Теперь мужчина знал наверняка: он был обречен вернуться в подземелья. Это не глупый шанс, не случайное совпадение — это рок, и Шадрах устремится ему навстречу, перекосив рот в звериной ухмылке. Надо же было настолько раздуться самодовольством, чтобы хоть что-то в мире воспринимать как должное, хотя бы запах, послевкусие, эхо.

С особенным напряжением и в то же время неторопливо, предвкушая каждый кусочек, мужчина доел картошку с морским окунем, оставил на столе плату и покинул знакомое место — покинул, как он понимал, уже навсегда.

Подземка. Он десять лет не бывал там, и кто знает, насколько за это время все изменилось, исказилось, выродилось? Отчего-то Шадрах, как маленький ребенок, думал, что нижние уровни вовсе сгинули с тех пор, когда он их покинул, что они развеялись подобно кошмарам, от которых он безвозвратно проснулся. И почему такое место должно существовать? Этот вопрос намертво цеплялся за другие, давным-давно затерянные в темных и глухих коридорах. Временами дальние, угасающие вопли подземелий долетали до слуха мужчины, но тут же тонули среди миллиона других голосов, сумбурно шептавших о выживании. Так что же там, внизу? Уж точно не прошлое.

Узкий проулок. Небо втиснулось в щель между высотными зданиями. Изобилие мусора — консервные банки, пластиковые коробки с гнилыми объедками, дохлые звери, — все, что какие-то оригиналы решили не сбрасывать за городскую стену. Под шелестящими ворохами — порог в царство древности, заурядный эксплуатационный люк, крышку которого, чуть поднапрягшись, можно поднять одной рукой. Мужчина знал и более нормальные входы, но этот позволял путешественнику, проявив известную осторожность, миновать целых два нижних уровня и остаться незамеченным. Элемент неожиданности мог сыграть решающую роль.

Когда Шадрах застыл у мрачного преддверия, ветер затих, будто умер; угасли грохот и шипение машин на воздушных подушках и даже Иоанн Креститель перестал бесполезно дергаться в кармане плаща. Мужчина не слышал ни звука, лишь собственное учащенное дыхание. Круглая серая крышка принялась расти и расти, пока не заполнила собой весь мир. Казалось, из-под нее доносились голоса нижних уровней, желая отравить свет солнца. Подземка мало-помалу овладевала реальностью, точно легчайшая греза, перерастающая в тяжелый кошмар.

По ту сторону люка Шадраха поджидал скользкий клубок из червей и пиявок, это их невнятные писки слышал мужчина, и вся эта пульсирующая сизая масса ждала, когда он вернется домой. Образ внезапного, кишащего личинками мрака. Кап-кап воды. Предчувствие скрежета гигантских машин. Тьма. Резкие звуки головизоров, плюющихся зеленым светом за запертыми дверями в отгороженных коридорах. Тьма. Несмотря на все усилия разума, Шадрах понимал: внизу его накроет личная преисподняя. Водя поезда по пустырям и свалкам, он видел такое, чего горожане и представить себе не могли, но сейчас согласился бы на что угодно, лишь бы не возвращаться под землю. Нет, он туда не хочет. И не пойдет.

Мужчина единым движением открыл портал, ринулся в грязную дыру, вцепился в лестницу, уходящую в глубину, и захлопнул за собой крышку. Раздался гулкий звон железа. Шадрах прильнул к металлическим перекладинам. Затем пощупал отвратительно мокрую крышку, которую уже не сумеет поднять, потому что люки всегда запираются снаружи.

Выбора не осталось. Мужчина заскрежетал зубами и принялся спускаться, не зная даже, не крадется ли навстречу из темноты какая-нибудь тварь, чтобы внезапно напасть.

В омерзительно спертом воздухе отдавался эхом стук ботинок по перекладинам. Струйки пота заливали глаза. Пространство у лестницы сужалось, теснота грозила раздавить Шадраха, и он заторопился вниз, как безумный, сознательно замедляя дыхание, напрягая волю, чтобы не отпустить очередную перекладину и не рухнуть… куда?

Неожиданно под ногами возникла площадка. Накатило облегчение. Мужчина спустился и глубоко и судорожно перевел дух. Первая контрольная пройдена. Он одолел свой страх.

Шадрах огляделся. С двух сторон площадка упиралась в стены, третья тонула в сумраке. Прямо перед глазами темнела пустая шахта подъемника с открытой дверью. Тускло мерцающая зеленоватым светом кабина застряла на полпути. От нее пахло старой ржавчиной и новой смазкой. Бездонная шахта вела неизвестно куда: может, на три, а может, на триста уровней вниз.

Мужчина подошел, ухватился за металлический зазубренный край кабины. Если как следует подтянуться, можно будет забраться в подъемник.

Они напали сверху и еще с трех сторон — четыре мелких дрянных отродья, судя по писклявым голосам. Шадраха повалили так близко от шахты, что ему пришлось откатиться, прежде чем даже подумать о защите. У двоих вместо ног были шишки-наросты. Откатываясь, мужчина быстрым безжалостным пинком отшвырнул одного из напавших прямо к лестнице. Прочие — они оказались на удивление тяжелыми — не унимались, влажно и гадко дыша жертве в лицо, визжа на каком-то дебильном наречии. У них были когти. И зубы. И нож, которым Шадраха попытались пырнуть, но который треснул, наткнувшись на лазерный пистолет. Почки ощутили удар, будто от лапы ящера. Мужчину принялись бить головой о каменный пол, но то ли голова была тверже камня, то ли напавшему не хватало сил — в общем, Шадраха лишь укачало. Прижав ему левый локоть, третий враг полез в карман плаща и на свою беду обнаружил Крестителя. Иоанн отхватил выродку несколько пальцев. Тот заорал, а мужчина, воспользовавшись его замешательством, высвободил руку. Нашел пистолет. И выстрелил в воздух, обрушив на головы грабителей дождь из булыжников. Краткая вспышка на миг обрисовала лысую голову, пылающие глаза на бескровном лице и юркий язык.

Так же стремительно, как и подвергся нападению, Шадрах оказался на воле, а Иоанн Креститель беспомощно прокатился по полу, щелкая челюстями.

Мужчина вскочил и уцепился за лестницу, собираясь карабкаться обратно. Однако в этом не было нужды: двуногие разбойники бросились в шахту подъемника. Их товарищи-калеки кое-как добрались до открытых дверей и ринулись следом, что походило уже на какое-то ритуальное самоубийство.

Шадрах дошел до края, уставился вниз. Бледные, точно шляпки грибов, парашюты незадачливых грабителей грациозно растаяли в сумраке. Мужчина прицелился, но в последнюю секунду не стал нажимать на спуск.

Вместо этого он забрался в подъемник, набрал самый нижний уровень, настроил лифт на скоростное возвращение и, застопорив кнопку аварийной остановки, как только кабина со скрипом и грохотом тронулась с места, выскочил на площадку.

Шадрах подобрал блюдо с Иоанном, а сам уселся у стены рядом с лестницей. У него болел побитый левый бок, разбитая губа и слегка вывихнутая правая кисть. Устраиваясь поудобнее, мужчина вдруг нащупал какой-то гладкий предмет и поднес его к самому лицу, чтобы рассмотреть при тусклом зеленом свете.

— Ого! — сказал сурикат. — Надо же, бомба. Маленькие изверги хотели меня взорвать.

Шадрах уставился на Иоанна Крестителя, а тот на него.

— Почему? — спросил мужчина. — Откуда в комнате Николь взялся наемник?

Сурикат постарался цапнуть его за пальцы.

— Какой тебе толк молчать? Ты же не зверь. Не робот. Ты скоро помрешь.

Иоанн ответил:

— Она-то меня считала зверем. Я даже думал, она способна на геноцид.

Тогда Шадрах затолкал металлический цилиндр в левое ухо сурикату. Креститель завизжал, начал сыпать проклятиями, которые превратились в бессвязный лепет.

— Так и знал, что ты недоделанный, — обронил мужчина.

В этот миг подъемник достиг пола; раздался душераздирающий скрип металла, а за ним — самое меньшее два вопля.

Шадрах подобрал Иоанна, бросил:

— После договорим, — и запихнул голову обратно в карман.

Морщась от боли, поднялся на ноги.

— Добро пожаловать вниз, — произнес он и засмеялся.

Правда, смех получился похожим на звон разбитого стекла.