Казалось, немецкая флотилия обречена. У тихоходных речных судов не было шансов на прорыв под огнем береговых батарей. Но…
Вскоре караван из более чем ста кораблей, большая часть из которых была кораблями гражданскими, растянулся на двадцать—двадцать пять километров. Особенно ожесточенный бой с румынами произошел у города Черновод. Немцы потеряли одиннадцать кораблей и четыреста восемьдесят человек. В свою очередь, от немецкого артиллерийского огня (на кораблях флотилии находилось около ста немецких орудий) в городе погибли до шести тысяч солдат и гражданских лиц. Снова и снова немецким кораблям удавалось прорваться вверх по Дунаю.
30 августа произошла новая артиллерийская перестрелка с румынскими береговыми батареями, которые были уничтожены немецким огнем. 1 сентября стало известно, что район Железных Ворот, находившийся выше по течению, уже занят войсками 2–го Украинского фронта.[36]
Хотя красноармейцы, в отличие от румын, и не имели заранее оборудованных береговых батарей, все попытки флотилии пробиться, поддержанные атаками немецких сухопутных частей извне, окончились безрезультатно. Советские войска плотно перекрыли огнем водный путь.
Притом, что воевали румыны откровенно плохо и неохотно, они охотно участвовали в истреблении мирного населения на территории СССР. Наиболее масштабной акцией такого рода стало истребление евреев в Одессе и Одесской области, находившихся в период оккупации под румынской «юрисдикцией». Только здесь румынами, немцами и местными пособниками оккупантов были уничтожены от 200–250 тысяч человек. Известны также случаи массового уничтожения румынами славянского населения в Причерноморье и на Северном Кавказе.
Интересные воспоминания о нравах румынских оккупантов написал партизан Николай Овсянников. Вот что сказано о незадачливых союзниках Гитлера у него в мемуарах:
«Если считать, что румыны боялись немцев как огня, — этого мало! Немцы считали, что румыны стали их союзниками в борьбе с большевиками по дикой нелепости. Они презирали их не меньше, чем нас, русских, и не терпели рядом с собой. «Zigeuner!» (цыгане) — только так и не иначе звали они румын. Дом, двор, в котором на постое были немцы, румыны обходили далеко стороной. Чуть что — немец кулаком в морду!».[37]
То, что немцы приравнивали к цыганам своих румынских союзников, вовсе не мешало последним претворять в жизнь на оккупированных территориях расовую теорию по немецкому сценарию. Н. Овсянников пишет:
«Не прошло и часа, как в сарай ввалилась целая группа солдат, человек шесть—семь, во главе с сублокотенентом. Все они толпою окружили новенького.
— Встать! — приказал сублокотенент. — Ты еврей?
— Нет, нет! Я не еврей! — как бы оправдывался мужчина. — Я не еврей!
Солдаты загалдели, затем кто—то из них приказал по—русски:
— Снимай штаны, будем смотреть!
Мужчина, весь дрожа, покорно начал расстегивать ремень, пуговицы — и брюки упали.
— Юда! Жидан! Юда! — вдруг радостно завопили все сгрудившиеся вокруг солдаты. На кулаках, пинками ног вышвырнули его из сарая и увели прочь со двора…».[38]
УСТАШИ
К концу Второй мировой войны у Гитлера остался лишь один союзник, не потерявший своей территории. Он продолжал сопротивление даже после самоубийства Гитлера и падения Берлина… Этот последний, самый упорный союзник — Хорватия. В апреле 1941 года многонациональное Королевство Югославия пало под натиском немецких, итальянских, венгерских и болгарских войск. Победители разделили страну между собой. Венгрия получила Воеводину и Банат, Болгария — большую часть Македонии и фрагмент Сербии. Италия завладела большей частью Словении, Адриатическим побережьем Хорватии, Черногорией, частью Косово и Македонии. Появилась на карте и новая страна — Независимое государство Хорватия. Ее территория увеличилась за счет Боснии и части Сербии. Новичок не выглядел марионеткой в руках государств «оси». По сравнению, например, с муссолиниевской Италией, Хорватия была куда более последовательной в своей политике. Отношение хорватов к почти двум миллионам православных сербов, проживавших на их территории, сводилось к одному: «треть обратить в католичество, треть выгнать из страны, треть уничтожить». Проводилась эта линия с такой жестокостью, что удивляла даже эсэсовцев.
Зарубежные исследователи Второй мировой войны отмечали, что в Хорватии сложился один из самых ужасных режимов в мировой истории.[39] Ирландский эссеист Губерт Батлер называл архивы хорватской католической церкви «Розеттским камнем христианской коррупции». Итальянец Карло Фалькони писал в своей работе «Молчание Пия XII», что усташи во многих отношениях были страшнее немецких нацистов:
«Только в одной Хорватии было загублено более полумиллиона человеческих душ, причем скорее из—за ненависти к их вере, нежели к национальности, и все это самым святотатственным образом было связано с кампанией вторичного принятия крещения».[40]
ТЕРРОР ПО—БАЛКАНСКИ
Хорватские фашисты—усташи (усташ — дословно повстанец) были каким—то уникальным зверьем, на фоне коих даже эсэсовцы с их душегубками и концлагерями выглядели нудными бухгалтерами от убийства. Могли, скажем, в качестве отчета о проделанной работе прислать немцам двадцать килограммов человеческих глаз…
Вот лишь несколько отрывков из показаний свидетелей. Вспоминает Лерка Зибар, учительница из города Юкинац:
«Перед нашей закусочной остановился грузовик, и из него вышли усташи Янко Кихалич, Стево Крешталица и Пайо Крешталица. Они были пьяны. Ввалились в закусочную. Через некоторое время Янко Кихалич постучал в дверь кухни, где я находилась, требуя, чтобы я дала ему горячей воды. На мой вопрос, зачем ему горячая вода, он ответил: «Вот тут у меня человеческое сердце, можешь посмотреть». Моя падчерица Вера Зибар — тогда ей было 12 лет — прибежала на кухню и стала упрашивать меня не разрешать жарить это сердце.
Посетители, присутствовавшие в закусочной в то время, позже рассказывали, что вместе с сердцем в свертке находились и человеческие глаза, но я их не видела. Меня охватил ужас, и мы с мужем выпроводили их на улицу, закрыли закусочную…».[41]
По словам свидетелей, усташам надоедало однообразие. Тогда они искали разнообразия, как в городе Глина в православной церкви.
Вспоминает Иван Пациента, портной из Глины:
«…Я жил за церковью. Выглянув вечером из окна, я заметил, что пространство перед церковью было освещено. Слышны были доносившиеся оттуда глухие стоны… На следующее утро перед церковью я обнаружил лужи крови…».
Столяр Мато Бакшич:
«…Я жил в пятидесяти метрах от бывшей православной церкви. Около девяти часов вечера я заметил из своего окна, что из церкви грузовиками вывозят людей. Затем я услышал, как из церкви доносились крики и стоны, похожие на завывания зверей или рев забиваемого скота.
Выдержать это было трудно, и я отошел от окна. Но моя семья, все мы не могли заснуть от проникавших в нашу квартиру непрекращавшихся криков. Подойдя снова к окну, я увидел, что эти изверги выносят людей одного за другим из церкви, сваливая их в кучи. После этого их грузили на машины и увозили.
Некоторых усташи убивали прямо перед церковью. До меня доносились приказы:
— Подыми ему рубашку! Где там у него сердце?
После чего слышался хриплый стон жертвы.
Около полуночи мы с женой заметили, как из церкви вышел усташ с засученными рукавами. Его руки были окровавлены. В правой руке у него был нож. Не сдержавшись, моя жена спросила его:
— Что происходит в церкви? Приостановившись, он коротко бросил в ответ:
— Режем».
