Боже милостивый, разве она решится рассказать об этом мужу?

– Гонора?

Она поморгала, думая, что ей все это снится. Да, конечно. Ей просто снится дурацкий сон. Это страшный сон, и ничего больше. Сейчас она проснется, и все снова будет хорошо.

– Гонора!

Голос мужа испугал ее. Она подскочила, уставилась на него и только сейчас заметила Артэра, Лахлана, Адди и нескольких жителей деревни.

– Она уже довольно давно стоит тут вот так, бледная как смерть, – произнес чей-то голос.

– Что случилось? – спросил Каван, протягивая к ней руку.

Гонора отскочила назад, не желая, чтобы он увидел эту проклятую пуговицу, не желая, чтобы он все узнал, не желая говорить ему, что ее отчим убил его отца.

Он ее возненавидит.

Гонора едва не закричала от душевной боли. Это нечестно! Ведь она нашла свою любовь, хорошую любовь к хорошему мужчине. Этого просто не может быть!!!

– Гонора, – мягко произнес Каван, – все хорошо. Все в порядке.

Она посмотрела в его темные глаза, полные тревоги, услышала нежность в его голосе и вспомнила, что только этой ночью он любил ее сначала так неистово, а потом так нежно.

Он любит ее.

Пусть он этого не говорит, но она знает, что Каван любит ее. Он каждый день доказывает ей, как сильно любит ее – прикасаясь к ней, защищая ее, смеясь с ней, разговаривая с ней, деля с ней каждый миг своей жизни.

– Гонора, – сказал Каван, делая к ней еще один шаг, – поверь мне, все хорошо.

И Гонора почувствовала, что сковавший ее холод исчезает. Краски вернулись налицо, теплая кровь, согревая ее, побежала по жилам. Она шагнула вперед, в раскрытые объятия мужа, и он крепко прижал ее к себе.

Гонора прижалась лицом к его груди, вдыхая знакомый запах, наслаждаясь им, испытывая невероятную благодарность. Не важно, что наделал Калум, – муж не будет винить в этом Гонору. Может, она и дура, что так думает, но ведь Калум всегда доказывал ей, что ее никогда не полюбят и что ни один мужчина ее не захочет, а это неправда.

Он заключил этот брак ради своей выгоды, но в эгоизме своем действительно сделал самый лучший выбор для Гоноры.

– Скажи, что с тобой все в порядке, – негромко взмолился Каван.

Она вздохнула, не желая покидать его крепкие надежные объятия, чуть приподняла голову и посмотрела на мужа, стремясь прежде всего успокоить его.

– Со мной все хорошо.

– Тогда что случилось?

Сердце ее наполнилось печалью, она еще раз вздохнула и прошептала:

– Я знаю, кто убил твоего отца.

Каван сразу понял, что нельзя рассказывать эту новость остальным. Жена так сильно расстроена… Остальных это может расстроить еще сильнее. Он вывел ее в большой зал, сказав братьям и матери, что Гоноре нездоровится и он отведет ее в спальню.

Артэр и Лахлан сразу встревожились и велели ему не спешить и не оставлять жену одну – поговорить можно и потом. Адди, как Каван и боялся, предложила свою помощь, но он сумел убедить ее, что отлично справится сам, и напомнил, что Смельчак наверняка голоден. Пес очень вовремя поддержал его, загавкав и потрусив в сторону кухни.

– Но ты позовешь меня, если потребуется? – спросила Адди, торопясь вслед за собакой.

– Ну конечно, – заверил ее Каван, обнял жену за плечи и повел вверх по лестнице в спальню.

Он плотно закрыл дверь, а Гонора подошла к очагу и протянула руки к огню.

– Ты замерзла, – заметил Каван, встал у нее за спиной и начал растирать ей руки, волнуясь за здоровье жены.

Гонора повернулась и открыла кулачок.

– Я нашла это там, где убили твоего отца.

Каван посмотрел на непонятную вещицу у нее ладони. Совершенно неясно, что это такое. Он покачал головой.

– И что это?

– Пуговица. Смельчак ее погрыз.

У Кавана широко распахнулись глаза. Он внимательнее всмотрелся в пуговицу.

– Немногие в клане пользуются пуговицами. Завязки и застежки, да, но пуговицы? – Он покачал головой. – Иногда я вижу их на заезжих путешественниках. В основном на торговцах. – Каван взял пуговицу. – И ты знаешь, чья она?

Гонора кивнула.

Он видел, что жене не хочется рассказывать – она склонила голову и отвела в сторону глаза. Складывалось впечатление, что Гонора чего-то стыдится, и это обеспокоило Кавана. Какое отношение она может иметь к этой пуговице?

Озарение настигло его, как сильный удар в грудь. Каван сморгнул, пытаясь прогнать очень яркое видение, и хрипло прошептал:

– Это пуговица твоего отчима?

– Да, – кивнула Гонора. – На днях, когда он пытался ухаживать за твоей матерью, я заметила, что одной у него на жилете не хватает. – Она вздохнула и с неохотой продолжила: – Кроме того, он отлично умеет сеять смуту и сомнение в людях. Несколько тщательно выбранных и вовремя сказанных слов, и люди начинают верить в худшее.

– Да зачем? – спросил Каван, тряхнув головой. – Зачем ему убивать отца?

– Я уже спрашивала себя об этом. Мне казалось, что мое замужество его вполне удовлетворило, но теперь я вспоминаю, как непреклонно он утверждал, что по брачному договору я обвенчалась с будущим лэрдом клана.

– Так и случилось, спасибо его настойчивости, – улыбнулся Каван, поцеловал жену и прижался к ее щеке. – Я благодарен, что ты стала моей женой, и не хочу, чтобы ты считала случившееся своей виной. Это дело рук Калума. Он воспользовался тобой, и мы должны выяснить, чего же он все-таки добивается.

– Мне показалось, что ты решишь, будто виновата я.

– Поэтому и застыла так возле дверей?

Гонора кивнула:

– Немножко подумав, я поняла, что это очень глупая мысль, хотя стыд за поступки отчима никуда не делся.

– Только не нужно думать, что это твой позор. Виноват Калум, и только он один. Ты ни в чем не виновата, просто оказалась пешкой в его игре – и мы должны разобраться, что это за игра, чтобы победить в ней.

– Думаешь, мы сумеем разобраться? – спросила еще не пришедшая в себя Гонора.

– Полагаю, умнее всего будет внимательно за ним приглядывать.

– Но ты не собираешься бросать ему открытый вызов, нет?

– Позже. Пока эта пуговица, – произнес Каван, подняв ее, – единственное, чем мы можем привязать его к убийству. Калум вообще время от времени исчезает на несколько дней, и никто не знает, куда он уходит. По его словам, он занят тем, что покупает товары и продает их другим кланам.

– Но мы не знаем точно, так ли это.

– В том-то и дело. Мы понятия не имеем, где Калум на самом деле бывает, когда уходит отсюда. И с кем он связан.

– Но ты будешь за ним следить? – спросила Гонора.

– Да. Я собираюсь пустить по его следу двух своих лучших воинов. И посовещаюсь с Артэром и Лахланом – чем больше глаз, тем лучше:

– А матери скажешь?

– Думаю, лучше, если пока она ничего не будет знать. Она все еще оплакивает смерть отца, и я не сомневаюсь – если мать узнает, кто его убил, она сама выпустит мерзавцу кишки.

– Согласна. Твоя мама очень страдает и наверняка потребует, чтобы убийца страдал еще сильнее.

Каван погладил теплую щеку жены. Он любил прикасаться к ней – она такая нежная. Иногда достаточно было просто подержать ее за руку, ощутить тепло ее кожи, ее тонкие пальцы, переплетенные с его; а любовь, сияющая в ее прелестных фиалковых глазах, приводила его в невероятный восторг. От одной мысли о жизни без нее сердце его наполнялось болью.

– Я не хочу, чтобы ты ходила одна, пока мы не разберемся с Калумом. Я ему не доверяю, и хотя ты научилась неплохо обороняться, твой отчим пользуется грязными приемами. Иначе он никогда не смог бы убить отца. Поэтому дай мне слово, что ты никуда не будешь ходить одна.

– Даю слово.

Каван с облегчением увидел, что она не стала спорить или колебаться. Гонора уважает его желания и сделает так, как он просит. Ее готовность повиноваться и доверять ему заставляла Кавана любить ее еще сильнее.

– Это значит для меня гораздо больше, чем ты можешь себе представить.