— Норма!

— Да? — она не оглянулась.

— Ты же знаешь, что ты для меня значишь? — сказал он. — Знаешь, да?

Она не ответила, вышла в коридор, и дверь за ней захлопнулась. Направилась прямиком в свой номер, снова кивнув охранникам, продолжавшим играть в карты. При виде ее они вежливо наклонили головы. «А-а, думайте что угодно». В номере она упала на постель и уставилась в потолок. Идиотка проклятая, подумала она. Этой своей дешевой сентиментальностью я все испортила. С чего вдруг я взяла, что он чувствует себя одиноким, что он в отчаянном положении, что я обязана помочь ему и не смею оставлять одного? Ему наедине с собой очень даже неплохо. Это тебе было невмоготу. Тебе потребовалось чье-то участие, на тебя свалилось горе, именуемое любовью. Ты хотела помочь себе, со стороны именно так оно и выглядело.

Со мной никогда ничего подобного не случалось, удивилась она.

У меня были мужчины, когда я хотела. И не стеснялась прямо сказать им об этом. Насытиться, утолить жажду — чувство для человека естественное. И я себе в этом не отказывала… Все одинокие люди так поступают. Сегодня — совсем другое дело. Не к телесной близости я стремилась, ничуть не бывало. Если бы!..

Нет, я позволила себе роскошь обзавестись чувствами, вознамерилась утешать и одарять! Пришла, чтобы он забыл о своих бедах… Тупость, и больше ничего! А что ты болтала? Теперь расплачивайся, поделом тебе! Ты поставила крест на всем хорошем, что возникло между вами. Выбрала самый простой путь — тот самый, который неумолимо влечет в пропасть. И как быть теперь? Да никак…

Она пошла в ванную и долго держала лицо под струей ледяной воды, пока не ощутила боли и не заломило зубы. Вернувшись в просторную спальню, в окно которой заглядывала полная луна, она некоторое время бегала по комнате туда-сюда, потом легла на постель, уткнувшись лицом в подушку. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой жалкой. Она не сумела заставить себя уснуть, успокоиться и снова забегала по комнате. Из бара взяла маленькую бутылочку коньяка, выпила — не помогло. Не подействовала и вторая, и она опять начала метаться по номеру. Не раз и не два оказывалась у окна, в которое вливался лунный свет, и однажды ей почудилось, будто на лужайке перед маленькой рощицей она видит силуэты двух мужчин. Сначала она не придала этому никакого значения — мало ли вокруг отеля охранников и полицейских? Но что-то все же смутило ее, и она вгляделась попристальнее. И действительно, за коротко подстриженными кустами роз стояли и разговаривали двое. Заметив их, Норма инстинктивно пригнулась. Не может быть! — подумала она.

Медленно подняла голову над подоконником — они по-прежнему стояли и разговаривали, облитые лунным светом, а в пруду квакали лягушки. Поближе к рощице — Сондерсен, шагах в двух от него — тот самый человек с мертвенно-бледным лицом и в очках без оправы. Человек, которого она знала под именем Хорста Лангфроста.

Когда Карл Сондерсен десять минут спустя постучал в комнату Нормы и, услышав приглашение, вошел, она была одета, причесана и успела подкраситься.

— Удивительно! — сказал Сондерсен. — В четыре утра. Я думал, мне придется вас разбудить.

— Я хотела выйти в парк, но ваши люди меня не выпустили.

— И правильно сделали. Я им так приказал. Вне стен отеля охранять вас куда труднее. А что вам понадобилось в парке? Луна спать не дает?

Норма полностью овладела собой, была спокойна. Сондерсен даже вообразить не мог, какие чувства владели ею совсем недавно.

— Я хотела поговорить с вами, — сказала она.

— Со мной?

— Мне не спалось, я выглянула в окно. В парке увидела вас с этим Хорстом Лангфростом.

— Ах вот оно что…

— Объяснитесь, пожалуйста!

— Времени у нас в обрез, — сказал Сондерсен. — Полчаса назад Лангфрост позвонил мне в отель, сказал, что срочно нужно встретиться. По телефону ничего сказать не может. Поэтому я выбрал местом встречи парк, там нас никто не подслушает. И после разговора с ним — сразу к вам.

— И что вы от меня хотите?

— Фрау Десмонд, — сказал Сондерсен, — этот человек, называющий себя Хорстом Лангфростом, один из самых главных в спецгруппе.

— Не может быть!

— Зачем мне вас обманывать, — удивился Сондерсен. — Я вам говорю чистую правду, уважаемый мой партнер. Конечно, у Лангфроста другая фамилия. Это он так называл себя, проживая у фрау Майзенберг. Подробности я расскажу вам в самолете.

— В каком самолете?

— По пути в Париж.

— Вы и я?..

— Я прошу вас немедленно отправиться во Францию вместе со мной.

— Но почему вдруг?

Опять заквакали лягушки.

— Фрау Десмонд! Можете вы себе представить, что доктор Барски — предатель?

— Ян — предатель? — У нее даже в голове зашумело. — Как вы смеете предполагать подобные вещи?

— А вы себе этого не представляете?

— Нет. Так что?..

— Очень на то похоже. Он и доктор Каплан.

— Что?

— Он и доктор Каплан.

А лягушки никак не угомонятся.

— Вы узнали… — она вынуждена была собраться с мыслями, голос ей изменил. — Вам это Лангфрост сказал? Он так утверждает?

— Он ничего не утверждает, он лишь сообщил о последних событиях.

— Что еще случилось?

— Наши люди и его люди находятся в институте, вы знаете. Охраняют сотрудников.

Лягушки расквакались — сил нет.

— Да, — сказала Норма. — Да, да, да. И что?

— Через пятнадцать минут после того, как мы с доктором Барски вылетели на Гернси, доктор Каплан отправился в сто двадцать второе отделение связи, куда ему позвонили — чуть погодя — из Парижа.

— Это Лангфрост так говорит?

— Да.

— Откуда он знает?

— У спецгруппы есть информаторы в Париже — после истории в госпитале имени де Голля.

— Допустим. И дальше?

— Эти люди в Париже наблюдали за человеком, который позвонил в сто двадцать второе гамбургское отделение связи. Они давно его выслеживали. Он звонил из телефонной кабины небольшого бистро, чтобы не подслушивали. Но сфотографировать его удалось. Лангфрост получил фотографию по телефаксу. Вот взгляните! — Он протянул Норме снимок. — Это копия, оригинал передан в полицейский участок. Узнаете?

— Да, — сказала Норма, сама не зная, произнесла она это или подумала. — На снимке Патрик Рено из «Еврогена».

Лягушки квакали, квакали и квакали.

— Поверьте, мне искренне жаль, — сказал Сондерсен.

— Почему же?

— Поскольку тут замешан доктор Барски. После убийства доктора Милленда Лангфрост со своими людьми установил в отеле «Бо Сежур» и в других больших отелях острова аппаратуру для прослушивания телефонных разговоров. Под видом техников они заявились на телефонную станцию и объяснили девушкам-телефонисткам, что необходимо заменить «полетевшее» реле. Барски не мог этого знать. Пару часов назад не было даже известно, что мы проведем ночь в «Бо Сежуре». Он был совершенно спокоен.

— Спокоен? Как вас понимать?

— Уверен, что его никто не подслушивает. Едва поселившись в номере, он связался с Гамбургом. — Сондерсен достал из кейса маленький японский магнитофон. — Вот запись разговора. — И он нажал на клавишу.

— Эли, — услышала она голос Барски.

— Да, — ответил ему Каплан.

— Раньше не мог. Развитие позитивное. Ты долго ждал?

— Почти два часа. Мы в цейтноте. Я хочу обязательно успеть на последний рейс. Сделал все, как ты велел. Он ждет в Орли.

— Удачи тебе!

— Благодарю.

Сондерсен положил палец на клавишу.

— Слышали? Последний самолет из Гамбурга в Париж приземлился в Орли в двадцать три сорок, и Каплана там встречали люди Лангфроста. Его и Патрика Рено, который за ним приехал. На машине Рено они поехали в Сарсель.

— Куда?

— В Сарсель, маленький северный пригород Парижа. Вошли в один из домов. И почти сразу вышли — но уже втроем. Третьим был Пико Гарибальди.

— Кто?