– Почтовая сумка вам очень к лицу, – сделал комплимент Данила. Более ядовито он не мог ее укусить. Виолетта сузила глаза и зло прошипела.

– Мал еще со мной так разговаривать. Вот прими телеграмму для домовладельца и распишись.

Данила не спеша, взял телеграмму и поставил закорючку в толстой тетради.

– Зря обижаешься на меня Виолетта. Радуйся, что не тачку на каторге катаешь, а только сумку почтовую на свободе носишь. Чуешь, разница какая.

Мы тоже вышли на крыльцо. Виолетта почему то не уходила и чего-то ждала. Данила распечатал телеграмму. Мы заглянули через плечо. Машинописный текст гласил:

«Выезжай срочно. Брат Борис тяжело болен. Поля».

Виолетте не понравилось, что мы раскрыли и читаем чужую телеграмму. Она, косясь на вставшего Балбеса, прикрикнула на нас.

– Телеграмму отдайте хозяину. Она, не вам предназначена.

– А он…,– не успел я сказать, что Петр Петрович уехал, как Данила больно наступил мне на ногу. Дальше с Виолеттой разговаривал только он.

– Он в сберкассу пошел. Как вернется, передадим. Чао, какао.

Виолетта помялась и спросила:

– А он разве не уехал еще? Ему же ночью с почты звонили, что телеграмма пришла, текст ее зачитали. Вот утром я ее и доставила.

– А чего ее было доставлять, если ты считаешь, что он уехал? – спросил Данила.

– Так положено.

Виолетта наконец медленно пошла вдоль по улице при этом несколько раз обернулась и внимательно посмотрела на дом Хромого. Нам такое пристальное внимание к персоне нашего соседа совсем не понравилось. Хозяина нет в доме, а вокруг началась непонятная возня. И тут Данила вспомнил, что Виолетта была дальней родней Фитиля. Неужели они нацелились на наш клад? Только этого нам не хватало. Наше хвастовство выходило нам боком. Зря Данила показывал золотую монету. Жди теперь неприятностей.

Чтобы как-то от них застраховаться, мы решили обсудить сложившееся положение. Так как мы считали, что оставшиеся монеты не представляют никакой ценности, Данила предложил их оставить в банках на подоконнике. Никому не придет в голову искать их на самом видном месте. Рядом с горшками с цветами стояли два сосуда с водой, две банки.

– Пусть остаются здесь под охраной Балбеса, – сказал он. – Ремешок ему удлиним, и никто тогда к дому близко не подойдет. Здесь самое безопасное место.

Сказано – сделано. Мы нашли в сарае старые вожжи и привязали их к цепи, на которой сидел Балбес. Теперь пес мог достать до ступенек крыльца. Что нам и нужно было.

Наш путь с Данилой лежал к монастырю. Надо было посмотреть на новых владельцев карты, что они делают, и кто это? Сейчас подтвердится или нет, наша догадка насчет Гориллы и Фитиля. Красть у нас больше ничего. Если карта была у них, трудись не хочу. Что ж, так даже лучше. Полуденное солнце начинало прилично припекать. Я был рад, что у Данилы поутих кладоискателький зуд. Сундуков под землей не было. А по нашей дурацкой карте пусть покопает, кто-нибудь другой. Начнут они конечно не с бучилки, ее осушать надо, а попробуют разрыть на сухом месте, внутри монастыря. Пусть уберут свалку, а мы со стороны посмотрим. Нам же сейчас в первую очередь нужно было спасать монету, пропавший «златник». Я был уверен, что она у Фитиля. Но с какого бока приступиться к нему мы не знали.

Единственное, в чем я был согласен с Данилой, так это в том, что если Фитиль сейчас осушает бучилку, значит он не знает истинную стоимость украденной монеты, иначе зачем ему имея в кармане миллион долларов компактной монетой, возиться в грязи или таскать мусор. На украденной у нас карте, Данила четко обозначил места всех трех кладов. По пути, я заскочил домой и захватил десятикратный бинокль.

Когда мы поравнялись с церковью Спаса из нее вышел вчерашний священник. Слава богу, мы были без лопат.

– Мало сами бродите, так еще и друзей своих привели? – вместо приветствия набросился на нас преподобный отец. У попа проглядывали серьезные намерения выставить нас за пределы монастыря. Мы тут же смекнули, что карта сработала и за монастырской стеной кто-то копается. На территории, по крайней мере никого не было.

Ответное слово держал Данила, как наиболее близко знакомый с христианским учением. Он прошелся по нему даже ножницами.

– Владыка городской у нас к вам деловое предложение.

– Я не владыка, а служащий священник, иерей, а для вас отец – Мефодий.

Данила переступил с ноги на ногу, и никак не назвав священника, со смиренным видом повторил предложение.

– Мы готовы, вот вдвоем, пока у нас каникулы, убрать с территории монастыря свалку. Жалко такая красота, – и он развел по сторонам руками, – не имеет соответствующего обрамления. Я считаю, что церковь Спаса, и особенно Благовещенский собор являются шедевром древнерусского зодчества. Для нас будет вдвойне отрадно, отдать наши молодые силы восстановлению первозданной красоты и выносу мусора. Как вы на это смотрите?

Отец Мефодий, крякнул и недоверчиво оглядел нас. Я смиренно опустил очи к долу. Хотя, что задумал Данила, мне было не понятно.

– Смотрю я положительно. Рад, что вы ищете пути к богу.

– А во сколько оцените наш путь? – взял сразу быка за рога Данила. – Бесплатно мы можем мусор покидать на машину. А вот вывезти с территории, нужно машину заказывать. Я уже переговорил кое с кем, есть желающие помочь нам в этом богоугодном деле, но в отличие от нас не бескорыстно.

Священник посмотрел на кучу мусора. За предшествующие годы, она высотой доросла до монастырской стены.

– Здесь же работы вам на все каникулы, – не поверил нам отец Мефодий.

– Мы трудностей не боимся, вот решили таким образом укрепить свой дух. – Данила перевел не укрепленный еще дух, и стал дальше торговаться. – Если предположим к завтрему, или послезавтрему, мы вывезем вашу свалку за город, сколько вы нам заплатите?

Отец Мефодий улыбнулся.

– Тысячу рублей заплачу.

– Да, на монастырских хлебах особо не разгуляешься, – смущенно почесал за ухом Данила.

Как только мой приятель пришел к соглашению, он враз потерял уважение к собеседнику, и перешел на «ты».

– Заметано, готовь деньгу. Завтра мусора здесь уже не будет.

Отец Мефодий покачал головой, выражая таким образом порицание непочтительному Даниле. Посчитав, что и так нам уделено слишком много внимания он удалился.

– Ты, что белены объелся?_ – накинулся я на своего друга. – Мусор убирать, не яму копать. Его вывезти куда то надо. На чем ты повезешь?

Данила хитро мне подмигнул.

– Получится, хорошо. Не получится, тоже хорошо. Самое главное, мы взяли перед церковью встречный план. А кто его будет выполнять, попу до лампочки.

Свалка из битого кирпича, обрезков досок, металлических прутьев и еще бог знает чего, занимала юго-западный, дальний двор монастыря.

– Да тут хламу на несколько Камазов, – засмеялся я, когда мы подошли поближе, чтобы рассмотреть оговоренный фронт работ. – И чего языком зря молоть?

Но Данила нисколько не обижался на мою критику и внимательно оглядывал гору мусора. Вдруг он схватил полусгнившее бревно и попробовал его приподнять.

– Грыжу заработаешь, – попробовал я остановить его.

– Срочно, помогай, – Данила гусаком зашипел на меня. – Тащи, что-нибудь. Надо их на это место нацелить. Пусть отсюда начинают копать.

Он уперся посильнее, и бревно поддалось. Я схватил его с другого конца, чтобы оно не задавило моего приятеля, и тут краем глаза увидел Гориллу направляющегося к нам. Пришлось, в поте лица изображать коммунистический субботник. Горилла медленно подошел к нам и поздоровался.

– Бог в помощь.

В отличие от Фитиля, он не удивился, что мы не отдыхаем, и не купаемся, а трудимся на свалке. Удивляться было нечему. Та карта, что вчера нарисовал Данила, побывала в его руках. Он пришел просто удостовериться, не ошиблись ли они с Фитилем местом. Нет, не ошиблись. Вчера мы точно обозначили одно место клада, посередине бучилки, а второе, вот оно, под этой мусорной кучей. Наша работа лучше всякой карты убедила Гориллу в выкладках Фитиля. Он теперь воочию убедился, что место третьего клада правильно определено. Не то, что он сомневался в умственных способностях Фитиля, указавших на эту свалку, нет, просто сторонние люди всегда кажутся умнее и грамотнее. А раз мы, первые владельцы карты, начали потихоньку разгребать свалку, значит Фитиль не ошибся, бесплатно, за здорово живешь никто возиться с мусором не будет. Альтруистов в рыночный век нет, исчезли как класс, повымирали мамонты. Горилла задумчиво смотрел на нас.