В октябре 1914 года жена Воронцова-Дашкова, ставшего командиром Кабардинского полка, получив после венчания его фамилию и графский титул, уехала в Петербург и поселилась в доме мужа на Английской набережной. Время от времени она выезжала к мужу на фронт и от него, а также от командира Дагестанского полка князя Амилахвари, от командира Татарского полка князя Бековича-Черкасского, от адъютанта великого князя – хана Эриванского узнавала многое, что относилось к Михаилу Александровичу.

Так ей стало известно, что уже в начале 1915 года хан Нахичеванский (командир кавалерийского корпуса, в который входила «Дикая дивизия») представил Михаила Александровича к ордену Георгия за то, что «Дикая дивизия» под Перемышлем остановила немецких кирасир и великий князь, находясь под огнем, проявил воинское мастерство и личное мужество. Однако Николай II оставил это представление без внимания.

За бои на реке Сан хан Нахичеванский еще раз представил Михаила к тому же ордену и снова представление было проигнорировано императором.

Наконец, за новое дело великий князь был еще раз представлен к «Георгию» командующим 8-й армией А. А. Брусиловым. Старый генерал был поопытнее своих подчиненных и, прежде чем посылать бумаги царю, провел награждение через Георгиевскую думу своей армии. Георгиевские кавалеры единогласно высказались за награждение командира «Дикой дивизии», и Николай II на этот раз не мог отказать в награде своему младшему брату.

Мы расстались со старцем Григорием в предыдущей книге «Последний император» летом 1912 года. В это время Распутин вернулся в Россию после паломничества в Святую Землю. Однако под влиянием лавины слухов о его оргиях и бесчинствах и вызванного этим недовольства в обществе и в окружении царя Григорий вынужден был уехать к себе в село Покровское. Потом он то наезжал в Петербург и Москву, то снова жил у себя дома в Тобольской губернии. Однако независимо от того, где он жил, волна ненависти к нему не стихала, и вылилось все это в хорошо подготовленную попытку убить Распутина. Организатором убийства стал его прежний друг иеромонах Илиодор (в миру Сергей Труфанов). Он происходил из донских казаков и по характеру и многим качествам не уступал Распутину, но был не так умен и, главное, проповедовал не любовь и добро, а злобу и нетерпимость ко всем, кого он считал революционерами. В их числе для Илиодора были и Столыпин, и Лев Толстой, и евреи, и интеллигенты. Обуянный гордыней и считавший себя выдающимся проповедником – не хуже Иоанна Кронштадского, Илиодор люто завидовал Григорию и столь же люто ненавидел своего удачливого соперника, которого считал причиной всех своих несчастий. Постепенно устранение Распутина стало для Илиодора главной жизненной задачей.

В начале лета 1914 года Илиодор отыскал среди своих фанатичек-поклонниц бывшую проститутку Хионию Гусеву, ставшую набожной и во всем ему покорной. Описав все дьявольские бесчинства одержимого бесом старца Григория, он приказал ей убить великого грешника. Гусева приехала в Покровское и остановилась в одном из домов, выдав себя пришедшую на богомолье паломницу. Она стала следить за Распутиным и, когда старец 28 июня вышел на улицу, подошла к нему и протянула руку за подаянием. Как только Распутин полез в карман за кошельком, Хиония ткнула его в живот большим, заранее приготовленным ножом. Распутин упал и потерял сознание. А Хионию, кричавшую, что она убила Антихриста, утащили на съезжую под арест.

Доктор, вызванный по телеграфу из Тюмени, приехал только через 8 часов и сделал тяжелую операцию прямо в избе старца, при свечах. Через несколько дней Григория Ефимовича отвезли в больницу в Тюмень, где он целый месяц находился между жизнью и смертью. Все друзья Распутина страшно обеспокоились, и в Тюмень пошли сотни сочувственных и негодующих телеграмм. Наконец он поправился и вскоре уехал в Петербург. А Хионию Гусеву, признав по суду сумасшедшей, отправили в лечебницу.

Илиодор вынужден был бежать из России. Он тайком пробрался в Финляндию и нашел убежище на даче Максима Горького. 29 июля тот сообщил писателю А. В. Амфитеатрову, жившему в Италии: «Думаю, что в близком будущем к вам, может быть, явится некий россиянин, довольно интересный парень, обладающий еще более интересными документами». Этим «парнем» был иеромонах Илиодор, которому Горький помог перейти финско-шведскую границу, после чего тот добрался до Соединенных Штатов Америки и там издал книгу о Распутине «Святой черт».

В том же письме Горький писал Амфитеатрову: «Прелюбопытная легенда слагается о старце: во-первых, сведущие люди говорят, что старец (Распутин) суть сын старца Федора Кузьмича, во-вторых, что он дал престолу наследника. Чисто русский круговорот вещей: царь ушел в старцы, и родил сына-старца, сей же последний – родил наследника. Ситуация любопытная и возбуждающая надежды великие: окунувшись в море народное, царь-старец почерпнул там некие новые силы и через сына своего воплотил оные во внуке, стало быть – мы спокойно можем ожидать от внука всяческих благ, но он, внук, есть как бы результат слияния царя с народом. Чисто?».

Какое уж там «чисто» – редко бывает грязнее. И особенно убеждаешься в этом, когда читаешь «интересные документы» «некоего россиянина». Эти «документы» – от начала до конца выдуманные иеромонахом письма великих княжон и Александры Федоровны Распутину – Илиодор опубликовал в своей книге «Святой черт». Приведем здесь всего одно из них, которое фигурировало потом в делах Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства по расследованию преступлений царского правительства и было признано подлинным фрейлиной А. А. Вырубовой. Вот оно: «Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник. Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки, и голову свою склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко мне тогда бывает. Тогда я желаю все одного: заснуть, заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятиях. О, какое счастье даже чувствовать одно твое присутствие около меня. Где ты есть? Куда ты улетел? А мне так тяжело. Такая тоска на сердце…

Только ты, наставник мой возлюбленный, не говори Ане о моих страданиях без тебя. Аня добрая, она хорошая, она меня любит, но ты не открывай ей моего горя. Скоро ли ты будешь около меня? Скорее приезжай. Я жду тебя и мучаюсь по тебе. Прошу твоего святого благословения и целую твои блаженные руки. Во веки любящая тебя. М. (Мама)».

Серьезные историки отрицают подлинность этого письма, как и всех других, и считают его ловкой подделкой. Вместе с тем оно является свидетельством того, насколько сильно были отравлены умы не только российских обывателей, но и русской литературной элиты, если Горький и «маленький Золя», как называли Амфитеатрова, верили в подлинность Илиодоровской подделки.

В начале осени 1914 г. в Петроград вернулся Распутин, уверявший всех, что его выздоровление – доказательство божественного покровительства. И вскоре по приезде, словно ошалев от радости, что он остался жив, старец «пустился во вся тяжкая».1

Существует множество свидетельств необычайной сексуальной мощи Распутина, но находится и немало противников такой точки зрения. Некоторые серьезные ученые-историки утверждают, что старец Григорий Ефимович Распутин был добродетельным и все, что о нем говорили, было сведением счетов с царем и царицей, ибо при дискредитации близкого им человека, подвергались дискредитации и они сами. Наиболее ярко эта точка зрения отражена в одной из лучших книг по истории России начала XX века «Сумерки монархии» А. Н. Боханова.

В книгах серии «Неофициальная история России», вы, уважаемые читатели, уже сталкивались со множеством фаворитов, обладавших выдающимися любовными качествами, однако ни один из них не может сравниться с Григорием Ефимовичем Распутиным. В романе «Хождение по мукам», сравнивая фаворитов XVIII века с Распутиным, Алексей Толстой писал: «Как сон прошли два столетия: Петербург, стоящий на краю земли, в болотах и пусторослях, грезил безграничной славой и властью; бредовыми виденьями мелькали дворцовые перевороты, убийства императоров, триумфы и кровавые казни; слабые женщины принимали полубожественную власть; из горячих, измятых постелей решались судьбы народов; приходили ражие парни с могучим сложением и черными от земли руками и смело поднимались к трону, чтобы разделить власть, ложе и византийскую роскошь. С ужасом оглядывались соседи на эти бешеные взрывы фантазии. С унынием и страхом внимали русские люди бреду столицы. Страна питала и никогда не могла напитать кровью свои петербургские призраки.