По существу, все сводится им к одному — фашисты напали внезапно. Вот если бы внезапно напали мы, тогда уже к концу того страшного лета Красное знамя было водружено над Рейхстагом…
Возможно, фактором внезапности и можно объяснить неудачи приграничного сражения, но ведь 22 июня очень скоро повторилось. И не раз, и не два… Достаточно вспомнить окружение и гибель Юго-Западного фронта, окружение и гибель во второй раз за войну Западного фронта, достаточно вспомнить Харьков и Крым. Во всех этих операциях советскому командованию удавалось сосредоточить, казалось бы, все необходимое для обороны, а зачастую Красная Армия и превосходила немцев. О внезапности и речи быть не могло, шла война! Однако вновь следовал прорыв вражеских танковых группировок на флангах, окружение и уничтожение советских войск. Фактор внезапности при прочих равных условиях, возможно, и обеспечил немцам продвижение к Киеву и Смоленску, но Вермахт ведь дошел до Волги.
Когда два гиганта вступают друг с другом в схватку не на жизнь, а на смерть, легкие первые победы одного не могут быть обусловлены лишь внезапностью его нападения на другого. Да и сама достигнутая немцами внезапность скорее не причина, а следствие. Следствие грубых просчетов, допущенных Сталиным в предвоенный период.
На мой взгляд, из многих факторов, обусловивших разгром армий прикрытия, следует выделить следующие основные.
1. Годы репрессий лишили армию большей части знающих, уверенных в себе командиров. Пришедшие им на смену молодые офицеры не обладали соответствующими знаниями, опытом, подготовкой. В ситуации, когда противник диктовал свои условия, а связи практически не существовало, большинство из них растерялись и не смогли организовать должного управления своими подразделениями.
2. Немцы не просто застали войска врасплох, подготовиться к отражению возможной агрессии Сталин не позволил. Это не слова и не домыслы. Когда командующий КОВО Кирпонос запросил разрешение на приведение вверенных ему армий в состояние боевой готовности и на занятие предполья, вождь был взбешен и велел командующего наказать. Неудивительно, что командующие округами, убежденные, что война начнется со дня на день, так и не рискнули предпринять что-либо на свой страх и риск. Роковую роль сыграло и печально знаменитое «Заявление ТАСС» от 14 июня, которое не только дезорганизовало армию, но и нацеливало соответствующие органы на выявление и пресечение действий, способных якобы спровоцировать немцев. Известны случаи, когда выдвигающимся к границе подразделениям рекомендовалось уклоняться от боестолкновения с врагом уже после начала военных действий! В боевой готовности оказались лишь пограничники. Им по определению положено было заграждать дорогу врагу при любых обстоятельствах.
3. Отсюда же вытекает и следующая причина. Если немцы начали войну, имея на главных направлениях компактные ударные группировки, то линию обороны советских войск в первые дни войны фронтом можно назвать лишь с большой натяжкой. Войска как стояли вдоль границы мирными гарнизонами, так и вступили в бой. Уточненный в начале 1941 года план военных действий так и не успел вступить в силу. Создание системы обороны оказалось невозможным, так как отведенные войскам оборонительные участки зачастую оказывались занятыми немцами в первые же часы войны. Отдельные командиры, успевшие вскрыть «красный пакет», упорно вели свои подразделения в районы, им оговоренные. Другие, посчитав, что довоенные планы реальной обстановке уже не соответствуют, действовали на свой страх и риск, либо, заняв выжидательную позицию, пытались получить указания от вышестоящих командиров. Все это усиливало неразбериху и усложняло и без того нетвердое управление войсками. Неудивительно, что устойчивого взаимодействия в приграничном сражении не только пехоты, танков и авиации, но зачастую и стрелковых дивизий между собой организовать удавалось лишь в исключительных случаях. Неудивительно, что наша оборона носила иногда очаговый характер.
4. Сыграло свою роль и отсутствие устойчивой связи. Проводная связь была выведена из строя диверсантами и авиацией противника. Рации… как-то не пользовались популярностью в Красной Армии до войны. Стоит ли удивляться, что, в частности, командующий Западного фронта утратил управление войсками в первые же дни войны, если даже Генштаб терял, и неоднократно, связь со штабами фронтов?
5. Негативное воздействие оказала также довоенная пропаганда, нацеливавшая войска на ведение военных действий «на чужой территории и ценой малой крови». Действительность повергла многих в шоковое состояние. Катастрофическое начало войны, нравится нам это или нет, подорвало веру бойцов и командиров в свои силы и свое оружие. Этим же обусловливается и расположение оборонительных сооружений и военных объектов в непосредственной близости от границы. «Своей земли вершка не отдадим!» Да мог ли вообще кто-либо возводить УРы в глубине? Очень скоро пришлось бы ему давать показания и придумывать, кто его надоумил без боя отдать врагу часть советской территории![285]
6. Сказалось и куда более целостное и глубокое понимание противником сущности современной войны, способов и приемов проведения наступательных операций. Не случайно пишет Жуков:
«Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не предполагался. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков, ни руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов»[286].
Еще категоричнее высказывается Еременко:
«Наша оборона слабо учитывала боевые действия немец- ко-фашистских войск на Западе… К концу 1940 года уже можно было сделать вывод, что немецко-фашистское командование, основываясь на доктрине «молниеносной войны», избрало основным способом боевых действий войск вбивание мощных танковых клиньев в сочетании с такими же мощными ударами авиации по войскам и коммуникациям противника. За этими танковыми клиньями следовали эшелоны пехотных соединений. Если бы все это было своевременно учтено, то следовало бы к началу войны несколько по-иному создавать группировки войск, в соответствующем порядке расположить артиллерию, авиацию и другие средства борьбы с таким расчетом, чтобы они могли сразу же вступить в бой и устоять против ударов противника.
Пробелы в этой области объяснялись в определенной степени тем, что в результате нарушений революционной законности в условиях культа личности были уничтожены опытные кадры, а пришедшие к руководству новые кадры как в центре, так и в округах не обладали достаточным опытом, а поэтому имели место серьезные упущения и просчеты»[287].
7. Следует отметить, что, хотя немцы в приграничном сражении действительно имели в три раза меньше танков, в бою в первой линии они использовали в большинстве случаев однотипные, близкие по техническим характеристикам машины — вполне приличные «Т-ІІІ» й «Т-IV». У нас же на каждый «Т-34» или «КВ» приходилось по 6–7 «БТ» и «Т-26» с бронированием, от противоснарядного далеким. И, если в отчаянных контратаках первых дней вдруг вспыхивал десяток-другой этих легких машин, подъему морального духа советских танкистов это не способствовало. В. Суворов утверждает, что процесс перевооружения армии продолжается непрерывно, и в этом он, конечно, прав. Но все же не следует забывать, что «Т-34» оказался поистине уникальной машиной. Танк вышел столь удачным^ что не только прошел всю войну, не только состоял на вооружении многих государств в послевоенный период, но принимал участие в боевых действиях и в середине 70-х, в частности в Анголе. Если бы мехкорпуса успели перевооружить новой техникой хотя бы процентов на сорок, думается, по крайней мере на Юго-Западном направлении немцы не избежали бы разгрома.
