Курс фунта по сравнению с курсом доллара стабильно рос и за время трехдневного отсутствия принес Валерию десять тысяч долларов. Один выстрел из гранатомета принес ему в три раза больше. Это окончательно привело его в хорошее состояние. Ему бы после этого пойти спать, но в Викторе проснулся Сапсан, и он заглянул на свой электронный почтовый ящик. Среди разной кучи спама было одно письмо, привлекшее внимание характерным началом: Арик. Это был знак от Айзенштайна. Виктор стукнул пальцем по клавише. На экране высветилось только одно — сто тысяч. Сухорученко присвистнул. Эта сумма была самой большой в его киллерской карьере. По сравнению с его личным состоянием это было не так уж и много. Но Сапсан знал, что за большой суммой стоит и более сложное задание. Он торопливо простучал по клавишам, и вышел уже на другой почтовый адрес, так же принадлежащий ему. Здесь были чертежи какого-то сложного, многоэтажного дома, явно не жилого. Скачав все это, Сапсан нашел еще один почтовый ящик. Эту систему придумал он сам. По отдельности никто ничего бы не понял. А, соединив все три послания, он получал полное задание и сумму гонорара. На третьем почтовом ящике было основное. Здесь был адрес объекта, и данные на саму «мишень». Прочитав все, Валерий удивленно хмыкнул. Он долго рассматривал фотографию молодого мужчины с фотогеничной внешностью и погонами подполковника.

— Астафьев Юрий Андреевич, подполковник милиции, срочно, — пробормотал себе под нос киллер. — Ну, что ж, это даже интересно.

В тот день, когда из под стражи сбежал Женя Хало, Ольга Малиновская в самом деле только заскочила на полчасика в областную прокуратуру, а потом полдня провела у Юрия в госпитале. Она буквально ворвалась в палату Астафьева, и сходу обрушила на мужа кучу претензий.

— Так, Астафьев, почему ты так плохо себя ведешь?

— Почему это я плохо себя веду? — удивился Юрий.

— Потому, что тебя застукали в тот момент, когда ты выбрасывал в унитаз таблетки.

Юрий скривился.

— Нет, а сколько можно жрать эти таблетки? У меня уже желудок болит от них.

— От водки у тебя желудок не болит, а от полезных таблеток болит?

Выговаривая это все мужу, она выгружала на тумбочки многочисленные пакеты с продуктами. Сосед Астафьева, пожилой подполковник в отставке, с повязкой вокруг лба, деликатно вышел из палаты.

— Сосед тебе не мешает? — спросила Ольга. — Может попросить, чтобы его от тебя отселили?

— Нет, зачем? Интересный мужик, хоть поговорить есть с кем. Ветеран, диверсантов ловил еще в Великую Отечественную, с бендеровцами воевал. Такое иногда рассказывает, в голове не укладывается! Он, к тому же, абсолютно один, его никто не навещает. Какие-то козлы избили его в подъезде, вот он и загремел сюда. Мы с ним по одному диагнозу проходим, черепно-мозговому. Что это ты тут мне привезла? Ого! Что-то ты мне все с каждым разом все больше и больше натаскиваешь. Я же не съем это, опять половину выкинуть придеться.

Да, продуктами, что привезла в этот раз Ольга, могла позавтракать рота солдат. Малиновская спихала что про запас в тумбочку, остальным от души накормила мужа. Так что, когда в палату въехала каталка с обеденными блюдами, Астафьев отрицательно замотал головой.

— Нет, спасибо.

— Что, совсем ничего не будете есть? — спросил санитар.

— Компот оставьте, а остальное не надо.

Вернувшийся в палату подполковник весело сообщил: — Говорят, Юрий Андреевич, последний раз нас так вот кормят, с доставкой на дом. С завтрашнего дня переводят в общую столовую. Считаемся уже ходячими больными.

— Ну, Юрка, значит, ты почти здоровый, — обрадовалась Ольга.

— Иди, и скажи это врачам. А то мне надоело уже тут лежать.

— Что привезти завтра?

— Привези те бумаги, что прислал мне Мишка Юдин.

— Еще чего! Тебе думать вредно.

— А тебе вредно вредничать. Привези, а то я чувствую, выйду, и у меня опять до всех этих бумаг руки не доберутся. Михалыч, да не ешь ты эту баланду! Тут Ольга столько всего вкусненького привезла, — он показал рукой на тумбочку.

Ветеран засмеялся, и махнул рукой.

— Нет, для меня такой харч самый лучший. Я без жидкого не могу, это у меня еще с фронта осталось. Там каждый котелок с супом был праздником. А то, как, бывалычо, забросят в тыл к немцам, так полгода один сухой паек и лопали.

Ольга и Юрий уважительно переглянулись.

— Что там с Витькой Деминым? Не посадят его? — спросил Юрий.

— Не дождутся…

В это время их сосед, поглощавший казенную кашу, поперхнулся, закашлялся. Потом, вроде бы, кашель прошел. Он протянул руку, что бы взять стакан с компотом, но, вместо этого, невзначай его столкнул с тумбочки. Тогда Астафьев протянул ему свой стакан с компотом. Тот благодарно кивнул головой, но, сделав только один глоток, жутко захрипел, завалился на бок, и после короткой судороги, пронзившей все тело старика, сполз на пол, лицом вниз. Юрий повидал много подобных сцен, и он, даже не переворачивая тело, был уверен, что старик уже мертв.

Уже через полтора часа сам генерал Рождественский подтвердил: — Да, это был яд. Очень сильный яд, цианид. И, что интересно, только в вашем стакане.

Они находились в кабинете главврача, царил полумрак, потому что плотные шторы были задернуты, и двум лампочкам под потолком не удавалось достойно осветить все это обширное пространство. Начальник областного ФСБ был в госпитале не по тому, что в очередной раз пытались убить Юрия Астафьева, а просто он лег два дня назад в больницу по поводу обострения своего застарелого панкреатита. Так что, и Ольга, и Астафьев, а так же два подчиненных: Зубихин и «Бульдог» Миша, лицезрели своего генерала в тренировочном костюме и забавных белых тапочках.

— Тогда это точно тот санитар, — уверенно заявил Юрий. — Только он мог сыпануть яд в мой компот.

— Кто же так хочет вашей смерти, Астафьев? — спросил Рождественский.

— Да, кто бы сказал — сто рублей тому бы дал, — ответил Юрий.

— Неужели кто-то продолжает беспокоиться, что вы слишком много узнали в "Соколином гнезде"? — предположил генерал.

— Вряд ли. Я же ничего не знаю.

— Но факты говорят об обратном. Они же то же не знают, что вы ничего не знаете.

— А нечего было заявлять на всю страну, что важный свидетель остался в живых! — резанула по живому Ольга. Генерал поморщился. Он и сам был не рад, что таким методом тогда решил понервировать «соколят»

В это время открылась дверь, и вошел один из оперативников ФСБ, коих Зубихин привез с собой целый легион.

— Ну, что там? — спросил Зубихин.

— Мы проверили персонал, ни один из санитаров не подходит под описание того парня. Вообще, тут на раздаче работают пять человек, эти, пацифисты хреновы, альтернативники. Трое были как раз на смене. Обед должен был развозить один из них, но тут появился этот парень, и очень уверенно приказал ему идти в операционный блок. При этом он сослался на главную медсестру, назвал ее по имени отчеству.

— Какие его приметы?

— Высокий, широкоплечий, постоянно жевал жвачку. На губе такое кольцо для пирсинга, в ушах наушники для плеера. Полутемные очки, знаете, такие, в стиле матрицы. Из под шапочки выбивалась прядь черных волос, как у Джексона, длинная и кудрявая. Он ее постоянно поправлял.

— На запястье у него был еще такой браслет, с пластинкой, как бы с группой крови, — припомнил Астафьев. — Такие носят гонщики и байкеры. А вот на лицо я его не взглянул.

— Он был старше тридцати лет, — высказала свою точку зрения Ольга.

— Откуда вы знаете? — позволил не поверить ей Зубихин.

— Я видела его морщинки на лбу. Мне даже показалось, что он пудрился, или замазывал их кремом. Я подумала еще тогда, что он голубой. Они ведь там и из-за этого уходят в альтернативщики. Такое отвращение подкатило, я даже отвернулась.

— Жаль, что отвернулись, надо было бы смотреть во все глаза, — раздосадовал Рождественский. — А насчет возраста, это интересно. Выходит — профессионал.