Она попыталась подняться без его помощи.

− Ничего, — сказала она, слабо улыбнувшись. — Кожа поцарапана, и меня оглушило на мгновение. О, я так рада, что они ушли! — и она заплакала, не сдерживаясь.

Он не мог почувствовать облегчения, как она. Его гнев не прошел: он еще больше разозлился, когда понял, что непосредственная угроза миновала. Солдаты опоздали на пять минут и не дали толпе почувствовать силу власти и закона. Он надеялся, что, увидев войска, они не смогут убежать. Пока он размышлял об этом, Маргарет, держась за дверную стойку, пыталась подняться, но пелена застила ей глаза, он подоспел как раз вовремя, чтобы подхватить ее на руки.

− Мама! Мама! — закричал он. — Спускайтесь, они уже ушли, и мисс Хейл ранена! — он внес ее в гостиную, осторожно положил на диван и вгляделся в ее бледное безжизненное лицо. Осознание того, как больно будет ее потерять, так сильно поразило его, что он заговорил, давая выход своей боли:

− О, моя Маргарет… моя Маргарет! Никто не знает, что ты для меня значишь! Бледная, словно мертвая, ты лежишь здесь… ты… единственная женщина, которую я любил! О, Маргарет… Маргарет!

Мистер Торнтон застонал, но тут же вскочил, стыдясь самого себя, когда вошла его мать. Она ничего не увидела, кроме того, что ее сын был немного бледнее, немного мрачнее, чем обычно.

− Мисс Хейл ранена, мама. Камень оцарапал ей висок. Боюсь, она потеряла много крови.

− Она тяжело ранена, я бы подумала, что она мертва, — ответила миссис Торнтон, всерьез встревожась.

− Это только обморок. Она уже со мной разговаривала, — пока он говорил, казалось, что вся кровь из его тела прилила к сердцу, и он дрожал.

− Иди и позови Джейн, она принесет то, что мне необходимо. А сам иди к своим ирландцам, они кричат и плачут, будто напуганы до смерти.

Он ушел. Он ушел, чувствуя, что каждый шаг, который уводит его от нее, дается ему с трудом, будто его ноги налились свинцом. Он позвал Джейн. Он позвал свою сестру. Маргарет должна получить всю женскую заботу и внимание. Но с каждым ударом сердца он вспоминал, как она пришла и встала между ним и опасностью. Сделала ли она это ради его спасения? Тогда он отстранил ее и говорил с ней грубо. Но он ничего не видел, кроме опасности, которой она подвергала себя. Он пошел к ирландцам, трепеща при мысли о ней. Он не знал, что им сказать, чтобы утешить и успокоить их. Ирландцы заявили, что они не останутся, и потребовали отправить их назад.

И ему пришлось думать, говорить, убеждать.

Миссис Торнтон протерла виски Маргарет одеколоном. Когда спирт попал в рану, которой ни миссис Торнтон, ни Джейн не заметили, Маргарет открыла глаза. Но было очевидно, что она не понимает, ни где находится, ни кто они. Ее глаза потемнели, губы задрожали и сжались, и она снова потеряла сознание.

− Она получила сильный удар, — сказала миссис Торнтон. — Кто из вас пойдет за доктором?

− Не я, мэм, прошу вас, — сказала Джейн, отходя назад. — Этот сброд может быть везде. Я не думаю, что рана такая глубокая, как кажется.

− Я не буду рисковать. Она ранена в моем доме. Если ты трусиха, Джейн, то я — нет. Я пойду.

− Прошу вас, мэм, позвольте мне послать кого-нибудь из полиции. Их здесь так много, и солдат тоже.

− И все равно ты боишься идти? Я не собираюсь отнимать у них время нашими поручениями. Они будут заняты поимкой бунтовщиков. Ты же не побоишься остаться в этом доме, — спросила она презрительно, — и протирать одеколоном лоб мисс Хейл, не так ли? Меня не будет минут десять.

− Разве Ханна не может пойти, мэм?

− Почему Ханна? Почему любой, кроме тебя? Нет, Джейн, если ты не идешь, пойду я.

Сначала миссис Торнтон направилась в комнату, в которой она оставила Фанни, лежащую на кровати. Та вскочила, когда вошла ее мать.

− О, мама, как ты напугала меня! Я подумала, что это мужчина забрался в дом.

− Чепуха! Все уже ушли. Здесь всюду солдаты, но они опоздали. Мисс Хейл лежит в гостиной на диване, она тяжело ранена. Я еду за врачом.

− О, нет, мама! Они убьют тебя, — она схватила мать за платье. Миссис Торнтон грубо отбросила ее руку.

− Кто еще кроме меня пойдет? Эта девушка не должна истечь кровью.

− Кровью! О, как ужасно! Как ее ранили?

− Я не знаю, у меня не было времени спрашивать. Пойди к ней, Фанни, и попытайся быть полезной. С ней Джейн, и я полагаю, все намного хуже, чем кажется. Джейн отказалась выходить из дома, трусиха! А я больше не потерплю отказов от прислуги, поэтому пойду сама.

− О, Боже, Боже! — запричитала Фанни, плача. Она скорее была готова спуститься вниз, нежели остаться одной.

− О, Джейн, — сказала она, медленно входя в гостиную. — Что случилось? Какая она бледная! Как ее ранили? Они бросали камни в гостиную?

Маргарет и вправду выглядела бледной и изнуренной, хотя начала постепенно приходить в себя. Но она еще чувствовала слабость из-за обморока. Она осознавала какое—то движение возле себя, освежающее действие одеколона и страстное желание, чтобы оно не прекращалось. Но она не смогла открыть глаза и попросить еще раз обтереть ей лоб, подобно тому, как люди, впавшие в летаргический сон, не могут шевельнуться или подать голос, чтобы задержать ужасные приготовления к своим похоронам, несмотря на то, что они полностью осознают все происходящее.

Джейн перестала обтирать ей лоб, потому что отвечала на вопрос мисс Торнтон.

− Она бы не пострадала, мисс, если бы оставалась в гостиной или поднялась к нам. Мы были на чердаке в безопасности и могли все видеть.

− И где она была? — спросила Фанни, подходя ближе медленным шагом, приучая себя к виду бледного лица Маргарет.

− Прямо перед входной дверью… с хозяином! — многозначительно ответила Джейн.

− С Джоном! С моим братом! Как она там оказалась?

− Нет, мисс, не мне это говорить, — ответила Джейн, покачав головой. — Сара…

− Что Сара? — спросила Фанни, теряя терпение от любопытства.

Джейн снова взялась за одеколон, как будто ей не хотелось говорить больше, чем она уже сказала.

− Сара, что? — резко спросила Фанни. — Не говори полунамеками, я не понимаю тебя.

− Ну, мисс, позднее вы поймете… Сара, понимаете, стояла у правого окна, ей было видно лучше всех. И она говорит… она сказала, что увидела, как мисс Хейл стояла, обняв хозяина за шею руками, обнимая его перед всем народом.

− Я не верю этому, — сказала Фанни. — Я знаю, ей нравится мой брат, любой это заметит. И осмелюсь сказать, она не сводит с него глаз, будто он женится на ней. Он никогда не женится, я могу сказать ей. Но я не верю, что она была такой смелой и бесцеремонной, чтобы обнять его руками за шею.

− Бедная молодая леди! Она дорого заплатила за свой поступок. Я думаю, что удар вызвал такой прилив крови к голове, от которого она никогда не оправится. Сейчас она похожа на труп.

− О, как бы я хотела, чтобы мама пришла! — сказала Фанни, сжимая руки. — Я никогда раньше не была в комнате с мертвецом.

− Постойте, мисс! Она не мертвая, ее веки дрожат, а вот и слезы потекли по щекам. Поговорите с ней, мисс Фанни!

− Вам сейчас лучше? — спросила Фанни дрожащим голосом.

Маргарет не ответила, ничем не показала, что она слышала вопрос, лишь губы ее слегка порозовели, хотя цвет лица по-прежнему был пепельным.

Миссис Торнтон вошла торопливо вместе с доктором, которого ей удалось найти.

− Как она? Вам лучше, моя дорогая? — Маргарет открыла затуманенные глаза и взглянула на нее непонимающе. — Вот мистер Лоуи пришел осмотреть вас.

Миссис Торнтон говорила громко и отчетливо, словно разговаривала с глухой. Маргарет попыталась подняться и инстинктивно прикрыла рану волосами.

− Мне лучше, — сказала она очень тихим, слабым голосом. — Мне было нехорошо.

Она позволила доктору взять свою руку и послушать пульс. Румянец на мгновение вернулся на ее лицо, когда он попросил осмотреть рану на лбу. Она взглянула на Джейн и сжалась под ее взглядом больше, чем от взгляда доктора.

− Я думаю, рана небольшая. Мне уже лучше. Я должна идти домой.