Для устрашения местного люда в город приехало около восьмидесяти легковых машин, набитых чеченцами из близлежащих районов области.

Всё это грозило обернуться или новым игом для русских или глобальным погромом чеченцев, со всеми вытекающими отсюда нежелательными последствиями. Ситуацию в Угличе спас предприниматель Юрий Первов, хозяин охранной фирмы "Варяг" и руководитель местного отделения Конгресса русских общин. Его точные, волевые и аккуратные действия привели к тому, что агрессивная часть чеченской диаспоры была выдавлена из района, а автонабеги инородцев на город больше не повторялись. Об этом, кстати, пишет Александр Казинцев в своей работе "Симулякр или стекольное царство" ("Наш современник", 2002, N12).

Еще одна "точка сборки" грядущей России - поселок Дураково в Калужской области. Здесь предприниматель Михаил Морозов на месте заброшенной деревеньки создает мощный центр реабилитации алкоголиков и наркоманов. Это не больница, не санаторий, но большой трудовой лагерь. Эта особая сельскохозяйственная артель способна прокормить всех своих членов.

В общине Морозова царит очень жесткая дисциплина и, конечно же, абсолютный запрет на спиртное. Те, кто идет в Морозовскую артель, делает это совершенно добровольно, но они полны железной решимости и желания навсегда покончить со своей прежней, гибельной стезей. Об этом написано в статье Игоря Иванова "Без выходных" ("Завтра", 2009, N24). Сегодня артель Морозова испытывает непростые времена. Вместо того, чтобы носить Морозова на руках, дать ему орден, наградить Государственной премией за спасение сотен душ, наши власти дали зеленый свет на изъятие артельных земель. Впереди у Морозова борьба не только с безличной силой страстей человеческих, но и с конкретными представителями власти, которые, похоже, давно опьянели от своих возможностей и своей безнаказанности.

Перечисленные выше герои нашего времени встречаются в своей деятельности с одинаковыми, по сути, обстоятельствами. Все они сражаются против диктатуры воровства и предательства, когда администрация, милиция, прокуратура, и криминалитет, слипшись в мохнатый ком, образуют вампирическую гадину, сосущую социальные соки и отравляющую воздух вокруг.

Но роднят героев-общественников не только общий противник, но и общие ценности. Эти ценности не оформлены в какую-либо доктрину, но по некоторым отдельным репликам многих участников этого маленького форума можно было судить и об общем идеале, который зиждется на идеях народности, социальной справедливости и русского православия.

Хотя особенно важно, что каждая из этих групп имеет не только идеи, представления, идеалы, но и личный опыт борьбы и конкретные результаты своей деятельности.

Ныне редакция "Завтра" и духовно-светское движение "Переправа" пытаются найти и скоординировать другие подобные островки самоорганизации русского народа, соединив их в "созвездие центров", в непотопляемую сетевую структуру, способную быть каркасом сверхновой России.

Посредством газеты, обращаемся к этим уникальным людям, к непартийным, растущим "снизу" структурам.

Если вы заняты общественной деятельностью на благо города, района, области; если вы ведете свою войну за будущее; если в этой войне у вас взяты рубежи - отзовитесь!

Пишите нам, расскажите о ваших усилиях и о ваших победах!

Оставьте свои контактные данные!

Адрес электронной почты: [email protected]

Алексей Татаринов. Власть апокрифа. Библейский сюжет и кризисное богословие художественного текста. - Краснодар: ООО РИЦ "Мир Кубани", 2008, 712 с., 150 экз.

Пожалуй, со времен "Бесконечного тупика" Дмитрия Галковского не приходилось встречаться с настолько претенциозным и прецизионным (в интеллектуальном отношении) текстом. Полагаю, "другу утят" было бы о чем поговорить с доктором филологических наук, заведующим кафедрой зарубежной литературы Кубанского государственного университета, буде они встретятся (не исключено, это и случится когда-нибудь - как у Шиллера с Гёте или у Сциллы с Харибдой).

"Литература - не религия. В ней мы видим власть апокрифа… Литература и есть кризис… Литературное произведение обращено к человеку… всей целостностью воссозданного мира, нерациональным эстетическим сообщением… Литература - мир диалога, который всегда можно прервать (автор указывает: "движением истолковывающего читателя". - Г.С.), а не храм, где писатель-священник призывает молитвенно повторять слова субъективного произведения…" - такого рода сентенции обрамляют грандиозное, на 60 авторских листов (в "Бесконечном тупике" оказалось вообще 70), исследование того, как "библейские" сюжеты воплощаются в мировой художественной литературе: от книг собственно Ветхого Завета до "Пирамиды" Леонида Леонова и "Пути Христа" Юрия Кузнецова.

Не знаю, кто как, а лично я склонен видеть в подобном "талмудизме", в стремлении всё возможное охватить, объяснить и расписать - одно из проявлений (редких проявлений, но чаще, может быть, и не надо?) той "русской всеотзывчивости", о которой говорил Фёдор Михайлович Достоевский в своей Пушкинской речи. Да и "Третий Рим", которым объявил Москву псковский инок Филофей - не надо об этом забывать! - стал нам нужен не сам по себе, не как символ земного имперского могущества, но лишь как необходимая (и последняя - "а четвертому не быти!") ступенька на пути к новому, небесному, горнему Иерусалиму, где нет ни смерти, ни болезни, ни воздыхания.

Вне этого пути ничто земное не имеет значения: "не веси бо, кому все сие оставиши". А на этом пути нет, как известно, ни еллина, ни иудея. Добавлю: ни нестяжателя, ни иосифлянина, ни старовера, ни никонианца…

Алексей Татаринов, поставив перед собой впроде бы вполне "академическую" проблему соотношения библейских текстов с корпусом последующей мировой и отечественной литературы, моментально оказывается не только в самой гуще политических и идеологических схваток современности, но и в чрезвычайно опасной близости от точки соприкосновения физического времени с метафизическим…

Весьма показательно, что литературные отражения и преломления ветхозаветных сюжетов (например, тетралогия "Иосиф и его братья" Томаса Манна или поэма Иосифа Бродского "Исаак и Авраам") оказываются вне поля зрения автора - его, как и любого человека евангелической культуры, интересует прежде всего художественный образ Иисуса Христа и всё, что с ним может быть связано.

Однажды Хорхе-Луис Борхес сделал меланхоличное на вид замечание, что существует всего три истории, которые люди бесконечно рассказывают друг другу: история войны, история любви, история странствия. Но это, при всем их скрытом, но ощущаемом триединстве, троичности - истории ангелические, чтобы не сказать человеческие, которые способны полностью вместиться в земное бытие каждого из нас. Отрицая Иисуса Христа как Бога, Борхес отрицает и существование еще одной, уже не ангелической, а евангелической истории, рассказать которую почти невозможно, - это история великого ожидания: ожидания воскресения, спасения, жизни вечной на новой земле, под новым небом, "ибо прежнее небо и прежняя земля миновали…" (Откр. 21:1).

Концепция исторического прогресса несовместима с таким ожиданием. Для верующего христианина после Первого Пришествия Христа восходящее движение человеческой истории закончилось, началось её нисхождение ко Второму Пришествию и Страшному Суду. И единственное, что можно сделать: до конца жизни идти вверх по лестнице, не ведущей, а бегущей вниз - и чем дальше, тем быстрее, - идти туда, где вечно стоит крест Распятия и светит нетварный свет Воскресения, где "будет последнему то же, что и первому".

Литература же оружием "художественного" слова толкает и самих писателей, и их читателей либо быстрее бежать вниз, либо, вопреки всему, мучительно подниматься вверх. Сегодня эта единственная, по сути, функция литературы её представителями исполняется, как правило, теплохладно, вяло и без всяких "ссылок на первоисточники" - имеются в виду источники религиозные. Но как целостное явление художественная литература не может вообще их не касаться - и книгу Алексея Татаринова следует считать не странным артефактом чудака-ученого, но своеобразной энциклопедией таких прикосновений.