– А как вы узнали об ограблении?

– От соседей. Они слышали звук разбившегося стекла. А позже заметили, что разбито наше окно. Так он туда и забрался.

– Ясно.

– Знаете, он здесь все перевернул вверх дном. Забрал видеомагнитофон, немного наличных денег и кое-что из драгоценностей, вот и все. Но ущерб-то какой! Стулья сломаны, картины – просто всмятку, стены, ковер – все облито соусом табаско. Нам пришлось сделать ремонт и поменять все замки, чтобы Сьюзан снова смогла пользоваться коттеджем.

– Но отпечатков пальцев не было, – сказала Фрай.

– Скорее всего, преступник был в перчатках. В наши дни даже малые дети знают, как это делается. Но кто-то видел его возле коттеджа и опознал. И еще сказали, что на его куртке нашли несколько волокон с обивки нашего кресла. Похоже, решающее доказательство.

– Боюсь, нам придется пересмотреть мотив. У семьи Сагденов есть основания испытывать к вам сильную неприязнь.

– А, так вы знаете о моих неприятностях, – произнес Уэстон. – Но на меня же не заводилось дело, так? И мое доброе имя было полностью восстановлено. Хотя кое-кто до сих пор не может забыть.

– Расскажите мне, что произошло.

Мистер Уэстон сконфуженно пожал плечами:

– Несчастный случай, вот и все. Мальчишка сильно поранился.

– Это случилось на загородной экскурсии?

– Да. У нас был пикник в Лоузхилл-холле. Вы знаете исследовательский центр нашего национального парка недалеко от Каслтона?

Фрай не знала, но все равно кивнула, не желая показывать, что плохо знакома с местностью.

– Тогда поднялась большая шумиха. Какая-то истерия. Министерство образования провело настоящее расследование. Подключили даже полицию, но, конечно, никаких обвинений не последовало.

– Понятно. Вы отвечали за эту экскурсию?

– Да, это так. Но ни малейшей халатности в моих действиях не обнаружили. Несчастный случай, простой и ясный. Никто не мог его предвидеть. Мальчик отбился от группы. Хотя я предупреждал их всех об опасности и группу сопровождало необходимое число взрослых. Всем детям было велено не сходить с дороги. Но некоторые же не слушают, что им говорят. Их ведь никогда не учили вести себя дисциплинированно.

– По-моему, это и на совести родителей.

Уэстон горько улыбнулся:

– Скажите это родным Гэвина Ферригана. Они вели себя просто оскорбительно. Даже агрессивно. Должен вам сказать, между нами произошло несколько очень неприятных сцен. Мне пришлось обратиться за советом к юристу для защиты своей позиции. Я не мог допустить, чтобы моя честность была поставлена под сомнение: это несовместимо с должностью заместителя директора.

– Вы говорите, что мальчик сильно поранился?

– У него была серьезно повреждена голова. Я делал все, что мог. Вытащил его из воды, согревал, пока не подоспела воздушная «скорая помощь». Но он разбил голову о камни на дне реки. И через пять дней врачи решили отключить его от аппаратуры жизнеобеспечения.

– Но в конце концов шум утих, во всяком случае в отношении вас?

– Да, через некоторое время. Было множество разговоров – нелепые, голословные обвинения. Знаете, это весьма неприятно. Иногда мне было стыдно за себя, хотя я и знал, что ни в чем не виноват. Но все вокруг стремились убедить меня в обратном. Абсолютно все.

– И мать Гэвина Ферригана – сестра Уэйна Сагдена.

– Ну да. Его отец, Ферриган, тогда уже сидел в тюрьме за торговлю наркотиками. А остальное семейство занималось тем, что активно мешало расследованию. Это было чрезвычайно неприятно. – При воспоминании об этом Уэстона даже передернуло. – Я вынужден был оправдываться. Хотя и не сделал ничего, за что следовало бы извиняться. Я действовал совершенно правильно. И предпринял все, что мог, для спасения мальчика.

Через несколько минут Эрик Уэстон проводил Фрай к выходу. Он смущенно замер на пороге рядом с массивной дубовой дверью, оглянулся через плечо, проверяя, не услышит ли его жена, возившаяся на кухне с посудой.

– Этот несчастный случай с Гэвином Ферриганом… – проговорил он. – Поймите, мне все это очень нелегко далось.

– Я понимаю и нисколько в этом не сомневаюсь.

– Просто… просто некоторые люди не могут забыть. Им нравится, если вы испытываете стыд всю оставшуюся жизнь.

Посуда на кухне перестала греметь, и мистер Уэстон, похоже, вдруг заметил тишину.

– Ладно, тогда всего доброго, – сказал он. – Простите, что ничем не смогли быть вам полезны.

Он вышел вслед за Фрай и остановился на ступеньках перед полуоткрытой дверью.

– Этот случай с Ферриганом… вы действительно считаете, что он связан… ну, вы понимаете?

– На данный момент ничего не могу сказать.

– Очень плохо, если так, – сказал Уэстон. – Очень плохо.

Он повернулся и ушел обратно в дом еще до того, как Фрай миновала ворота. Диана тут же услышала ворчливый голос миссис Уэстон и приглушенное бормотание в ответ, затем какой-то звучный хлопок.

Она села в машину и достала карту: хотелось как можно быстрее уехать отсюда и снова оказаться на холмах.

В отличие от Бена Купера, Фрай не испытывала горячего желания защищать неудачников – и уж тем более таких, как Эрик Уэстон. Она разозлилась и в то же время смутилась, обнаружив, что слова Уэстона не оставили ее равнодушной. Ее испугало, что несколько произнесенных им фраз так точно напомнили ей ее собственные чувства из сравнительно недавнего прошлого.

«Иногда мне было стыдно за себя, хотя я и знал, что ни в чем не виноват, – сказал он. – Но все вокруг стремились убедить меня в обратном. Абсолютно все».

– Все белые фургоны да белые фургоны, – говорил Джепсон, размахивая пачкой бланков протоколов. – Вы знаете, сколько здесь белых фургонов? Сколько их проехало здесь за два дня? Миллионы?

– Не более нескольких тысяч, – ответил старший инспектор Тэлби.

– И вы предлагаете проверить каждый? Вы хотите, чтобы мои люди разъезжали по всей стране, играя в игру «найди фургон»? Может, вы раздадите им книжицы «Обмануть всех» и прикажете не возвращаться, пока не найдут фургон с ржавой колесной осью?

– Ну, можно попросить местных полицейских поработать на нас.

– О да, конечно. Представляете, что скажет их начальство?! Они же до конца моей карьеры будут звать меня белофургонщиком.

– Это было бы весьма нехорошо с их стороны.

Старший инспектор Тэлби делал для главы подразделения обзор поступившей информации. Сведения поступали в большом количестве – информационный поток стремительно затоплял мегабайты компьютера. И ничто не связывало ни одного из известных им людей с окрестностями Девяти Девственниц в период пребывания там Дженни Уэстон. Если не считать смотрителя Марка Рупера. Ближе всех к месту происшествия находились рабочий с фермы Виктор Макколи, два молодых человека, живущих в карьере, и семейств Лича, все члены которого, занимаясь своими делами, свободно передвигались по ферме «Рингхэмский хребет».

Инспектор Хитченс принес карту Рингхэмской пустоши, на которой каждый человек из смены, дежурившей в тот день, отметил свое местонахождение. Проблема заключалась в том, что через пустошь пролегало слишком много тропинок. Поэтому вполне возможно, что кто-то мог пройти незамеченным. Белый фургон – совсем малость, но для начала хоть что-то.

– А вы подумали о Европе? – поинтересовался Джепсон. – Два дня, и этот ваш фургон может оказаться в любом городе доброй половины стран Европейского Союза. Вы собираетесь и туда послать людей? Хотите опорочить мое доброе имя еще и в европейской полиции? Боюсь, они начнут меня называть мсье Белый Фургон!

– Вряд ли дело дойдет до мсье, – заметил Хитченс. – Скорее всего, это «форд-транзит», а он производится не во Франции.

Джепсон мелодраматично вздохнул.

– Если я начну получать открытки от офицеров уголовной полиции со всей Французской Ривьеры, я хочу по крайней мере знать почему.