«Воистину!» – пронеслось в голове Марии, поймавшей себя на том, что у нее вдруг стали прорываться старинные слова, в последний раз слышанные от бабушки лет пятнадцать назад.

Не добившись от Марии ответа, священник терпеливо спросил:

– Вас что-то важное привело сюда? Служба уже закончилась.

Мария стояла безмолвно, как истукан, и только смотрела на священника широко открытыми глазами.

Он обвел ее обеспокоенным взглядом, потом осторожно взял под локоть и вывел из храма на крыльцо.

Щурясь от яркого света, Мария прикрыла глаза рукой.

– У вас что-нибудь случилось? – вновь прозвучал над ней его низкий глубокий голос.

Отвечать, не видя лица священника, оказалось легче. Мария, набрав в грудь побольше воздуха, сказала:

– Да нет, ничего не случилось. Просто, ехала мимо и подумала: дай, зайду… – Мария бросила на священника настороженный взгляд, проверяя, не рассердился ли он ее такому бесхитростному ответу.

– Заглянули к нам, значит… – строгое лицо священника осветилось ироничной улыбкой, от которой у глаз разбежались веселыми лучиками морщинки. – И куда же вы путь держите, матушка?

Мария вскинула на него глаза от такого необычного обращения, а потом, вновь опуская взгляд, ответила:

– Да вот, скитаюсь по жизни, место свое ищу. Не поможете ли советом, батюшка? – и она с надеждой вновь посмотрела на священника.

– Ну что же, пойдемте в дом, расскажете мне за обедом, что вас беспокоит, – пригласил он и начал спускаться с церковного крыльца.

– Спасибо, батюшка, да неудобно мне как-то, – начала отказываться Мария.

– Обедать не хотите или разговаривать со мной? – остановившись, спросил ее священник.

– Ой, ну что вы! Мне просто неудобно отягощать вас своим нежданным присутствием.

Окинув ее насмешливым взглядом, он спросил:

– Вы откуда? У вас все так в миру чинно разговаривают, или вы – исключение? Как вас звать-то, раба Божия?

Покраснев, Мария отвела взгляд в сторону и смущенно ответила:

– Это все обстановка. У меня церковь всегда ассоциировалась с таким языком, бабуля моя так говаривала. А зовут меня Марией.

– Марией? – изменившимся голосом переспросил священник и лицо его неожиданно побледнело. – Непростое имя…

Отведя взгляд в сторону, он помолчал мгновение, а потом уже другим тоном сказал:

– Так вот, Мария, меня хоть и зовут отец Кирилл, но я – обычный человек, и в такую же школу, как и вы, ходил. Так что перестаньте напрягаться и разговаривайте со мной нормальным языком. И пойдемте, все-таки, пообедаем, чем Бог послал, – он решительно направился к своему дому.

Мария, подбодренная его «нормальной» речью, послушно последовала за ним, теребя концы шарфа и не зная, можно ли его теперь снять или так и придется сидеть в нем за обедом.

Идущий впереди в какой-то задумчивости батюшка оглянулся, и словно разгадав ее мысли, одним движением спустил ей шарф с головы на плечи.

Открывая калитку перед домиком, который был обнесен так понравившимся ей плетнем, он посторонился, пропуская Марию вперед.

– А кто сделал этот плетень? – невольно вырвался у нее вопрос, и она тут же рассердилась на себя за свое неуместное любопытство.

– Не знаю, – улыбнувшись, ответил отец Кирилл, закрывая калитку, – он был здесь еще до меня… А теперь давайте помоем руки, летом у нас все удобства на дворе, – и он показал ей в угол двора, где на столбе висел зеленый рукомойник.

Мария быстро вымыла руки, и отец Кирилл, стоящий рядом с ней, подал ей льняной рушник. Потом она стояла и ждала с рушником в руках, глядя, как он смывает мыло со своих больших красивых рук.

Принимая у нее полотенце, он взглянул на нее благодарным открытым взглядом. Мария, отчего-то смутившись, отвела глаза в сторону.

Сделав приглашающий жест, отец Кирилл переступил порог и провел ее через тесные белёные сени в горницу.

Мария с любопытством осмотрелась.

У двери стоял большой сундук, на котором она с удивлением увидела аккуратно сложенные детские игрушки. Вдоль стен притулились узкие деревянные лавки. Глинобитный пол, выкрашенный коричневой краской, был покрыт домотканными половиками. На стенах в рамах, убранных по украинской традиции вышитыми рушниками, висели репродукции картин на библейскую тему. В правом углу перед старыми потемневшими иконами теплилась лампадка. Посреди горницы стоял круглый стол, на котором пыхтел самовар и уже было накрыто к обеду.

Отец Кирилл, оглядев стол, громко позвал кого-то:

– Матрена Евлампиевна!

Из-за двери, ведущей в соседнюю комнату, выглянула маленькая полная старушка в платочке, с кокетливо торчащими кончиками, завязанными в узелок надо лбом, вышитой кофте с завернутыми рукавами и длинной юбке.

Приложив палец к губам, старушка колобочком вкатилась в комнату и, аккуратно прикрыв за собой дверь, сказала шепотом:

– Тише, батюшка, ребятишек разбудите – еле их сегодня уложила.

Отец Кирилл, понизив голос, попросил ее:

– Матрена Евлампиевна, принесите нам, пожалуйста, еще один прибор, у нас гостья… Мария, – и добавил, уже обращаясь к Марии: – А это наша хозяйка, незаменимая Матрена Евлампиевна.

Старушка окинула Марию быстрым цепким взглядом, а потом улыбнулась, от чего на лице ее, белом с румяными щечками, появилось несколько мягких складочек.

«Не лицо, а просто наливное яблочко!» – восхищенно подумала Мария, глядя на старушку.

Меленько закивав ей в знак приветствия, Матрена Евлампиевна засеменила к выходу и через мгновение принесла из кухни глубокую тарелку, вилку и деревянную ложку.

Выдвинув стул, отец Кирилл указал Марии на почетное гостевое место. Она подошла, но не стала садиться, а интуитивно остановилась в ожидании, и, как оказалось, правильно сделала – отец Кирилл, бросив на Марию испытующий взгляд, произнес:

– Попросим благословения у Господа нашего на вкушение хлеба насущного и возблагодарим его, – и стал читать молитву.

Мария с удивлением поняла, что помнит эти слова: «Отче наш, иже еси на небеси…» – ее бабушка каждый вечер перед сном привычной скороговоркой читала эту молитву, стоя на коленях под иконой и кладя земные поклоны. Отец, впоследствии вспоминая о бабушке, как-то шутливо заметил, что старушкам, которые так усердно кладут поклоны во время молитвы, никакие проблемы с позвоночником не грозят, не то что нынешним «гиподинамикам», смолоду скрюченным от скалиоза и остеохандроза.

Мария улыбнулась воспоминанию, но тут же спрятала улыбку. Склонив голову, она вслушивалась в старые слова, звучащие словно из глубины веков, и в душе у нее что-то жалостно зашевелилось.

Стоящая чуть позади нее Матрена Евлампиевна едва слышным шепотком вторила батюшке, истово крестилась и кланялась, от чего ее одежда шуршала при каждом движении.

Прочитав «Отче наш», отец Кирилл перекрестился и произнес еще одну молитву, крестя уже стол:

– Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животно благоволения.

Мария, стоящая со склоненной головой, украдкой следила за действиями отца Кирилла и старалась вторить ему, осеняя себя крестным знамением и кланяясь вслед за ним. Очень уж ей не хотелось выказывать себя невежей. Сейчас она сильно жалела, что за давностью лет забыла все наставления бабушки. Она словно оказалась в другом мире, в другом времени, в другом – параллельном, пространстве, где бытовал свой уклад, и где даже рядовое потребление пищи являлось сакральным действием. Для нее же эта сторона жизни была совершенно неизвестной, скрытая покровом некоей тайны, и, как все таинственное, немного пугала.

Прочитав молитву, отец Кирилл сказал:

– Садитесь, Мария, пообедаем. Вы, как мне кажется, приехали издалека.

Мария, опустившись на свое место, кивнула в ответ, но ничего не сказала.

Матрена Евлампиевна, суетясь, разлила по тарелкам холодный борщ и подвинула ближе к Марии деревянную миску, в которой лежал нарезанный толстыми ломтями домашний хлеб.