Эриксо подняла голову и слушала, устремив на него взгляд, полный смертельной ненависти. Все тело ее содрогалось.

– Проклятый! – прерывающимся от волнения голосом вскричала она, стремительно вскакивая. – Ученый разбойник! Ты овладел человеческим существом, чтобы мучить его, сделать своей вещью, отняв у него все законные права. Я ненавижу и презираю тебя! Какие бы узы ты ни придумывал, чтобы связать меня, я ненавижу тебя, убегу и сделаю все на свете, чтобы ускользнуть от твоей тирании! Если существует небесное правосудие, оно скоро положит конец твоим преступлениям.

В эту минуту она увидела Ричарда, который все еще стоял, как пьяный, прислонившись к бронзовому шандалу, и с криком удивления и радости бросилась к нему на шею.

– Ричард! Спаси меня!.. Спаси меня от него! – вне себя кричала она.

Аменхотеп насмешливо улыбнулся.

– Ты напрасно надеешься, что он спасет тебя. Он всегда предпочитал тебе Нуиту. Теперь же он нашел ее, полюбил, и, пока ты ждала его, как своего жениха, женился на твоей сопернице.

Эриксо побледнела и попятилась.

– Правду ли говорит это чудовище? – спросила она. Ричард опустил голову. В эту минуту Эриксо казалась ему прекраснее и желаннее всего на свете. Даже воспоминание об Альмерис изглаживалось и бледнело перед очарованием, какое производила на него молодая девушка.

Аменхотеп наклонился к Эриксо и пробормотал ей на ухо несколько слов, которых Ричард не мог уловить. Та побледнела и, дрожа всем телом, с ужасом взглянула на него. Затем, быстро повернувшись, она выбежала из комнаты.

– Помни, Рамери, что Эриксо принадлежит твоему наставнику и благодетелю! – продолжал маг, тяжело опуская руку ему на плечо. – Для того же, чтобы поддерживать в тебе твердость, – я сдержу свое слово и возвращу тебе ту, с которой ты связан магическими узами брака. Альмерис оживет для тебя. Теперь ты крайне нуждаешься в отдыхе, так как то, что ты видел, слишком сильно потрясло твои нервы.

– Да, правда! – ответил Ричард, отирая выступивший на лбу пот. – Теперь уж я положительно не знаю, что со мной: с ума ли я сошел, сплю ли я, или все, что я видел – неслыханные чудеса!..

Аменхотеп улыбнулся.

– Ты не сошел с ума, не спишь, и то, что ты видел, вовсе не чудеса, а проявление сил природы, иначе, искуснее направленных, чем это знают и умеют делать в невежественном материальном мире, из которого ты пришел.

Ричард окончательно потерял всякое представление о времени. После необыкновенных событий, свидетелем которых стал, он крепко заснул, но сколько времени спал, он сам не мог сказать. Часы его стояли, а в этом странном и вечно однообразном свете, заливавшем комнату и все вокруг, не существовало ни дней, ни ночей. Профессора он больше не видел; оставить отведенную ему комнату он не смел. Поэтому он проводил время в какой–то апатии. Карлик, служивший ему, подавал обед, неизменно состоявший из фруктов, пирожного, молока и меда.

Но Ричард не чувствовал голода. Тоска и беспокойство грызли его. Образы Tea, Эриксо и Альмерис толпились в его голове. Первая, – если только он не во сне видел это, – умерла, и он сам был очевидцем ее кончины. Что же будет со второй? Какие новые узы изобретает маг, чтобы приковать к себе свою жертву? Наконец, воскресит ли он Альмерис, как обещал? Последнее казалось положительно невозможным, но разве существуют пределы могуществу Аменхотепа?

Поглощенный своими мыслями, Ричард закрыл лицо руками и не заметил, как вошел Аменхотеп. Маг посмотрел на него своим задумчивым взглядом, а затем, положив ему на плечо руку, с улыбкой сказал:

– Да, моему могуществу есть границы! Оно останавливается там, где кончается мое знание законов, управляющих силами природы и веществами, из которых образована вселенная. Знание, кажущееся тебе безграничным, в действительности – очень ограничено, и я такой же раб законов, действие которых мне известно только отчасти, как и ты, совершенно их не знающий. А теперь – пойдем! Я сдержу данное тебе слово и верну тебе любимую женщину.

Ричард с удивлением заметил, что они снова идут по незнакомой ему части подземелий. Он видел громадную залу, полную драгоценных предметов, некогда служивших культу. Были здесь и золотые наосы, дивной чеканки, вазы всевозможных форм, мистические символы, шкатулки никогда не виданной формы, свертки ковров и материй и, наконец, свитки папируса, симметричными рядами разложенные на полках.

– Да у вас здесь целый музей! – заметил Ричард.

– Да, вашим современным ученым было бы интересно осмотреть эту коллекцию. В этом недоступном тайнике древние гиерофанты сложили драгоценнейшие сокровища Египта. Впрочем, вряд ли любопытным удастся скоро проникнуть сюда, – ответил Аменхотеп, увлекая своего спутника, в котором проснулся археолог и который в нерешительности остановился.

Наконец они вошли в круглую и совершенно темную залу. Только когда Аменхотеп зажег факел, Ричард увидел, что посредине, на высоком цоколе, стояла большая статуя, закрытая покрывалом.

Аменхотеп нажал пружину и тотчас же в цоколе открылась узкая дверь и стали видны ступеньки узкой лестницы, спускавшейся вниз. Наконец маг остановился перед бронзовой дверью и погасил факел. С минуту они оставались в совершенной темноте. Затем дверь бесшумно отворилась – и пораженный Ричард увидел перед собой род грота со светящимися стенами. Такой же неопределенный свет, какой он раньше видел везде вокруг себя, царил и здесь, только он был сильней и более голубого оттенка. Какой–то пар носился в воздухе и не позволял ясно видеть отдаленные предметы и судить о размерах грота.

Аменхотеп вытащил из–за пояса жезл с семью узлами и быстрым и энергичным движением сделал им в воздухе знак креста.

Молния прорезала воздух и из земли повалил густой дым, который заволок все. Когда он отчасти рассеялся, Ричард увидел, что стоит как бы у большого круглого окна, из которого видно было утопавшее в лунных лучах кладбище, где была погребена Альмерис. Он видел белый мраморный крест, у подножия которого, прижавшись головой к погребальной урне, стоял на коленях гений и плакал, видел цветы, росшие у подножия монумента. Ночной ветер тихо шелестел листвой деревьев, а под ними была скамейка, на которой он проводил столько часов, мечтая о покойной.

И все это было так близко и так живо, что стоило только, казалось, выпрыгнуть из этого странного окна, чтобы очутиться внутри запертой решетки. Вдруг Ричард вздрогнул. На маленькой, усыпанной песком площадке перед памятником появилась фигура Аменхотепа. Белая одежда его была покрыта фосфорическими пятнами, широкий луч света окружал его голову и отчетливо слышны были магические формулы, которые он произносил на каком–то незнакомом языке.

Он продолжал потрясать своим жезлом и, казалось, рисовал им в воздухе каббалистические знаки, которые в огненном виде появлялись над могилой, кровавым светом отражаясь на белом мраморе.

Вдруг яркая молния огненным зигзагом прорезала темное небо. Надгробный памятник осветился точно заревом пожара, а затем раскололся с треском, похожим на взрыв. Из образовавшегося отверстия поднялось белое, круглое как шар облако, которое завертелось и устремилось к окну. Могила же и все, что ее окружало, исчезло.

Минуту спустя, грот принял свой прежний вид. Около же Аменхотепа вращалось белое облако, из которого вырисовалась фигура Альмерис. Одета она была во что–то светлое, волосы были распущены. Она сердито взглянула на мага, который, подняв руку, с надувшимися от напряжения на лбу жилами, казалось, пронизывал видение своим взором.

– Подойди, Нуита, Валерия, Альмерис, и займи свое место рядом с человеком, которого ты любишь и который любит тебя. Я возвращу тебе жизненную теплоту, плотность тела и способность чувствовать всеми фибрами твоего существа. Наслаждайся радостью жизни и любви!

По мере того, как говорил Аменхотеп, Альмерис, казалось, становилась все компактней. Щеки и губы ее окрасились, а глазам ее вернулся их прежний блеск. Раздался ее нежный и глухой голос, дрожавший в эту минуту от негодования: