Чувствую, это лето меня точно доконает. Парит неимоверно, солнце просто исходит жаром, и если постоянно не заливаться пивом, то уже через несколько минут глотка становится сухой и шершавой. Солнечные очки, конечно же, до известной степени спасают от бьющего сверху света, но даже в них я периодически останавливаюсь посреди улицы, чтобы как следует прочихаться, – это дает о себе знать моя многократно клятая аллергия. Дождя не было уже недели четыре, и очень хочется верить, что сегодняшняя дикая духота является предвестником хорошей вечерней грозы с громом, молнией, а может быть, даже и с градом. Да и облака, разрозненными хлопьями ваты плывущие по небу, внушают некоторую надежду. Впрочем, практика показывает, что на все на это нельзя слишком уж рассчитывать, хотя дождь сейчас не помешал бы никому. Осатаневшему от жары городу он бы принес прохладу и пусть временное, но все же облегчение, мне же – какое-то подобие душевного комфорта. Для поклонников всяческих там

Оффспрингов целый месяц сплошного солнца это, конечно же, рай на земле, ну а мне явно не хватает немного негатива в природе. Я хочу, чтобы с неба беспрерывно лило, хочу пристроиться под какой-нибудь аркой, слушать Radiohead и наблюдать, как тугие водяные струи станут хлестать по земле, распугивая горожан и курортников. На худой конец можно будет просто посидеть на своем крытом балконе с Ремарком в одной руке и сигаретой в другой. Кстати, по вечерам после дождя небо над моей крышей приобретает загадочный красноватый оттенок, на фоне которого полуразрушенный дом напротив вместе с парой высоченных деревьев выглядят почище, чем обложка любого “думового”** альбома. В последнее время моя склонность к созерцанию находится на весьма низком уровне, но очарование этого вида столь велико, что иногда я могу часами стоять, упершись руками в балконную решетку, и смотреть вдаль, позволяя мыслям течь в самых прихотливых направлениях.

* “K a t a t o n i a ” – тяжелый коллектив из Уэльса. ** D o o m – m e t a l – великое явление в музыкальной культуре конца двадцатого столетия. Общая концепция может быть выражена в словах “Бога нет” и “Она меня покинула”.

Но все это мечты, а в реальности я толкаю двери компьютерного магазина “WorldTech”, пряча бутылку пива в задний карман джинсов, дабы не смущать умы администрации и клиентов. Подобная техника у меня наработана годами практики, и за несколько секунд поллитровка уютно пристраивается в районе моей левой ягодицы, прикрытая сверху помятой футболкой с угрожающей надписью “Samael”. Вхожу внутрь.

Магазин (а точнее говоря, некая помесь выставки достижений современных компьютерных технологий и офиса) встречает меня блеском стекол многочисленных стеллажей, гудением системных блоков и упоительной прохладой, порожденной великим изобретением людского гения – кондиционером. Человек по имени Норм, из-за которого, собственно, я и оказался в таком непривычном для себя месте, сидит прямо напротив входа перед каким-то навороченным монитором и упоенно клацает клавиатурой. Размеренной походкой подхожу к Нормовскому столу, бесцеремонно плюхаюсь в небольшое кресло и с ходу выдаю цитату из Ницше по поводу смотрящих в бездну*, отдавая дань своей излюбленной традиции эпатировать окружающий люд с порога.

* Имеется в виду фраза Фридриха Ницше: “Когда долго смотришь в бездну, бездна начинает смотреть в тебя”.

Впрочем, на Норма мое ерничество всегда действовало слабовато, вот и сейчас он невозмутимо переводит взгляд с экрана на меня, еле заметно улыбается и протягивает для пожатия руку. От столь явных проявлений иммунитета к своей харизме я прихожу в неистовство и начинаю откровенно юродствовать, изощряясь на все лады. Спич мой поражает масштабностью и синкретизмом: здесь и эпические истории о кровавых схватках с “христианскими отродьями”, и исполненное неизбывного трагизма повествование на тему “Объятия зеленого змия”, и величественная ода утреннему кровохарканью. Я уже вплотную подбираюсь к недавно разработанной концепции вселенского эгоизма, как вдруг замечаю, что Норм совершенно спокойно продолжает заниматься своей компьютерной белибердой, не проявляя даже видимости заинтересованности моим словоблудием. Да, при таком раскладе руки опустились бы у кого угодно. Я все же делаю последнюю отчаянную попытку хоть как-то впечатлить публику, но и извлеченное из кармана на глазах у всего магазина пиво не производит ровным счетом никакого эффекта. Засим я окончательно увядаю и, отхлебнув изрядный глоток

“Таллера”, совершенно потерянным голосом прошу принести мне пять болванок по двадцать пять центов за штуку. Норм отправляется в соседний зал за заказом, я смотрю ему вслед и вспоминаю, как мы с ним на кухне заедали водку пельменями и слушали “Детей декабря” на старом отечественном проигрывателе. То было безумное время, когда наша хайрато-джинсовая компания могла целыми днями бродить по улицам, дуя “Red Bull” и приводя в недоумение прохожих своим идиотским смехом – таким, какой можно вызвать у человека только в шестнадцать лет. Тогда нам не нужно было искать повод для радости, она и так перла из нас во все стороны. Самое же главное заключалось в том, что почти каждый день мы открывали для себя что-то новое в окружающем мире и кайфовали от этого в святой и простодушной уверенности, что так будет продолжаться вечно.

Рок-н-ролльно-алкогольно-либидозным радостям молодых посвящено огромное множество книг, но мне все-таки кажется, что мы стоили того, чтобы о нас была написана еще одна. И дело здесь вовсе не в моем непомерном тщеславии, просто наш круг действительно был необыкновенным. До сих пор по городу можно услышать бесконечно далекие от реальности легенды из жизни моих друзей, которые так очаровательно сочетали в себе застенчивость с бесшабашностью. Норм, кстати, увековечен в одной из них как изобретатель убойного коктейля по типу гриновского “Боже мой”, куда входили водка, пиво и кока-кола. Потягивая эту незабываемую смесь, мы продружили вплоть до самого окончания школы, а потом мой верный соратник встретил Норму, которая из всего окружения своего ненаглядного больше всего не любила меня, женился на ней и, съехав с родительской квартиры, окончательно пропал из поля нашего зрения. Не работай он сейчас в двух кварталах от моего дома, мы бы по-прежнему общались исключительно через посредничество общих знакомых. Правда, задумываясь над этой ситуацией, я неоднократно ловил себя на мысли, что Норм мне уже далеко не так интересен, как то было во время оно.

И неважно, почему это случилось: по причине ли моего снобизма либо из-за семейной жизни, способной исковеркать кого угодно, – суть тут все равно одна и та же. Ну а вся клоунада, которой я упоенно предавался пару минут назад, была всего лишь следствием подсознательного раздражения, испытываемого мною в последнее время при виде этого человека. Я вряд ли был бы способен жить так, как

Норм, изо дня в день двигаясь по стандартному вектору “дом – работа

– дом”, лелея беременную жену и наслаждаясь рассуждениями на тему предстоящего ремонта в своей квартире. От подобного варианта бытия моя “творческая натура” тут же встала бы на дыбы, требуя в качестве компенсации как минимум двести грамм, ну а вот Норм счастлив, видно это невооруженным взглядом, и можно держать пари, что в его внутреннем мире царят спокойствие и благодать (не то что у некоторых). Хотя что уж там: выбор за меня никто не делал, я знал, на что иду, кроме того, даже в подобной ситуации можно найти свои плюсы. По крайней мере Норм и ему подобные однозначно лишены удовольствия закрыть лицо волосами и предаться на глазах у окружающего люда возвышенным страданиям под звуки чего-нибудь из HIM*.

* H I M – финские рокеры с инфернальным имиджем и красивой музыкой.