Он знал все. И при этом беззастенчиво выставлял эти свои знания напоказ. Беззастенчиво… Нет, как и мы, с определенным расчетом.

Стриндберг в своих «Легендах» рассказывает, что он пытался на собственном опыте узнать, мучительна смерть или нет. Но такой опыт – дело нешуточное. Он тоже оказался одним их тех, кто «хотел, но не смог умереть».

Он нисколько не сомневался, что по своей сущности он реалист. Но он идеализировал себя.

Вооружаться заставляет нас страх перед врагом. Причем нередко перед несуществующим, воображаемым врагом.

Мы все стыдимся Себя и в то же время боимся. Но никто честно в этом не признается.

Любовь – это поэтическое выражение полового влечения. Во всяком случае, половое влечение, не выраженное поэтически, не стоит того, чтобы называться любовью.

Он в самом деле был знатоком. Даже любви он не представлял себе не связанной со скандалом.

Единственное чувство, общее для всех людей, – страх смерти. Видимо, неслучайно самоубийство осуждается как акт безнравственный.

Защита Монтенем самоубийства в чем-то верна. Не совершающие самоубийства не просто не совершают его. Они не могут его совершить.

Если хочешь умереть, можешь умереть в любое время. Попробуй сделать это.

Завершив одну революцию, начнем новую. Тогда мы сможем еще сознательнее, чем сегодня, испытывать тяготы жизни.

Маинлендер предельно точно описывает прелесть смерти. Действительно, испытав в какой-то момент прелесть смерти, вырваться из ее лап нелегко. Более того, кружась вокруг нее, мы все больше и больше приближаемся к ней.

Все необходимые в жизни идей исчерпаны в «азбучной танке».

Наследственность, обстоятельства, случайность – вот три фактора, определяющие нашу судьбу. Радующиеся могут радоваться. Но осуждать других – безнравственно.

Насмехающиеся над другими боятся насмешек над собой.

Дайте мне Швейцарию. Или хотя бы свободу слова.

Человеческое, слишком человеческое, как правило, нечто животное.

Он был убежден, что негодяем мог бы стать, но идиотом никогда. Прошли годы – негодяем он так и не смог стать, а идиотом стал.

О греки, сделавшие Юпитера богом отмщения! Вам было ведомо все.

Но это показывает в то же время, сколь медленно прогрессирует человечество.

Мудрость человека несопоставима с мудростью народа. Если бы только оно было попонятнее…

Он был предан своей матери. Зная, конечно, что его ласки и поцелуи служат чувственному утешению матери-вдовы.

Он был поэт-сатанист. Но, разумеется, в реальной жизни он лишь однажды покинул свое безопасное убежище и достаточно натерпелся.

Однажды из-за совершенного пустяка он решил покончить жизнь самоубийством. Но покончить с собой из-за такого ничтожного повода – это ранило его самолюбие. С пистолетом в руке он произнес надменно: «Даже Наполеон, когда его укусила блоха, подумал лишь: „Чешется“».

Он был левее ультралевых. И поэтому презирал ультралевых.

Особенность нашего характера, самая примечательная особенность – стремление преодолеть наше сознание.

Больше всего нам хочется гордиться тем, чего у нас нет. Вот пример. Т. прекрасно владеет немецким. Но на его столе всегда лежат только английские книги.

Никто не возражает против низвержения идолов. Но в то же время не возражает и против того, чтобы его самого сделали идолом.

Однако никто не может создать идола. Исключая, разумеется, судьбу.

Обитатели рая прежде всего должны быть лишены желудка и детородного органа.

Он был примитивнее всех.

Самый яркий симптом самоистязания – видеть во всем ложь. Нет, не только это. Еще и не испытывать ни малейшего удовлетворения от того, что видишь ложь.

Испокон веку самым большим смельчаком казался самый большой трус.

Мы, люди, отличаемся тем, что совершаем ошибки, которых никогда не совершают боги.

Самое страшное наказание – не быть наказанным. А если боги освободят от наказания… Но это уже другой вопрос.

Авантюрные действия в сфере нравственности и закона – это и есть преступление. Потому-то любое преступление овеяно легендарностью.

У меня нет совести. У меня есть только нервы.

Я нередко думал об окружающих: «Хоть бы ты умер». А ведь среди них были даже мои близкие родственники.

Я часто думал: «Когда я влюблялся в женщину, она всегда влюблялась в меня – как было бы хорошо, если бы, когда я начинал ее ненавидеть, она бы тоже начинала ненавидеть меня».