– Разве я такая? – удивилась Эмма.

– Да, – ответила Пэтси. Обернувшись, она заметила, что подруга потихоньку складывает и разгибает свой чек. Эмма ничего не отвечала, и Пэтси пожалела о своих словах. Если ее подруга молчала, это обычно значило, что ее чувства задеты.

– Не обижайся, Эмма, – сказала она. – Я только хотела сказать, что ты не такая крепкая, как твоя мать или я.

– Ладно уж, я не такая чувствительная, – ответила Эмма. – Я просто думала о Флэпе.

– И что?

– Ничего, просто думала.

Через пару недель после появления Вернона Рози, придя утром, вновь обнаружила, что у всех телефонов в доме сняты трубки. И без того расстроенная, она почувствовала, что перенести эти короткие гудки из всех трубок, – выше ее сил. Она поднялась наверх, чтобы выяснить, в чем дело, и нашла Аврору в своем укромном эркерчике, где та спряталась за баррикадой из всех подушек, собранных в доме; вид у нее был не менее взбудораженный, чем у Рози.

– Что с тобой, – спросила Аврора, как только увидела свою горничную.

– Лучше скажите, что с вами, – ответила Рози.

– Говори ты, я спросила первая. Не хитри. Я тебя знаю. Признавайся.

– Ройс ушел навсегда, – сказала Рози. – Только это у меня и случилось.

– Какой идиот! – воскликнула Аврора. – Какая муха его укусила?

– Он решил, что не обязан жить со мной. Только и всего. Можно мне теперь положить трубки по местам, вдруг он передумает и позвонит?

– Нет. Я тебя научу женской гордости.

– Не знаю, что буду с ней делать, в мои-то годы.

– Он тебя опять побил?

– Не-а. Просто бросил ключ от дома через улицу и сказал, что ему нужна свобода. Вообразите, что Ройсу понадобилась свобода. Пару недель назад он и слова-то такого не знал. Небось эта тварь его надоумила.

Аврора приняла строгий вид.

– Ладно, он поймет, что человеку нужна не только свобода. Вот поживет год свободно, и посмотрим, что он запоет.

– Вот, какие у меня дела, – сказала Рози, почувствовав облегчение от того, что поделилась своими горестями. – Вернон, когда старался нас помирить, только зря потратился. А что с вами?

– Ничего серьезного. Я не хочу об этом говорить. Иди прибери в доме.

Рози, зная, что Аврора обычно через пять минут начинает рассказывать о том, о чем не хотела говорить, села и пять минут смотрела в окно. Аврора глядела на стену, кажется, забыв о ее существовании.

– Ладно, рассказывайте, – сказала Рози, сочтя, что выждала достаточно долго.

– Передо мной поставлен ультиматум. По телефону. Это по-моему худший способ ставить ультиматумы. Некого побить в ответ. Не знаю, что мужчины думают обо мне, но в любом случае я не такая, как они думают.

– Это кто же? – перебила Рози.

– Тревор. Самый элегантный мужчина в моей жизни. Мне больше никого в таких нарядах не получить в поклонники.

– Так вы ему сказали, чтоб отправлялся ко всем чертям?

– Нет, а надо бы. Если это водяные, то ему будет нетрудно к ним отправиться, он только перешагнет борт яхты. Меня уже ничего особенно не удивляет, просто не могу понять, что это вдруг на него нашло. Знаю его уже тридцать лет, и он никогда так себя не вел. Она вздохнула.

– Каждый раз, когда мне кажется, что жизнь налаживается, обязательно что-нибудь такое случается. Я не верю, что возможна спокойная, размеренная жизнь.

– Да, там, на Лайонс Авеню она точно кубарем покатилась. Считаете, что Господь излил на нас свой гнев?

Аврора попыталась, но не очень настойчиво, поставить ее на место.

– Хватит, иди берись за щетки. Это мужской идиотизм, а не Божий гнев. У меня впереди очень тяжелый день, избавь меня от своей дремучей теологии. И не забудь, мы не будем отвечать, если позвонит твой муж.

– А что ж такое будет? – спросила Рози, стараясь скрыть тревогу. Обычные вещи одна за другой уходили у нее из-под рук; еще немного, и их будет недоставать настолько, что жизнь ей станет не в жизнь, мысль о том, что все в жизни переменится, очень ее расстраивала.

Аврора ничего не ответила, и Рози это насторожило. – Так что ж будет? – повторила она. На этот раз Аврора уловила в ее голосе беспокойство и подняла глаза.

– Не знаю, как это понимать твой вопрос: как общий или как конкретный. Если вопрос общий, я ответить не могу. А если конкретный, касающийся меня, то могу кое-что сказать. Тревор приглашает меня на ужин. Если пойдет дождь, то, должно быть, проливной. Завтра, как ты знаешь, я устраиваю ужин для Эммы, Флэпа и Сесила; и Вернон тоже будет. А что будет еще дальше, меня не интересует.

– А что Вернон обо всем этом думает? – спросила Рози.

– О чем всем? – Аврора окинула Рози насмешливым взглядом.

– Ну, об этой чехарде? Аврора пожала плечами.

– Вернон об этом понятия не имеет. Ему и так не сладко. И я не хочу обременять его перипетиями своих отношений с другими мужчинами.

– Плохо, что Вернон необразованный, да? – Рози задала этот вопрос в надежде уловить направление чувств хозяйки. – Приятный парень, с ним хорошо в картишки перекинуться.

– Да, жаль, – согласилась Аврора весьма неопределенно.

– Такая обида! – не унималась Рози. Ответ хозяйки ее не удовлетворил.

– Иди отсюда. Ты сегодня еще пальцем о палец не ударила, – вдруг рассердилась Аврора. – Ты что думаешь, если бы он имел образование, я вышла бы за него замуж? Мне это оскорбительно слышать. Я не страдаю столь явным снобизмом. Если бы захотела, я сама бы его всему научила. Вернон слишком мил, чтобы я навсегда навязала ему свое общество. Ты же знаешь очень хорошо, что ему около меня не удержаться. Я еще с Тревором не разобралась, так что оставь Вернона в покое.

– Вы ему сердце разобьете, – сказала Рози. – Разве вы это не знаете? В жизни не видела, чтобы парень влюбился так сильно и так быстро. Я всегда буду за него, пока у него есть хоть один шанс в жизни.

Аврора стала перебрасывать свои подушки, по одной, в центр комнаты. День не задался, и она не могла найти себе места. Жизнь могла быть разной, но она всегда далека от совершенства, во всяком случае, ее жизнь; проблема, как поступить с этим абсолютно невинным существом пятидесяти лет отроду, которого она так безжалостно поймала в свои сети, была не из легких. Его сердце оказалось у ее ног – нагнись и подбери, – она и подобрала; это было для нее столь же естественно, как есть с тарелки. Она не привыкла проходить мимо сердец, если те, кому они принадлежали, казались людьми достаточно приятными.

Самопожертвование не было чертой ее характера, она действовала сначала инстинктивно, беря то, что подвертывалось под руку, и сознательно потом, когда обдумывала свои поступки. В жизни, столь далекой от совершенства, часто не приносящей никакой радости, самопожертвование было, как ей казалось, самой большой глупостью. Но при всей своей склонности, как импульсивной, так и обдуманной, брать все, до чего можно дотянуться, она прекрасно отдавала себе отчет в том, что сердца – и кусочки еды – не одно и то же, и мысль о том, что можно разбить сердце Вернона, очень тревожила ее. Временами она укоряла себя за жадность, но такие моменты наступали редко; она не требовала от себя умеренности. Раз Вернону было не суждено остаться в стороне, надо было найти способ позаботиться о нем.

Но в тот момент она не знала, какой это может быть способ. И эта мысль вызвала у нее вздох.

– По правде говоря, никогда не ожидала, что в пятьдесят лет можно быть таким неосторожным, – сказала она Рози. – У Вернона начисто отсутствует инстинкт самосохранения. Когда дело касается мужчин, я рассуждаю всегда одинаково: стараюсь, чтобы они не считали, что напрасно тратят на меня время. Если у них возникает иное впечатление, то, грубо выражаясь, пусть отваливают. Я никогда не заботилась о завтрашнем дне, даже в отношениях с Редьярдом.

– Вы хотите сказать, что никогда не знали, что сделаете дальше? Я тоже такая. Удивляюсь, как это мы так долго прожили замужем?