– Ни в каком, – ответил я, высвободил свой рукав и прошел к следующему столику.

С этого дня я перестал играть в покер. Это ушло в прошлое: время бесплодных поисков я уже пережил. Если бы по крайней мере это был крупный и элегантный, может быть, даже не лишенный изысканности обман в сверкающем золотом казино под хищными взглядами достойных противников!.. Но одурачивать стариков в третьеразрядном кафе – ничего более убогого нельзя и придумать. Нет, с этим покончено. Навсегда.

Но не только с этим. В следующее воскресенье, наутро после моего выступления (мне пришлось дать три автографа, целых три!), я пришел к Расповицу в его пыльный офис (в котором давно обосновались мухи и старые счета) и официально объявил ему, что увольняюсь. Немедленно.

– Но почему? – вскричал тот вне себя. – Что? Почему? Из-за денег? Или чего-нибудь другого?

– Нет, – сказал я, – не поэтому. Я вам очень признателен за все, в самом деле. У меня… есть на то причины. Исключительно личные.

– Перестаньте нести чепуху! Кто вас переманил? Куда вы уходите?

– Я ухожу к своему учителю.

– К своему учителю? – взвыл он. – Что это за бред? Вы просто губите меня и не можете найти отговорки поумнее! А теперь будьте любезны, пожалуйста, послушайте меня…

Я повернулся к двери, улыбнулся на прощание и вышел. Его проклятия доносились до меня в коридоре, не замолкли они и в баре, где стулья лежали на столах, беспомощно вытянув к потолку ножки. Я еще раз огляделся, медленно и внимательно. Чем точнее все это запечатлеется в памяти, тем приятнее будет обо всем этом забыть. За стойкой бармен расставлял полупустые бутылки. Я кивнул ему, он кивнул в ответ. Потом я вышел. По небу протянулись светлые полосы, на крышах играли первые лучи света. Было прохладно, пахло ранним утром.

Теперь меня ничто не связывало. Умоляющее письмо Реггевега и три письма Расповица (одно даже рукописное, кончавшееся «Ваш несчастный друг Р.») я предпочел не заметить, пренебрег и приглашением на ежемесячное заседание Магического общества, написанным на почтовой бумаге с изображением цилиндра фокусника. Я взял напрокат машину, старый «фольксваген», уродливый и явно немало повидавший на своем веку, и отправился в путь.

Как и многие незначительные детали, я не упомянул следующего: у меня были водительские права. Три года назад я пережил несколько уроков вождения бок о бок со старым пьяницей. Покрывшись испариной, но одновременно стуча зубами от холода, я вцепился в руль и протащил бросающийся из стороны в сторону автомобиль по уходящей из-под колес колеблющейся улице. Единственное, что меня утешало: если я собью пешехода, за решеткой окажется вечно пьяный инструктор, а не я. Но пешеходы меня пропускали. На практической части экзамена я провалился, во второй раз кое-как сдал. С тех пор я не водил машину.

Но сегодня я не мог без этого обойтись. Передо мной простиралась автострада; короткие белые линии одна за другой скользили мне навстречу, удлинялись, мчались прочь. Справа и слева возвышались белые «шумовые стены», звуконепроницаемые и гладкие; один раз мимо пронесся рекламный плакат «В пива пене…». Медленно мой страх отступил; я перестал судорожно сжимать руль, включил радио и даже насвистывал в такт мелодии Россини. Какой-то сумасшедший обогнал меня, подрезал, я в панике нажал на тормоз. Сердце у меня бешено забилось; стекла машины запотели. «Возьми себя в руки!» – приказал я себе вслух. Это даже помогло. Немного спустя я снова успокоился и стал ощущать что-то похожее на сонливость.

Я проследил свой маршрут по карте, хорошо запомнил его и поэтому не заблудился. Всегда успокаивает сознание, что реальность повторяет свое изображение на бумаге. Что шоссе поворот за поворотом проходит так, как предписывает ему серая линия на плане. Я приехал даже быстрее, чем ожидал. Позади остались солнце, небольшой дождь и бурые облака пыли. И вот я на месте.

Я снял номер в маленьком, убогом отеле на окраине, неподалеку от дома ван Роде. В сущности, даже это превосходило мои финансовые возможности, но, боже мой, не об этом же мне сейчас беспокоиться! Я даже не распаковал чемодан. Я просто поставил его в номере, отдал ключ старику за стойкой регистрации, снова сел в машину и поехал к ван Роде. И там, как я уже говорил, прождал три дня и две ночи.

И еще несколько часов. Было около полудня. Мужчины давно ушли, почти всех собак уже вывели на прогулку, первые дети возвращались из школы. Ноги у меня онемели, спину ломило. Голову пригибала к земле отупляющая тяжесть. Я зевнул, откусил кусок жесткого бутерброда с ветчиной и отпил из банки тепловатого лимонада. Потом я еще раз зевнул и закрыл глаза. На одну секунду, не больше, правда. Открыв глаза, я увидел его.

Это действительно был он. Без очков и без бороды, к тому же в обвисшем сером спортивном костюме, но я все равно сразу его узнал. Он вышел на тротуар, прищурился на солнце, зевнул (да, и он тоже) и несколько нерешительно осмотрелся. Пора! Нужный момент настал, лучший шанс не представится. Сейчас, сейчас все решится. Я попытался прочитать короткую молитву, несколько сбивчивых слов о милости, душе, надежде и доверии, но не успел закончить. Пора! Ну же! Я распахнул дверь машины и вышел.

У меня подкосились ноги; если бы я не оперся на крышу машины, то упал бы на колени. Я слишком долго сидел без движения; ступни у меня потеряли чувствительность, по коже пробегали мурашки. Я сделал шаг по направлению к ван Роде, потом, очень осторожно, еще шаг. К тому же я три дня не брился и, вероятно, выглядел довольно странно. Ян ван Роде, величайший маг своего и моего времени, с тревогой посмотрел на меня. Заметив, что я и в самом деле иду к нему, он медленно попятился.

– Извините! – крикнул я. – Я бы хотел… Мне нужно… Мне нужно с вами поговорить.

Он наморщил лоб и оглянулся на свою входную дверь, но она была закрыта.

– Думаю, – начал он и сунул руку в карман, – вы меня с кем-то…

– Я ни с кем вас не путаю! – сказал я и наконец кое-как добрался до него.

Он покосился на мою левую руку, я проследил за его взглядом и заметил, что все еще держу бутерброд с ветчиной. Я разжал руку, он шлепнулся на чистый асфальт, валялся там и ни за что не хотел исчезнуть. Боже мой, я ненавидел этот бутерброд как злейшего врага.

– Конечно, не путаю! – повторил я. – Меня зовут Артур Берхольм. Я хочу, чтобы вы давали мне уроки.

– Уроки? – переспросил он и незаметно вытащил связку ключей из кармана. – Это, – он отступил на шаг, – какое-то, – еще на шаг, – недоразумение. – Он был уже у двери.

Я почувствовал, как на меня обрушилась холодная волна паники. Закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Снова открыл глаза, ван Роде стоял в дверном проеме.

– Послушайте! – произнес я. – Я хочу, чтобы вы давали мне уроки. Я знаю, что вы никого ничему не учите. Для меня вы сделаете исключение. Дайте мне пять минут!

Он стоял, не выпуская дверной ручки, собираясь захлопнуть передо мной дверь, и смотрел на меня. Я выдержал его взгляд, хотя небо вдруг закружилось, а земля задрожала. Наконец он кивнул:

– Три!

– Этого хватит! – отозвался я, повернулся и кинулся к машине. Вместо ног у меня были две онемелые деревянные подпорки, но я действительно бежал. Я открыл багажник, выдернул оттуда складной столик и подтащил его поближе. Подготовился ли я? Еще бы! Я преодолел сопротивление непослушной подставки, и столик не упал. Две женщины, катившие мимо детские коляски, остановились и с любопытством уставились на меня; я не обращал на них внимания. Столик пошатывался, но держался на ножках. Я щелкнул пальцами, на столик упала колода карт. Я протянул руку, карты послушно взлетели в мою ладонь и раскрылись веером. Вот оно.

Только когда все закончилось, я поднял глаза. Ван Роде по-прежнему стоял в дверном проеме и, прищурившись, смотрел на меня, как будто его слепит солнце или у него болит голова. Рядом со мной кто-то зааплодировал, это были те две женщины. «Чудесно!» – воскликнула одна, но тут захныкал ее младенец, к нему, чуть менее пискливо, присоединился другой. Женщины, пробормотав «до свидания», испуганно кинулись к коляскам.