— У Жака… Е… жерона, — пробормотала спросонья Джейн где-то в районе его груди.

Все когда-нибудь там окажемся, подумал Николай и долго еще не мог уснуть — возбужденный и напряженный, прислушиваясь к стонам ветра в мертвом селе. Тепло женского тела в его объятиях было до отчаяния хрупким и уязвимым.

Опять его разбудило воркование голубей. Не открывая глаз, Николай с удовольствием вдохнул прохладный свежий воздух, потянулся под одеялом, и вдруг сердце у него защемило. Место рядом было пусто. На простыне под ладонью не было и намека на тепло человеческого тела. Он откинул одеяло соскочил на пол и пробежался мутным взглядом по пыльной комнате. Никаких следов Джейн Диксон. Окно в заросший бурьяном двор было распахнуто. Проспал, подумал с неясной тревогой Николай и вновь осмотрел помещение. Его одежда висела на стуле, где он и оставил ее с вечера перед тем, как переодеться. Все еще спросонья он шагнул к стулу и, пока натягивал брюки, прислушался, нет ли какого шума внизу. Может быть, Джейн готовит завтрак — правда, непонятно из чего, если вчерашний ужин съел все имеющиеся у них запасы, но она человек изобретательный, что-нибудь придумает.

Потом он заметил пятно на пыльном полу в углу, там, где он оставил свой рюкзак.

В груди застрял комок горькой обиды, ярости и разочарования. «Убью, — подумал он и бросился, не завязав шнурки, к двери. — Я убью ее!» Коридор встретил его сумраком, пылью и запахом погасших угольков в камине внизу. Тишина была плотной и застарелой, тишина дома, покинутого еще на рассвете. Подкованные ботинки застучали по деревянным ступенькам лестницы, но даже этот звук не мог разбудить безжизненное чувство запустения. На нижней ступеньке Николай споткнулся, не смог сохранить равновесия, пролетел через холл и влетел в столовую.

Рюкзак был первое, что он увидел. На столе, рядом с заботливо сложенной скатертью. Все еще недоверчиво он шагнул вперед и расстегнул ремешок, но все оказалось на месте. Она не взяла ни одного коробка спичек. Лишь кое-что добавила.

Бутылку анисовой водки.

Николай рассмеялся. Потом смачно выругался, с легкой злостью и большой долей уважения и симпатии, как сделал бы это его близкий друг Мишин. Собрался было выбросить бутылку, но, подумав, сдержался. «Сохраню как память, вместо банальной увядшей розы между страницами ветхого альбома с пятнами слез на пожелтевшей бумаге. Как она обвела тебя вокруг пальца, — весело усмехнулся он. — Соблазнила и бросила — такого с тобой еще не случалось, а, приятель? Впредь будет урок, следующий раз будешь оберегать невинность от всяких сомнительных авантюристок».

В столовой было на удивление чисто. Не осталось ни следа от разбитых ночью бокалов, пепел в камине тоже был вычищен, а зеленое платье и синий костюм куда-то исчезли, видимо, их повесили в какой-нибудь гардероб. Николай пожал плечами. Что ж, раз считаешь себя наследницей, то совершенно нормально содержать дом в порядке, даже если и не собираешься туда возвращаться. Он почувствовал легкий укол совести, вспомнив, какой беспорядок оставил вчера утром в другом селе и еще хуже в здешнем трактирчике. Может, она и там решила прибраться? Хотя вряд ли, он покачал головой и вернулся на второй этаж одеваться дальше.

Обида не проходила — легкая, но упорная и болезненная, как заноза, которая время от времени, неожиданно кольнув, напоминает о себе. С этой обидой он надел рубашку и куртку, подумал, что так ему может быть жарко днем, и вспомнил поговорку, которую любил повторять его дед: «Летом без бурки, зимой без трубки в горы не ходи». Простая и мудрая поговорка, придуманная много веков назад каким-то балканским горцем, прочно стоящим на земле. Сегодня время именно таких людей, а не вшивых интеллигентов, которые любят покопаться в собственных переживаниях. Людей с первичным животным инстинктом — выживает сильнейший, как Баска, или с фанатичной верой, как отец Донован, или одержимых властью, как Аренс. Остальные — балласт, песок в смазке, который постепенно разъедает механизм и рано или поздно приводит к фатальной ошибке.

И все же обида оставалась. Спускаясь вниз, чтобы взять рюкзак, Николай мысленно ощупывал эту обиду, как щупают языком больное место там, где только что удалили зуб. Бутылка анисовки, чтоб ей пусто было!.. Что бы это значило? Высокомерная издевка или прощальная дружеская шутка? Вряд ли ему когда-нибудь удастся это выяснить… если, конечно, не придется еще раз встретиться.

«Или если догоню», — подумал он, взваливая рюкзак на плечи, и вдруг почувствовал, как знакомая тяжесть одним ударом наполняет его тело холодной, стальной решимостью. Он был жив, здоров, бодр и гибок, боль растворилась в нетерпеливом ожидании, и, казалось, даже шипы ботинок впивались в пол как-то по-особому, с остервенением в предвкушении предстоящей погони.

Утро было ясным и свежим; в холодном воздухе его звонкие шаги разносились на дальнее расстояние, и сейчас село отнюдь не выглядело зловещим или мертвым — просто кучка брошенных домов, наследники которых рано или поздно должны вернуться. Николай опять рассмеялся, на сей раз без тени печали, и ускорил шаг. Он давно не испытывал такого удовольствия от бега наперегонки со временем и горными тропами, радости от налитых силой мускулов.

Село осталось позади, шоссе пролегало по старому каменному мосту через Созе и поднималось вверх по склону среди лесной чащи. Сквозь потрескавшийся асфальт пробивались кустики травы; иногда Николай замечал примятый стебелек и довольно кивал. Следы были свежие, оставленные час назад, не больше. Он догонит ее, в этом нет сомнения.

Высоко в небо уходила серая стена скалы, голая и мрачная, только в отдельных местах сосенки нашли место, чтобы вцепиться в камень узловатыми корнями. Наклон постепенно уменьшался. У подножия стены, перед тем как повернуть налево, Николай остановился и оглянулся назад. До самого горизонта тянулись рифленые холмы и горные луга, среди них вилась Дорога мертвых с нанизанными на нее брошенными селами.

На дороге показались люди.

Он поморщился. Что-то не так. Правда, по Тотенвегу иногда ходили контрабандисты, но они обычно ходят поодиночке, редко по двое-трое и никогда большими группами. А эта группа была большая. Встревоженный Николай снял рюкзак, достал бинокль и приставил его к глазам. Сначала он увидел лишь мутноватые зеленые пятна, потом покрутил колесико фокусировки, и постепенно картина прояснилась. Поводил немного налево, потом направо, перед взором промелькнули деревья и холмы, темная лента дороги, он приостановился, и через мгновение в объективе показались всадники, скачущие галопом в направлении покинутого им полчаса назад села. Он попытался их сосчитать, хотя это было нелегко — бинокль дрожал в руках, несколько раз ему даже пришлось его опустить, чтобы потом опять приставить к глазам. Восемь или девять, сделал он вывод. С такого расстояния было видно не слишком хорошо, но, похоже, за спинами у них были ружья.

— Сеньор Кальвера… — мрачно пробормотал он, убирая бинокль в рюкзак.

Легкое, радостное чувство испарилось. Теперь он шел по усеянной мелкими камнями дороге еще быстрей, но, казалось, груз за плечами стал давить сильней из-за сомнений и страха. Что ищут эти всадники на Тотенвеге? Уж не его ли? Это из-за того нападения, кольнула прямо в сердце догадка. Или из-за спаленного дирижабля. Он зло тряхнул головой. Что за чушь, кто станет суетиться из-за какого-то мелкого контрабандиста? Да он уже две границы пересек, у них просто нет никакой возможности организовать погоню. Нет, тут что-то другое. Может быть, какие-то разборки между людьми Баумштеда, такого рода внутренние войны были не редкость в нынешнем полном насилия мире. Но так бежать… видимо, их преследует гораздо больший отряд…

Дело принимает крутой оборот, подумал он и почувствовал, как его заливает горячая волна. Головорезы Баумштеда были щедры на пальбу (trigger-happy,[14] как сказал бы отец Донован), а уж теперь, если между ними действительно вспыхнула междоусобица, они без всякого колебания изрешетят всякого, кто встанет им поперек дороги. Однако еще оставалась надежда, что они дождутся своих преследователей в селе, но Николай не слишком на это рассчитывал. Они двигались в сторону границы и, скорее всего, собирались перейти ее где-то здесь, если потребуется, то применив силу. Он лихорадочно прикидывал в уме расстояние и возможную скорость передвижения, но напряжение мешало ему думать. Сколько осталось до водопадов? Успеет ли он добраться туда прежде, чем его догонят? Он взглянул налево, но густые кроны придорожных деревьев заслоняли низину. Все висит на волоске, решил Николай. Может быть, догонят, а может, и нет.