Литмир - Электронная Библиотека

Мэй смотрела на лед, следила за игрой в последние оставшиеся минуты, но ее взгляд вольно и невольно возвращался к следу, оставленному на пластиглазе губами Мартина. И ей хотелось, чтобы все, что она имела в этот момент, знакомое и новое, продолжалось вечно.

Глава 12

День выдался холодный и пасмурный, снег припорошил поля и крыши по всей округе. Надев старые кожаные ботинки и видавшую виды куртку, Мэй показывала Дженни свои владения. Была уже середина ноября, и невольно заговорили о приближающихся каникулах, традициях, своих родителях и родителях мужей.

– Расскажи мне о Серже, – попросила Мэй.

– Ох уж этот Серж. Очень он сложный человек.

– Ты хорошо его знала?

– В детстве. Он обожал Мартина и сразу же признал в сыне его удивительный талант. Он готов был тренировать его с утра до ночи, и часто мы с Рэем присоединялись к ним. Для Мартина он был кумиром.

– Правда?

– Да. Все было так хорошо, пока Серж жил дома, и регулярно ездил играть в Монреаль. Но потом он заключил контракт с «Мэйпл Ливз», и очень скоро все изменилось. Сначала произошло то нападение на Мартина, а затем Серж и Агнес разошлись, и после этого Серж уже никогда больше не вернулся домой. Он сбежал от Мартина.

– Но Мартин не был ни в чем виноват, – задумчиво проговорила Мэй, вспоминая о своих отношениях с отцом Кайли.

Получается, из-за проблем родителей дети всегда страдали больше всего.

– Конечно, нет. Но Мартин не верил этому. Он начал играть в хоккей резче, мстительно, словно пытался таким образом вернуть отца. Он заставлял Рэя тренироваться вместе с ним, а Агнес тренировала их обоих на льду нашего озера…

– И Серж пропустил все это.

– Не слишком сочувствуй Сержу. Он стал знаменитостью еще тогда, когда хоккеисты не пользовались такой уж особой популярностью. Между сезонами Серж проживал по высшему разряду в Лос-Анджелесе, Лас-Вегасе, мы часто видели в журналах его фотографии, на которых он обнимался с красотками всех мастей. Он возвратился в жизнь Мартина только тогда, когда Мартин покинул дом и сам стал играть в НХЛ.

– Как только Мартин вышел из-под крыла Агнес.

– Точно. Хотя Серж всегда оставался легендой Лак-Верта. Малышня боготворила его… и как великого игрока, а потом как отца такого сына, как Мартин.

– Мартин никогда не говорит о нем, – сказала Мэй, мысленно уносясь назад в лето, к тем ужасным ночам, когда Мартин спал на диване. – Только однажды.

– Да, я знаю, – согласилась Дженни. – Мартин вычеркнул его из своей жизни в тот день, когда умерла Натали.

– Интересно, может ли кто-то и вправду вычеркнуть из своей жизни отца, – тихо и задумчиво произнесла Мэй. – Даже если он думает, что страстно желает этого.

Осмотр «Брайдалбарн» продолжался. Мэй не могла избавиться от желания увидеть все глазами Дженни и жалела, что ее гостья не приехала раньше, когда все цвело, травы, цветы и даже старые белые розы, и можно было показать ей все в самом лучшем виде.

Они зашли внутрь сарая, который осенью украшали толстые вязанки восковницы и паслена горько-сладкого. Яркие, шишковатые тыквы и крючковатые кабачки рядами лежали на полках. Совы спали, устроившись на стропилах, прячась в тень от холодного белого света, проникающего через окна в крыше.

Тобин, заканчивающая разговор с новой клиенткой, поглядела на них со своего места.

– Ох, я сразу затосковала по своему дому в Канаде. Я чувствую запах леса, – сказала Дженни, приветственно помахав Тобин. – Как у вас тепло. Надо же, ведь снаружи совсем холодно, видно, у вас отличные обогреватели.

– Это наша самая большая статья расхода, – призналась Мэй. – Мы обогреваем это большущее помещение всю зиму.

– Мартин, должно быть, чувствует здесь себя совсем как дома, – заметила Дженни.

– Надеюсь.

Проходя по огромному помещению, Дженни касалась серебристых стен сарая и потускневших от времени медных крюков, рассматривала полы из широких досок, обнаружила отверстие в стене, которым пользовались совы, когда прилетали и улетали. Тобин, которая относила стопку конвертов из манильской бумаги, направилась к ним и они встретились у лестницы на чердак.

– Я видела вас по телевизору, на играх, – сказала Тобин, – но хорошо, что мы увиделись сейчас.

– И я рада вас видеть. – Дженни наклонилась, чтобы обнять Тобин.

– Вы с Мэй такие знаменитости.

– Против нашей воли, – рассмеялась Дженни.

– Попьешь с нами чаю? – предложила Мэй.

Тобин отрицательно покачала головой, показывая на стопку конвертов.

– Спасибо. Но я сделала еще только половину и не уверена, сколько еще понадобится времени на все это. Увидимся позже. Рада была встречать вас снова, Дженни.

– Я тоже, – ответила Дженни.

Поднимаясь по лестнице на чердак, Дженни дотронулась до плеча Мэй:

– Тобин в порядке?

– Думаю, что да.

Но Мэй и сама чувствовала отстраненность Тобин. С одной стороны, Тобин и Мэй всегда ревновали друг друга к другим людям, отношения с которыми могли бы угрожать их дружбе. Но, помимо этого, их собственные отношения во многом стали меняться, и обе знали об этом.

– К этому нелегко приспособиться, – отметила Дженни. – Видеть свою подругу по телевизору, в журналах.

– Для меня самой это огромная перемена в жизни.

– Со стороны жизнь в НХЛ выглядит захватывающе, – вздохнула Дженни. – Если бы они только знали…

– Большую половину времени Мартина нет дома, а когда он здесь, он приходит в себя после полученных травм. У нас почти не было шансов узнать друг друга.

– Иногда женатым парам приходится даже хуже, чем холостякам, жены чувствуют свое одиночество острее, – согласилась Дженни. – Ты любишь кого-то, но он редко когда оказывается рядом. А когда он рядом, им владеет либо прошлая игра, либо предстоящая.

– Именно так.

Для Мэй было большим облегчением иметь возможность поделиться с Дженни своими проблемами, но ее не покидало чувство вины перед Тобин, от которой она многое скрывала.

Они прошли по чердаку, заполненному старыми платьями, свисающими со стропил. Тафта, органза, шелк и атлас шелестели, когда они проходили мимо них. Среди платьев встречались настоящие музейные редкости, но в коллекции были и современные линии кроя. Еще была целая коллекция платьев подружек невесты. Как и во времена Эмилии, они хранили платья здесь, подальше от глаз, и доставали их все только раз в году, устраивая им ежегодный смотр, превращавшийся в настоящее шоу. Но Мэй хотелось показать их Дженни.

– Ох, Дженни, я не видела вас, начиная со свадьбы. – Тетя Энид шла им навстречу, когда они спустились вниз. – Добро пожаловать в наш «Брайдалбарн». Как вы? Как Рэй, дети?

– Прекрасно, Энид. – Дженни обняла ее. – Погружена в хоккейный сезон, точно так же, как Мэй.

– Я хотела сделать чай до приезда клиентов, назначенных на три часа. Присоединишься к нам, тетя Энид?

– Нет, вы, девочки, лучше без меня. Я как раз отвечаю на почту. И пытаюсь согреться у обогревателя, а ведь еще середина ноября. Только посмотрите на меня в этом наряде… Надеюсь, я не распугаю своим видом всех невест.

Тетушка Энид легко замерзала и носила свой обычный для зимы наряд: шерстяные гамаши и толстая водолазка под серым фланелевым джемпером. Опустив глаза на свои собственные потрепанные джинсы и ботинки, Мэй вынуждена была улыбнуться: удивительно, как невесты в поисках стильного или роскошного бракосочетания вообще забредали в их края.

– У нас здесь все довольно по-простому, без особого церемониала, – сказала Мэй Дженни, когда они направлялись к задней комнате.

– Держу пари, это-то и нравится людям. Есть в тебе какая-то элегантная утонченность в сочетании с явным пренебрежением к внешнему лоску.

– Нечто среднее между хиппи и обедневшим аристократом. Что ж, может быть, – сказала Мэй, поглаживая по тертый рукав своей старой холщовой куртки.

– Да нет же. У хиппи нет утонченности, а обедневший аристократ обожает внешний лоск. Скорее застенчивая деревенская девушка, за обманчивой простотой которой прячется утонченная загадочность. Мартин говорил Рэю, что твоя улыбка напоминает ему о Монне Лизе.

46
{"b":"105575","o":1}