Вот так, хорошо оснащенные, мы в назначенный день утром покидали Скальный дом. Матушка выбрала себе место на грузовой повозке. Ее тянули в одной упряжке Буян и Ревушка. Одновременно они несли на своих спинах двух всадников — Жака и Франца. Корова тоже была запряжена. Но она была ведущей, шествовала впереди быков. Приблизительно в ста шагах от повозки ехал Фриц на Быстроножке, он был наш впередсмотрящий. Я, как обычно, шел рядом с коровой, а Эрнст — возле повозки. Мы оба в случае усталости имели право ехать верхом или сесть в телегу. И наконец, наши фланги надежно прикрывали четыре собаки и шакал Поспешилка.

Мы взяли курс на Лесной бугор и плантацию сахарного тростника. По дороге то и дело попадались следы, оставленные уже поверженной змеей, на рыхлой песчаной почве они походили скорее на вмятины от разрывов гаубичных гранат.

Мы зашли в Соколиное Гнездо и предприняли ряд мер: птицу, овец и коз выпустили гулять на свободу, оставив им корм, чтобы они не забывали свой дом и держались поблизости. Так поступать, уходя надолго из Соколиного Гнезда, у нас вошло в привычку. Затем двинулись дальше, к Лесному бугру, где планировали заночевать. Потом мы намеревались наполнить несколько подушек хлопком и поближе познакомиться с тамошним озером и граничившим с ним Рисовым болотом.

Чем дальше мы уходили от Соколиного Гнезда, тем реже попадались нам отпечатки, свидетельствовавшие о пребывании змеи-гиганта, меньше было и следов обезьян; лишь крик петуха да постоянное блеяние, доносившиеся со стороны Лесного бугра, нарушали тишину. На ферме царили чистота и порядок, как будто мы не покидали ее никогда. Стоило нам свистнуть, как сразу же прискакали на наш зов и козы, и овцы, со всех сторон слетелись и куры, и петухи. В благодарность за радушный прием мы угостили всех отборным зерном и солью.

Мы решили остаться в этом благословенном крае на целый день, стали распаковывать вещи и раскладывать по местам. Затем матушка, как всегда, занялась кухней, а мы разбрелись кто куда, чтобы собрать хлопок для подушек, необходимых для дальнейших походов.

После обеда, разбившись на группы, приступили к обстоятельному изучению местности. Я выбрал на сей раз своим спутником Франца и впервые доверил ему маленькое ружье, разъяснив, как пользоваться им, и рассказал о мерах предосторожности. Мы взяли на себя прочесывание левобережной стороны Лебяжьего озера, Фриц и Жак должны были исследовать правый берег, Эрнст с матушкой оставались у озера, там, где оно ближе всего примыкало к рисовой плантации, дабы собрать спелых рисовых колосьев. У каждого отряда была своя сопроводительная охрана: матушка и Эрнст получили Билли и господина Щелкунчика, под командованием Фрица шествовали Турок и шакал Поспешилка, меня и Фрица сопровождали Буланка и Каштанка.

Я и Франц медленно брели по левому берегу озера, почти не видя из-за густых тростниковых зарослей открытой воды. Наши четвероногие мгновенно покинули нас и исчезли в болотине, вспугнули семью цапель и подняли в воздух вальдшнепов, покинувших водную гладь с такой стремительностью, что при всем желании мои выстрелы оказались бы напрасными. Но уток и лебедей было много, они, казалось, не обращали на нас внимания, плавали спокойно и невозмутимо. Францу не терпелось поохотиться, просто пострелять, безразлично в кого: в уток, лебедей или в выпь, чей отвратительный, похожий на ослиный, крик доносился с трясины.

Я подозвал собак и указал направление, откуда раздавался крик выпи. Франц встал у края болота, держа наготове ружье, а я взял под наблюдение небо, чтобы стрелять немедленно, если возникнет необходимость.

Тут в камышах, совсем близко от берега, что-то зашуршало. Мальчик выстрелил, и я сразу услышал его радостный крик:

— Попал, папа, попал в него!

— В кого попал? Во что? — громко крикнул я сыну в ответ, так как стоял довольно далеко.

— В дикую свинью, — крикнул он.

— Не ошибаешься? — спросил я. — Может, ты уложил поросенка? Ну, из тех, которых мы выпустили гулять на свободе? В вольных условиях их развелось много.

Когда я подошел к сыну и рассмотрел убитое животное с рыжеватой щетинкой, действительно похожее на молодую свинью, я сразу же определил с радостью, что оно неевропейского происхождения.

При более тщательном осмотре выяснилось, что животное имеет примерно три с половиной фута в длину, располагает резцовыми кроличьими зубами, верхняя губа раздвоена, хвоста нет, а вот лапы — с пальцами, причем между пальцами задних лап имеются перепонки. Я пришел к выводу, что перед нами кабиай, или капибара.[58] Но сыну об этом я не сказал. К чему омрачать радость первой охоты? Сказал только, что он застрелил дикую свинью не совсем обычного вида.

Но пора было снова отправляться в путь. Франц пытался без посторонней помощи тащить свой охотничий трофей, но, поразмыслив немного, вдруг закричал радостно:

— Знаю, что делать, знаю! Свинью надо выпотрошить. Тогда будет легче нести. Возможно, даже сам донесу ее хотя бы до Лесного бугра.

— Молодец, правильно придумал! — сказал я. — Потроха свиньи мы все равно не будем есть! Кроме того, наши помощники по охоте заслуживают благодарности, ведь именно они гнали дичь под выстрел.

Мальчик тут же начал потрошить капибару и справился с этим лучше и быстрее, чем я ожидал. Оба дога получили вдосталь еды, и мы снова отправились в путь. Однако мальчик начал опять охать и вдруг сказал:

— Идея! Привяжу-ка я свой трофей на собаку, пусть тащит!

— Умница! — сказал я. — Хорошая мысль! Ведь наши собаки действительно приучены носить груз. Проверим наши успехи в дрессировке!

Я снял заплечный мешок, который всегда имел при себе во время охоты, засунул в него зверя и привязал на спину Каштанке, которая, гордясь и грузом, и оказанным доверием, понеслась впереди нас.

Вскоре после этого мы вошли в рощицу, где росли пинии. Мы запаслись их целебными шишками и затем возвратились на Лесной бугор, так и не обнаружив нигде следов присутствия гигантской змеи или ее выводка. Зато многое свидетельствовало о набегах обезьян. Эти любители полакомиться водились здесь, как и в районе Хоэнтвила, по всей видимости, в большом количестве.

Когда мы собрались все вместе на Лесном бугре, я заметил, что мальчики устали настолько, что даже забыли поделиться, как обычно, впечатлениями. Слегка поужинав, мы сразу легли спать, разместившись удобно на мешках с хлопком в милом сердцу жилище у Лесного бугра.

На рассвете следующего дня продолжались наши изыскания. Теперь был взят курс на сахарную плантацию — место наших обычных привалов в этом районе. Между плантацией сахарного тростника и тесниной мы соорудили ранее нечто вроде хижины или шалаша, а в будущем хотели заложить еще одну молочную ферму. Плетеный остов шалаша, сравнительно прочный, мы накрыли еще и парусиной, чтобы он послужил нам подольше надежным пристанищем.

Тотчас же по прибытии мы отправились осматривать ближайшие окрестности и, в частности, заросли сахарного тростника. К счастью, и здесь не обнаружилось ни малейших признаков гигантской змеи или ее семейства. Довольные таким исходом дела, мы подкрепились свежим соком сахарного тростника и немного отдохнули.

Но желанная передышка длилась недолго. Залаяли собаки, и в зарослях поднялся невообразимый шум, гам и шуршание, как будто на участок, страшно завывая, ворвались привидения. Никто не знал, что и думать и в какую сторону смотреть. Все побежали к открытому месту. Застыли кружком в ожидании. Скоро из чащобы выскочило стадо малорослых свиней и понеслось во всю прыть мимо нас. Я было подумал, что это наши отпущенные на волю свиньи. Но очень быстро понял, что ошибся. Во-первых, их оказалось слишком много; а во-вторых, все до одной имели серую масть и бежали не как попало, а на редкость организованно. По этим признакам выходило, что свиньи явно неевропейского происхождения. Я сразу же дважды выстрелил из двустволки, и, к счастью, каждый выстрел принес удачу. Две хрюшки свалились замертво, что, однако, не помешало остальным продолжить бег в строго заведенном порядке. Стадо бежало стремительно, но ни одно животное не пыталось вырваться вперед, чтобы обойти другого, отпрыгнуть в сторону или отпрянуть назад.