Мы затронули, хоть и не напрямую, события, приведшие его в тюрьму. Гарольд откровенно признался в своем страхе. «Я слыхал, как тут обходятся с сексуальными маньяками, — сказал он. — Вот почему я отпустил бороду и не снимаю шляпы. Вроде маскировки».

Часы посещения закончились. Нас, в числе прочих посетителей, выставили за ограду. Я успел напоследок обнять Гарольда и ушел, понимая, что вряд ли еще когда–нибудь с ним увижусь.

Через несколько дней мы с женой покидали Южную Африку, так и не оправившись от шока. Она знала Гарольда по письмам и ожидала встретить пророка, закутанного в верблюжью накидку — Иоанна Крестителя, призывающего мир к покаянию. Я ожидал увидеть странную комбинацию этого образа с добрым другом моего детства. Нам обоим и в голову не приходило, что нас ожидает встреча с осужденным преступником.

После моего визита письма Гарольда на время обрели более смиренную интонацию. Но едва он вышел из тюрьмы, как вновь ожесточился. Он чуть ли не силой проложил себе путь обратно в общину, из которой его исключили, купил новую пишущую машинку и начал рассылать критические послания, понося состояние дел в мире. Я было понадеялся, что горький опыт чему–то научит Гарольда — хотя бы снисходительности, — и он утратит заносчивость и уверенность в собственном моральном превосходстве. Увы, прошло несколько лет, и из его писем исчезла последняя нота смирения.

Еще печальнее, что в его посланиях так и не зазвучала благодать. Большой Гарольд поднаторел в области морали. Весь мир делился для него на чистое и нечистое. Круг «чистого» сужался, пока Гарольд не перестал доверять всем, кроме самого себя. А потом и к себе утратил доверие. Впервые он оказался в ситуации, когда ничто, кроме благодати, не могло ему помочь. Но, насколько мне известно, он так и не обратился к благодати. Мораль, им же самим преданная, казалась надежнее.

Когда в первый срок Билла Клинтона меня пригласили в Белый Дом, я получил некоторое представление о современных культурных войнах. Приглашение было несколько неожиданным: к политике я не имел ни малейшего отношения, и даже в своих статьях старался по возможности избегать этой темы. Однако к концу 1993 года меня всерьез начала беспокоить та тревожность и даже истерия по поводу состояния общества, которая нагнеталась в евангельских кругах. Я написал статью с выводом: «Главная наша задача — не христианизировать Соединенные Штаты (заведомо безнадежное дело), а устоять в качестве Церкви Христовой во все более враждебном мире».

Издатели журнала «Христианство сегодня» снабдили мою статью сенсационным заголовком: «Почему Клинтон — не Антихрист». Я получил изрядное количество писем, в основном утверждавших, что Билл Клинтон как раз и есть Антихрист. Статья легла на стол президенту. Когда несколько месяцев спустя президент Клинтон решил пригласить двенадцать представителей евангельской церкви на завтрак, мое имя попало в список. Там были депутаты от церквей и церковных организаций, от семинарий и академий, я же оказался среди них главным образом благодаря броскому названию статьи. «Это уже что–то, Билл», — сказал Эл Гор, увидев заголовок «Почему Клинтон — не Антихрист».

«Президент не собирается навязывать вам свое мнение, — предупредили нас. — Он хочет выслушать ваши претензии. Каждому предоставляется по пять минут, чтобы высказать президенту все, что вы сочтете нужным». Не требовалось особой проницательности в области политики, дабы понять: президент собрал нас главным образом потому, что озаботился критикой со стороны евангельских христиан. Об этом Клинтон и заговорил в начале встречи: «Порой я чувствую себя духовным сиротой».

Выросший в общине южных баптистов, Клинтон не вписывался в христианскую атмосферу Вашингтона, по его словам, «самого мирского города, в каком ему только доводилось жить». Когда его семейство шло в церковь, вокруг собирались репортеры, что отнюдь не способствовало нормальному богослужению. Мало кто из ближайшего окружения Клинтона (хотя он сам же назначил этих людей) разделял его интерес к религии.

Более того, консервативные христиане отмежевались от Клинтона. Бегая трусцой по улицам Вашингтона, президент натыкался на лозунги: «Голосуя за Билла Клинтона, ты голосуешь против Бога». Чету Клинтонов называли «Ахавом и Иезавелью». Даже собратья по вере, южные баптисты, осуждали Арканзасский приход за то, что он не вычеркнул из списка своих членов нового президента.

Словом, христиане не проявляли особого милосердия к президенту. «Я достаточно давно занимаюсь политикой, чтобы привыкнуть к критике и враждебности, — сказал нам Клинтон. — Но я не был готов к ненависти со стороны христиан. Откуда в них такая ненависть?»

Разумеется, все, собравшиеся в то утро в обеденном зале Линкольна, знали, каким образом президент ухитрился навлечь на себя враждебность христиан: политика в защиту абортов и прав гомосексуалистов, в сочетании с собственными моральными изъянами Билла Клинтона, не позволяла христианам поверить в то, что он действительно верует в Бога. Один уважаемый лидер христианской общины сформулировал эту мысль крайне просто: «Если бы Билл Клинтон искренне верил, он не мог бы придерживаться подобных взглядов».

Я написал заметку об этом завтраке и спустя несколько месяцев получил еще одно приглашение из Белого Дома: на этот раз мне предоставлялась возможность сделать эксклюзивное интервью с президентом. Интервью состоялось в феврале 1994 года. Началась наша беседа в президентском лимузине. После того как Клинтон выступил с речью в одной из школ города, Дэвид Нефф, издатель журнала «Христианство сегодня», и я проделали вместе с ним длинный путь в Белый Дом и завершили встречу в Овальном кабинете. Лимузин был достаточно просторным, но Клинтону, сидевшему напротив нас, приходилось поджимать длинные ноги. Прихлебывая минеральную воду из бумажного стаканчика — горло постоянно болело от выступлений, — президент отвечал на наши вопросы.

В первую очередь мы обсудили проблему абортов. Мы с Дэвидом Неффом заранее ломали себе голову, как бы поделикатнее подойти к этому сложному вопросу, но разговор завязался сам собой. В то утро мы побывали на национальном молитвенном завтраке и слышали, как мать Тереза разделала президента под орех за поразившую нашу страну эпидемию абортов. После завтрака Клинтон продолжил беседу с матерью Терезой и теперь готов был обсудить ту же проблему с нами.

Наш разговор я изложил в статье «Загадка веры Билла Клинтона» и там же продолжил обсуждение проблем, затронутых моим издателем. Можно ли считать веру Билла Клинтона искренней, учитывая его политические взгляды? Я провел подробное расследование, беседовал с друзьями и сверстниками Клинтона и собрал неопровержимые доказательства: его вера — не удобная политическая маска, а действительно часть его личности. За исключением нескольких лет в колледже, он постоянно посещал церковь, всю жизнь активно поддерживал Билли Грэма и прилежно изучал Библию. Когда я спросил Клинтона, какую христианскую литературу он прочел за последнее время, он упомянул книги Ричарда Моу (президента Богословской семинарии Фуллера) и Тони Камполо.

Я убедился: вне христианской веры понять Клинтонов нельзя. Хилари Клинтон, выросшая в семье методистов, верит, что мы живем на земле затем, чтобы служить людям и творить добрые дела. Билл Клинтон, южный баптист, воспитывался в период волны церковного возрождения. Проповедники призывали народ к покаянию, люди валом валили в церкви. Да, за неделю Клинтон не раз успевал оступиться — а с кем иначе? — но в воскресенье он шел в церковь, исповедовался в своих грехах и начинал жизнь заново.

После интервью я постарался написать беспристрастный рассказ о президенте Клинтоне и его вере, уделив особое внимание проблеме абортов и противопоставив предложенный им компромисс нравственному идеалу матери Терезы. Интервью опубликовали и… я не был готов к столь бурной реакции. Как только почтальон не надорвался, мешками таская гневные письма!