– Егорыч, неси мне но-о-жечку – ответил Макс, добродушно перекривив деда.

Сытый ужин быстро разморил, и Макс уснул легко, как ребёнок. Ни один сон не потревожил его за всю ночь, словно организм, восстанавливая силы, провалился так глубоко в царство Гипноса, что был не в состоянии время от времени выныривать в быструю фазу. Разбудил Макса звук шагов.

Он медленно открыл глаза, и увидев яркое пятно на занавеске, обрадовался и удивился одновременно. Обрадовался тому, что день был солнечным, а удивился наличию занавески на окне. Он несколько секунд просто смотрел на неё, пытаясь отыскать шов, но шва не было.

– Это, наверное, другая занавеска – понял Макс. Он вспомнил, сколько у его бабульки лежало занавесок в комоде, и улыбнулся. Каждый день если рвать, и то на месяц хватило бы. Сельские они все запасливые, и сколько занавесок у Егорыча, можно только смутно догадываться. Судя по тому, что за тридцать лет у него оставалось и чем костёр разжечь, и чем стрельнуть, с занавесками он, скорее всего, тоже не поскупился. Или, скорее всего, его жена не поскупилась.

Макс аккуратно пошевелился, и снова ощутил эти два чувства – удивление и радость. Боли не было. Даже правое плечо не отозвалось на движение ни одним неприятным ощущением. Всё было так же, как и до этого долбаного укуса.

Он поднялся, помогая себе левой рукой, и когда пятки коснулись пола, оторвал от кровати задницу. Несмотря на тут же появившееся нытьё в бёдрах и икрах, на ногах он удержался, и это было главное. А на нытьё Макс даже не обратил особого внимания. Оно было похоже на то, которое всегда появлялось на следующий день после тренировок. Само собой, когда эти тренировки ещё присутствовали в его жизни.

Макс улыбнулся. Сколько ж лет назад он в последний раз тягал штангу?

Поведя плечами, Макс теперь ощутил такое же «послетренировочное» нытьё во всех мышцах. Словно каждая из них боролась все эти дни с ядом, помогая внутренним органам.

Все эти дни.

Макс стал вспоминать, всё что происходило, пока он лежал. Занавеску мозг помнил отчётливо, наверное потому, что такое трудно было не запомнить, а вот в остальном, он почувствовал себя неуверенно, и стал путаться. То он считал, что Чарли и мертвец были на самом деле, то вдруг не мог понять – разговор с Машей был сном или явью? А зверь в глазах?

– Пашка же умер – пронеслось вдруг в голове, и Макс вздрогнул от этой неожиданной мысли – Чёрт – выдохнул он, чувствуя, как стиснулись зубы.

Он замер, переваривая тяжёлую информацию. Неслышно, где-то внутри самого пространства, тикали секунды, а он всё стоял, боясь пошевелиться, как в тот зимний, морозный день, когда осознал смерть отца.

– Ладно, хватит – сказал он, наконец, и шумно выдохнул – Нужно собраться. Собраться, блин. Нужно что-то делать, в конце концов.

И он шагнул вперёд. Первые два шага получились неуверенными, словно он снова стал маленьким ребёнком и только-только учился ходить. Но уверенность возвратилась к нему быстро. Он без особых проблем пересёк зал, и войдя на кухню, увидел деда. Тот стоял к нему спиной, разглядывая что-то на стене.

– Егорыч, добрый день – почти крикнул Макс, и дед от неожиданности вздрогнул, и резко обернулся.

– Тьфу ты, чёрт! – машинально ругнулся он, и тут же его лицо расплылось в тёплой улыбке – Максимка?! – воскликнул он удивлённо – Ну ты, шельмец. Садись, садись на табурет.

– Угу – кивнул Макс и присел – У нас, Егорыч, шельмец бы конечно по такому случаю не сказали, сказали бы – красавчег.

– Я ж тебе говорил, что ты скоро на ноги встанешь – дед пропустил мимо ушей Максовы слова. Было видно по нему, что он возбуждён, а в голосе его сквозила искренняя радость – С моим чайком, да не встать. Мой чаёк любого больного на ноги в раз-два поставит.

– Какой чаёк? – удивился Макс – Егорыч, чёто я не помню, чтобы я твою медуничную заварку пил.

– Конечно не помнишь. Я тебя первые два дня этой зава-а-ркой – с лёгким недовольством перекривил дед – Поил.

– Ну, извини, извини, Егорыч – улыбнулся Макс – С заваркой я перегнул маленько. Но это не со зла, а от радости. Однако не будем скидывать со счетов и бульончик – сказал он шутливо, пытаясь загладить неприятное ощущение от глупо ляпнутого слова.

– Всё оно полезно, что от земли силу черпает. Та же утка, она ведь тоже от земли себе пищу берёт. Травку там всякую, червячка того же.

Дед присел на табурет.

– Ешь давай – сказал он, кивнув головой на стол.

Макс увидел на середине стола тарелку с уткой. Утиная тушка была уже без лап и без крыльев.

– Грудку бери. Угу – дед причмокнул – В белом мясе вся сила.

– Надо же, а я сразу и не приметил – проговорил Макс, удивлённо вытянув лицо – Наверное, это тоже от радости.

Он осторожно поднял правую руку, и чуть наклонившись вперёд, ухватился пальцами за утиные рёбрышки. Левой он оторвал полоску белого мяса. Пару раз повертел правым плечом.

– Надо же. И плечо не болит.

Он положил кусок мяса на край тарелки, и легонько постучал левой ладонью по раненому плечу. Боли не было. Тогда он откинул с плеча рубашку.

– А где же повязка? – спросил он, скосив взгляд – Я чувствовал, что вроде была.

– Была – дед кивнул головой – Да я тебе и говорил, по-моему. С подорожником была. Ты когда уснул, я её аккуратно ножницами разрезал и снял.

Макс несколько секунд рассматривал четыре крохотных синяка, оплывшие по краям жёлтым, потом снова накинул рубашку, и уже правой потянулся за мясом, решив действовать ею как можно больше, чтобы сорвать тормоз. Тормоз, который включал мозг, опасаясь боли. Тот самый, который не позволяет со всей силы ударить кулаком в кирпичную стену. Ну, разве что по пьянке.

Быстро съев первый кусок, он снова потянулся к утке. Как в старой поговорке, аппетит пришёл к нему во время еды. Он вдруг почувствовал лютый голод внутри себя. Не только в желудке, а казалось в каждой клетке. Видимо организм здорово порастратился на борьбу с ядом.

– Ешь, ешь – мягко приговаривал дед, глядя на жующего Макса – Тебе теперь силы восстанавливать нужно.

Макс только жевал и кивал, иногда рисуя улыбку набитым до отказа ртом.

Насытившись, он облокотился на стенку, и тяжело, но с удовольствием вздохнул.

– Ну, теперь порядок – сказал он, улыбнувшись.

– Забыл вчера спросить, чего ж не побрился-то? – спросил дед.

– А-а, это – Макс провёл правой ладонью по щеке, всё ещё чувствуя лёгкое сопротивление мозга этому самому обычному движению – Станок непривычный, Егорыч. У нас там другие теперь, а с этим боюсь не управлюсь. Ничё – он улыбнулся – Я бороду буду отращивать, как у тебя. А усы сбрею. Только потом, попозже.

– Ну, эт дело хозяйское – дед медленно поднялся – Хоть ты уже и сам всё можешь, а я вчера всё же Маше сказал, чтобы пришла. Вдвоём-то веселей.

Дед подмигнул. Это подмигивание Макса слегка смутило, но к его счастью, в голове возник весьма уместный вопрос, позволявший без подозрений проскользнуть мимо волнующей его темы.

– А ты? Уходишь что ли, Егорыч? – спросил он, с каким-то неясным ожиданием в глубине себя.

– Ухожу.

– У-у – протянул Макс – Дела?

– Так на пост же. Вот так вот – дед, повернувшись боком, протиснулся мимо Макса.

– Ты вчера ж вроде дежурил? – Макс проследил деда взглядом – Или это мне приснилось?

– Дежурил – подтвердил дед, беря в руку сумку, прислонённую к стенке возле дверного проёма – Да вот, опять потребовалось. Помнишь того мужика крупного, которому ты руку жал?

– На похоронах что ли?

– Так точно. Сашкой этого мужика зовут, как и сынка моего, земля ему пухом – дед шмыгнул носом – Так вот, Сашка этот, значит, опять спиною мается. Оно конечно спина у всех – дед обернулся и посмотрел на Макса – Но у Саши что-то уж совсем с нею не лады. То прострелит, то потянет, то ещё какая напасть. Ладно, пошёл я. А ты, Максимка, по двору погуляй, оно полезно тебе будет.

Дед вышел с кухни, потом Макс увидел, как дед спустился по ступенькам и зашагал к сараю. Из сарая он вышел уже с ружьём, и Макс следил за ним глазами, насколько позволило окно.