На заводе имени Январского восстания строится бронепоезд. Технологу Григорию Георгиевичу Колягину 63 года, из них 42 он отдал родному заводу

И должны покидать ее сами… С этим трудно было примириться.

Я спросил Гордея Ивановича:

— Вы были в Крыму последние дни? Неужели там настолько безнадежная обстановка? Неужели потеря Крыма неотвратима?

— Да, обстановка в Крыму тяжелая. Я объездил его весь. Был на Перекопе. В районе Ишуни. И должен прямо сказать: с теми силами, которые есть в Крыму, надежды удержаться на Ишуньских позициях нет. Потеря Крыма повлечет за собою потерю Одессы. Морские коммуникации будут под постоянными ударами авиации противника. Он незамедлительно посадит свою авиацию на аэродромы Крыма. Вся трагедия в том, что там нет сил, которые могли бы сдержать противника. Пятьдесят первая армия не в состоянии… Для того чтобы вы яснее поняли обстановку, могу вам сообщить следующее: Военный совет флота доложил в Ставку, что положение пятьдесят первой армии на грани катастрофы, часть ее дивизий без оружия, командование чувствует себя неуверенно, войска уже отходят к Ишуни, где нет надежных оборонительных сооружений; усилить войска можно только за счет Одессы. По-моему, решение Ставки единственно правильное и торопливости в нем никакой нет.

— Но может быть, все-таки следовало бы просить, — обратился к нам Жуков, — чтобы нас оставили в Одессе. Как вы на это смотрите?

— Надо все взвесить, — сказал я.

— Я такую телеграмму подписывать не буду, — сказал Воронин. — А что, если с боем прорваться к Николаеву и пробиться в Крым? Как вы, Георгий Павлович, смотрите на это? — обратился он к Софронову.

— Эта идея заслуживает внимания, — сказал бесстрастно Софронов. — Армаду, которую создали мы в Одессе, трудно будет эвакуировать морем, тем более что авиация противника активно действует на коммуникациях.

На этом заседании к единому мнению мы так и не пришли. Предложение прорваться в Николаев никто не поддержал. Решили прервать заседание, чтобы все взвесить и обдумать спокойно.

А из Севастополя уже стали поступать сообщения, что транспорты из портов Крыма и Кавказа выходят порожняком в Одессу: Военный совет флота уже приступил к выполнению директивы Ставки об эвакуации.

Медлить больше нельзя. Приход транспортов не должен застать нас врасплох. Чувство ответственности за выполнение директивы приглушало в сознании каждого из нас возражения против эвакуации.

Через несколько часов после перерыва мы вновь собрались у Жукова.

— Я предлагал послать телеграмму с просьбой оставить нас в Одессе, — уже изменившимся тоном сказал Жуков. — Но взвесив все «за» и «против», пришел к выводу, что этого делать не следует. Я, как командующий, должен точно выполнить требование Ставки и призываю всех вас к этому… Транспорты уже идут в Одессу. Нужно не только подчиниться, но и сделать все, чтобы успешно решить поставленную задачу. — Он сокрушенно вздохнул и сел.

Мы все высказали согласие с доводами Жукова.

Вспоминая эти часы, должен признаться, что внутри оставалось сомнение в целесообразности эвакуации.

«Мы выстояли, почему не могут сделать этого они?!» И ни у командиров, политработников, ни у бойцов, ни у руководителей городских организаций и предприятий в последние дни не было того беспокойства, неуверенности, которые владели всеми до 22 сентября. Последние сводки Совинформбюро тоже казались менее тревожными. Каждый день сообщалось, что наши войска ведут бои с противником на всем фронте, и только 30 сентября пришла весть, что после упорных боев оставлена Полтава.

— Я очень рад, — заключил Жуков, — что у всех нас единое мнение. Теперь нужно решить, какие части и как будем эвакуировать, ориентировочно определить сроки эвакуации, продумать, как обеспечить скрытность.

Во время заседания была получена телеграмма из Севастополя, адресованная вице-адмиралу Левченко и Военному совету Одесского оборонительного района. В ней передавались указания наркома.

Нарком обращал внимание на то, чтобы при эвакуации Одессы не повторилась трагедия Таллина, и требовал соблюсти скрытность по крайней мере в начале эвакуации.

Перед уходом последнего эшелона было приказано нанести противнику сильный удар, создав видимость наступления, и тем самым вынудить его в момент нашего ухода заняться приведением себя в порядок; заранее подготовить к взрыву и поджогу все военные объекты. В качестве пункта высадки рекомендовалась Ак-Мечеть, при этом предлагалось продумать вариант высадки в тыл перекопской группировки противника, в первую очередь 3-го морского полка.

Решили, что одновременно с эвакуацией будем проводить задуманное нами наступление, но теперь уже с задачей дезориентировать противника.

Эвакуацию постановили начать с отправки наиболее укомплектованной 157-й стрелковой дивизии и приданной ей артиллерии, в несколько раз более значительной силы, чем 3-й морской полк, о котором идет речь в указаниях наркома. Вице-адмирал Левченко одобрил это решение.

Разработку плана вывода войск из секторов и постепенной эвакуации из Одессы решили возложить на генерал-лейтенанта Софронова, ежесуточный план эвакуации утверждать Военным советом; начать эвакуацию 1 октября.

Сразу же после заседания к контр-адмиралу Жукову были приглашены командир и комиссар 157-й стрелковой дивизии. Они были ошеломлены сообщением Жукова о предстоящей эвакуации.

— А нельзя ли нам остаться пока в Одессе, хотя бы не первыми уходить? — робко спросил Томилов.

— К сожалению, нельзя.

Командиру дивизии было приказано направить в порт 633-й стрелковый полк через несколько часов, учтя время, необходимое на посадку и погрузку, чтобы затемно 1 октября первые транспорты вышли из Одессы. В следующую ночь отправить 716-й полк. Полки должны уходить со своей артиллерией, тыловым хозяйством, кухнями.

Томилов предложил прикрыть отход дивизии своим лучшим, 384-м полком, которым командовал полковник Соцков. Согласившись с этим, Военный совет решил оставить 384-й полк для участия в наступлении 2 октября.

Легкий артиллерийский полк 157-й дивизии и 422-й гаубичный решено было выводить побатарейно по такому маршруту, который не выдавал бы движения их в порт. Такое же решение было принято и в отношении 422-го гаубичного тяжелого полка. Но его эвакуация предусматривалась лишь после того, как он поддержит огнем наступление 2 октября.

В заключение Жуков от имени Военного совета объявил благодарность за умелые действия и мужество командиру дивизии полковнику Томилову, полковому комиссару Романову и просил передать благодарность всем бойцам дивизии.

Утром 1 октября мы получили телеграмму начальника Главного политического управления Военно-Морского Флота И. В. Рогова, который обращал внимание на ошибки, допущенные при переходе кораблей Балтийского флота из Таллина в Кронштадт: некоторые транспорты уходили из Таллина не ночью, а днем, что облегчало действия авиации противника; во время перехода некоторые корабли, сопровождавшие транспорты, уходили и оставляли их без охранения от атак вражеских подводных лодок; караван был слабо прикрыт истребителями; часть автотранспорта и артиллерии из-за отсутствия места на транспортах осталась в Таллине и не была уничтожена; были плохо распределены по кораблям командиры и политработники, на некоторых транспортах во время бомбежки наблюдалась паника.

Рогов требовал учесть все эти ошибки и не допустить повторения их.

Начальнику политотдела Приморской армии Л. П. Бочарову и комиссару Одесской военно-морской базы С. И. Дитятковскому мы поручили немедленно подобрать политработников для назначения комиссарами на транспорты и суда. Решили также назначить комендантов и комиссаров на причалы и в места посадки и погрузки.