– Эдвард приехал в Брайервуд на лето. Он был знакомым Тони по Оксфорду.

– Значит, ты хорошо знала его?

– Нет, но я нашла его очень привлекательным, – призналась Федра. – Надо сказать, что я была странной девочкой. Я скучала и предпочитала книги обществу людей. Тони и Эдвард с такой страстью говорили о вещах, которые меня интересовали, – об истории, философии, о политике. И их разговоры были так не похожи на то, чем жили мама и Фиби.

– Таким образом, ты влюбилась. – Тристан мягко улыбнулся.

Она влюбилась? Нет, теперь Федра не была уверена в этом.

– Я увлеклась им. Глупые юные девушки часто увлекаются красивыми блондинами, – сказала она. – Боюсь, я читала слишком много поэзии. А его внимание льстило мне. К тому же мама и Тони одобрительно относились к нашему общению.

– Возможно, твоя мать надеялась, что он сделает тебе предложение?

Федра отвела глаза.

– Возможно.

– А потом он перестал за тобой ухаживать? – Тристан старался как можно деликатнее приблизиться к сути проблемы. – Мне очень жаль, Фе. Думаю, он был просто дураком. Самая банальная история, как это ни прискорбно.

– Не совсем так. – Она закрыла глаза. – Тони уехал в Лондон, у него были какие-то дела в палате общин. А я вдруг обнаружила, что беременна. Что у меня будет ребенок.

Тристан осторожно прикоснулся пальцами к ее лицу.

– Фе, Тони на два года старше меня. – По голосу Тристана Федра поняла, что ему в голову пришла какая-то идея. – И он уже тогда принимал активное участие в работе палаты общин. Так сколько же… сколько же лет было тебе?

– Пятнадцать, – шепотом ответила она. – Мне тогда только что исполнилось пятнадцать.

Тристан сел в кровати и повернулся в ее сторону.

– А он был уже взрослым мужчиной. – Он провел ладонью по ее щеке. – Бедная девочка!

Федра натянуто улыбнулась.

– Эдвард не был мужчиной, – усмехнулась она. – Он был мелкой душонкой в ладно скроенном костюме. Многие вещи я даже не сразу поняла. Я была слишком наивной, Тристан. Сначала я даже не поняла, что именно сделал он со мной. И чего я лишилась.

– Фе. – Он прижал к ее щекам обе свои ладони и вдруг почувствовал, что она начала сильно дрожать. – Фе, дорогая, он заставил тебя сделать это?

– Нет, – она покачала головой, – я сама позволила ему это. Потому что влюбилась в него. По крайней мере мне так тогда казалось. Отца я к тому времени уже лишилась, Стефан жил в Лондоне, а я… я чувствовала себя очень одиноко, и мне хотелось, чтобы кто-то был рядом со мной.

– Господи! – воскликнул Тристан.

Вздохнув, Федра продолжила:

– Однажды ночью он пробрался ко мне в комнату и сказал, что если я люблю его, то должна это доказать. Я позволила ему сделать то, что он хотел. Он сделал это несколько раз. И… я тоже хотела этого. Я думала, что я хочу этого. Хочу его по крайней мере. Ведь это же не насилие?

– Нет, – процедил он сквозь зубы. – Это просто ягненка оставили рядом с голодным волком. А сколько лет было негодяю?

– Двадцать три, – призналась она.

По лицу Тристана прошла судорога отвращения. Он быстро провел рукой по волосам.

– Вероятно, у твоей матери случился сердечный приступ.

Федра взяла Тристана за руку.

– Мама ничего не знает, – прошептала она. – И ей нельзя говорить об этом. Она никогда ничего не должна узнать.

– Прости, – сухо проговорил он, – но как могло случиться, что она не знает?

– Потому что я ничего не рассказала ей. – Федра вздохнула. – Я была до такой степени глупа, что даже не понимала, что со мной происходило. В конце концов моя гувернантка заметила, что я начала поправляться и округляться.

– И что она сделала?

– Стефан был моим опекуном, это он нанял ее на работу, – тихо сказала Федра. – Она, конечно, пришла в неописуемый ужас, и ей ничего не оставалось, как написать ему письмо и поделиться своими опасениями. Стефан прекрасно понимал, что нет никакого смысла рассказывать все матери. Ее просто хватил бы апоплексический удар.

– Ты была слишком молодой, чтобы выходить замуж, – прошептал потрясенно Тристан.

Она вспыхнула и натянуто улыбнулась.

– К тому времени я была уже на пятом месяце, – сказала Федра. – Приходилось все время затягивать талию… О браке даже не могло быть и речи. Эдвард в это время уже ухаживал за дочерью угольного магната из Нортумберленда, она была гораздо богаче меня. Мама прочитала об их помолвке в колонке светской хроники за завтраком. Она не знала…

В глазах Федры застыла боль. Нетрудно было предположить, что сделал после этого лорд Нэш, если принять во внимание его характер.

– Нэш убил его? – задал вопрос Тристан. Федра обхватила себя руками за плечи.

– Не совсем, – прошептала она. – Я попросила Стефана ничего не делать ему, потому что я все еще любила Эдварда. Вернее, я думала, что люблю его. Смешно, да?

– О, Фе! – Тристан поднял руку и завел прядку волос за ее ухо. – Бедная девочка.

На лице Федры появилась слабая улыбка.

– Стефан сразу же приехал в Брайервуд, – продолжала она. – И объявил, что я отправляюсь за границу вместе с тетей Хенслоу. Тетя Хенслоу увезла меня во Францию. Маме Стефан сказал, что мне необходим небольшой отдых, что-то вроде каникул.

Какое-то время Федра молчала, потом заговорила снова:

– Тетя Хенслоу обо всем позаботилась. Стефан позволил ей действовать самостоятельно. Сам он был настолько взбешен, настолько выбит из колеи, что не мог даже спокойно разговаривать. Он хотел лишь одного – придушить Эдварда. Позже Стефан сказал мне, что, передав всю инициативу тете Хенслоу, он даже не знал, какие шаги она предпримет.

– И что же она сделала?

Федра пожала плечами.

– Я надеялась, что мне позволят оставить ребенка, – сказала она. – Я думала, что его пока возьмут у меня и переправят в какое-нибудь безопасное место. Но потом в нашу квартиру в Париже пришел доктор, осмотрел меня и сказал, что у меня уже почти шесть месяцев беременности. И потом он что-то сделал со мной.

– Господи Боже мой, – снова сказал Тристан.

– Но все пошло не так, как планировалось. – Ее голос неожиданно дрогнул, а от лица отлила кровь. – У меня была девочка, Тристан. – Ее глаза наполнились слезами. – Такая маленькая красивая девочка. Они были уверены, что я все забуду, что ничего не пойму, что все это у меня быстро пройдет.

– Тихо, Фе, тихо, успокойся, – бормотал Тристан, обнимая ее.

– Но я видела ее, Тристан. – Федра заплакала и уткнулась в его грудь. – Она была такая маленькая, и она не дышала. Ее у меня забрали, и я даже не знаю, что с ней потом стало. Я не знаю, что с ней стало. Ты можешь это понять? У нее были крошечные пальчики и даже волосики на голове. Черненькие. Я просила ее – заплачь, заплачь, заплачь. Если бы она заплакала, то мне бы обязательно ее отдали. Но она тихо лежала на руках у доктора. Она была мертвой. А потом ее куда-то унесли.

– О-о, Фе… – Он стал качать Федру, прижав губы к ее волосам, – О-о, моя бедная, бедная девочка…

– Они никогда не скажут мне, где она, – сдерживая рыдания, еле слышно проговорила она. – Я, конечно, знаю, что она умерла. Она преждевременно появилась на свет. Теперь я знаю это. Но тогда не знала. Я всегда думала, что у каждого ребенка должна быть мать и ребенок должен знать, что он любим и желанен. Я верила, что однажды мы все равно будем вместе. Но она не со мной, она лежит в нищенской могиле.

– Я уверен, Фе, что ее отпевали в церкви, – сказал он. – И сейчас она покоится с миром и смотрит на тебя с неба.

– Ты правда так думаешь? – спросила она, но в ее голосе не слышалось надежды. – Что произошло потом, я плохо помню. Я тяжело заболела, и тетя Хенслоу была в панике. Когда лихорадка наконец закончилась, доктор сказал, что у меня внутри что-то повреждено, а потом воспалилось. Тетя Хенслоу начала плакать и спросила, могут ли в дальнейшем у меня быть дети. И доктор сказал, что вряд ли. Надежды почти никакой. Я должна была вернуться домой и жить для себя. Так я и поступила. Но потом сбежала Милли и оставила Присс.