо точно не было.

– Спасибо тебе, Вить, – пробормотала я негромко, вытаскивая из-под его руки подписанное заявление на отпуск.

Он сразу понял, о чем я. Он всегда понимал меня, иначе мы бы не пробыли так долго вместе. Понял и потеплел. Глаза перестали быть колючими и злыми, в них разлился рыжий мед, и заискрился, и заиграл...

– Прекрати немедленно! – угрожающе протянула я, зная, что может последовать за такими метаморфозами. – Я ухожу!

– Сашок, но не навсегда же! – хохотнул Виктор и, сильно перегнувшись через стол, успел поймать меня за подол юбки. – Ты же вернешься из отпуска. И замуж ты наверняка не собираешься. Ну, устала ты, я понимаю, что устала. Мне давно, дураку, нужно было свозить тебя куда-нибудь. Ты оставь на всякий случай пяток деньков, а? Его рука легла мне на колено и заскользила по бедру все выше и выше.

– Витя-а... – Ругать его было бесполезно, ударить по руке я его тоже не могла, не те у нас были отношения, оставалось только умолять. – Я прошу тебя! Не нужно!

– Ну, хорошо, хорошо, сейчас уйдешь, – примирительно промурлыкал он, движение руки вверх по ноге прекратилось, зато вторая его рука по-хозяйски обвила меня за талию и требовательно привлекла к себе. – Ты только обнадежь меня, Сашок! Не делай мне так больно, Сашок. Только не уходи вот так...

– Как?!

Все мои благие намерения прекратить наши отношения находились сейчас под большим вопросом. Если Виктор продолжит в том же духе, то я, возможно, и от отпуска откажусь. И сегодня вечером привычно юркну в его машину под покровом темноты. И потом буду любить его до одурения на какой-нибудь квартире с запахом заброшенности и оставленных кем-то до нас окурков в переполненной пепельнице и буду называть его при этом милым и единственным.

Он и на самом деле был для меня милым и единственным после Славкиного отца, сгинувшего пятнадцать лет назад в очередной археологической экспедиции. Кто говорил, что его убили. Кто уверял меня, что видел его с какой-то молдаванкой в соседнем городе. Кто-то твердил о том, что его фамилия значилась в коллегии адвокатов штата Колорадо. Мне было плевать на все эти бредовые слухи. Как бы там ни было, он оставил меня одну с четырехлетним сыном на руках. И не вернулся больше никогда, и даже не написал ни разу. А коли так, то с глаз долой – из сердца вон.

– Сашок... – Голова Виктора начала клониться к вырезу на груди моей летней кофточки. – Сашок, не смей меня бросать вот так! Я никогда тебе этого не прощу! Ты знаешь, что ты у меня одна!

– Не мели ерунды! – Он все-таки сумел все испортить, наступив на любимую мозоль. – У тебя милая жена и пара очаровательных дочерей. Твоя спокойная гавань и... хватит уже, Виктор! Сюда могут войти!

– Сюда никто и никогда не войдет, пока ты в моем кабинете, – озвучил он негласное распоряжение, которое передавалось из уст в уста часто меняющимся секретаршам. – Я могу взять тебя прямо на этом столе, и сюда никто не войдет.

– Даже твоя Наташа?

Упоминание о супруге немного привело его в чувство, но не настолько, чтобы выпускать меня из рук.

– Сашок, давай не будем о грустном, – Виктор притворно вздохнул, обдавая горячим дыханием выемку моей груди. – Лучше скажи, ты на самом деле выходишь замуж? Я ведь этого не переживу! Я не знаю, что с собой сделаю!

– Ви-итя! – Я вырвалась и отбежала к двери, так как накал его страсти начал перерастать из разряда допустимых в разряд недозволенных. – Я не выхожу замуж. Мне нужен отпуск для того, чтобы уладить кое-какие личные дела.

– Какие? – Он шумно дышал, поправляя галстук и ероша густые русые волосы. – Какие у тебя могут быть личные дела?

Меня это откровенно возмутило. Он что же, считает, что у меня не может быть личной жизни? Что я только и живу нашими с ним ежемесячными встречами? Да, я всячески поддерживала его в этой уверенности. Но сам-то он дурак, что ли? Должен же был соображать, что роль его утешительницы мне рано или поздно приестся. И хотя я никогда не заводила с ним разговоров о его возможном разводе, он должен был понимать, что мне тоже хочется иметь своего собственного мужа, а не чужого.

– У меня могут быть личные дела, Виктор Михайлович! – с чувством выдала я, а губы почему-то предательски дрогнули. – И вы даже не можете себе представить, насколько они могут быть личными...

Личными-то личными, но вот насколько они могут быть тягомотными, мне пришлось узнать уже менее чем через день.

– Справку с места жительства, справку о зарплате, копию паспорта, копию свидетельства о рождении ребенка, если есть несовершеннолетние... – речитативом зачитывала мне серая конторская крыса в шелковом ацетатном платье. – Еще по четыре вида заявлений на каждый субъект...

Ох, я едва головой не тронулась, узнав, сколько требуется представить всяких справок в Регистрационную палату, чтобы совершить акт купли-продажи. Какие-то планы на земельные участки и гаражи, о которых Таисия если и имела представление, то вовсе не позаботилась. Куча бумаг из инвентаризационных контор. Нотариальные подтверждения...

– Господи! – взвыла я уже через неделю, валясь без сил на кушетку тети Сони. – Мне двух жизней не хватит, чтобы все это оформить! Да и люди столько ждать не станут. Рынок наводнен недвижимостью. Видела, как смело торгуются. Нет, мне никогда этого не одолеть в одиночку! Тетя Соня, давай приобщай к этому делу кого-нибудь. Иначе этим сделкам за год не свершиться!

Это было второй моей ошибкой. Как впоследствии оказалось, одной из самых серьезных. Но растертые в кровь новыми туфлями ноги просто молили о пощаде. Никакие компрессы, никакие пластыри не могли спасти их от километровых крюков, которые приходилось нарезать в поисках все новых и новых бумаг, требующихся въедливым клеркам.

– Ладно. – Тетя Соня, сама порядком подрастерявшая энтузиазм в ежедневных изнурительных прогулках, задумчиво кивнула. – Поговорю тут с одним. Правда, болтают, что он напрямую связан с бандитами... Как бы чего не вышло...

– Мне все равно! Пусть бандиты, черти, мне все равно! Лишь бы помогли...

Помощь пришла. Пришла совсем не с той стороны, откуда изначально планировалось, но, как впоследствии оказалось, было уже поздно. Дело было спущено на тормозах, но узнать мне об этом довелось не вдруг и не сразу.

Сейчас же я лежала в окружении полутора десятков маленьких подушечек и с немым восторгом наблюдала за игрой двух крохотных котят тети Сони. Сама она, поставив кастрюлю с супом и чайник на газовую плиту, ушла к соседу. К тому самому, о котором ходила молва как о человеке почти всемогущем. Якобы в решении проблемных вопросов, касающихся наследства или купли-продажи движимого и недвижимого имущества, ему не было равных. Скажу честно, когда я его увидела, то подумала прямо противоположное.

Паренек производил впечатление неудачника. Маленький, худенький, с редкой белесоватой шевелюрой и дурацкой привычкой грызть ногти при каждом удобном случае.

– Здравствуйте, – с неуместным при знакомстве обожанием поздоровался он со мной, может, в этом и был секрет его успеха, кто знает.

– Привет. – Я скинула ноющие ноги с кушетки, нашарила тапки и пошла следом за хозяйкой и гостем в кухню.

Там уже дымился в тарелках наваристый гороховый суп. Искрилась маслом миска с салатом из помидоров и огурцов. И уютно попыхивал парком на плите старенький алюминиевый чайник. С этим раритетом тетя Соня расставаться отказалась наотрез, а я ведь ей присылала «Тефаль». Н-да, чужая душа – вечные потемки.

– Садись, Гоша, откушай с нами, – пригласила тетя Соня, но без особого радушия. – Не велико угощение, но горяченького покушать никому не помешает.