– Не трогайте, сержант! Нужно провести дактилоскопическую экспертизу.

– Вы думаете, что на монете могут быть отпечатки пальцев преступника? – спросил Беркович. – Вы же сами сказали, что убийца не нашел того, что искал.

– Да, – согласился эксперт. – Но все-таки проверить нужно…

Разговор был прерван громкими криками в салоне. Беркович и Савир переглянулись.

– Ну вот, – сказал эксперт, – явился кто-то из родственников. Сейчас начнутся вопли о том, каким покойный был хорошим человеком, а через день после похорон те же родственники будут утверждать, что большего сквалыги, чем покойный, свет никогда не видел. Наверняка ведь они передерутся из-за этой коллекции.

Крики в салоне продолжались, и Беркович вышел, чтобы утихомирить страсти. В центре салона стоял маленького роста мужчина с короткими руками, которыми он размахивал не хуже, чем ветряная мельница в бурю. Мужчина пытался пробиться в кабинет, где лежал труп, а один из полицейских оттаскивал его за штаны, поскольку схватить незнакомца за руки было физически невозможно.

– Что происходит? – спросил Беркович. – Кто вы такой?

– Кто я такой? – вскричал мужчина. – Я Арон Бардани! Мне сказали, что Авнера убили! Скажите, что это неправда! Это не может быть правдой!

– Арон Бардани? Вы родственник Авнера? – уточнил Беркович.

– Двоюродный брат! Наши матери – сестры! Какое это имеет значение? Мне нужно его видеть!

– Если вы будете так размахивать руками, – сказал Беркович, – то это помешает вашему зрению. Когда вы видели Авнера в последний раз?

– Вчера. Я видел его вчера. Вечером. Он позвал меня, чтобы показать свое приобретение, какую-то монету. Ничего не понимаю в монетах. Я посмотрел и ушел. Все.

– Ну хорошо, – вздохнул Беркович. – Все равно понадобится опознание. Пройдите в кабинет…

– Опознание… – из Арона Бардани будто выпустили воздух, руки его обвисли, и он последовал за Беркови-чем в кабинет, не проронив больше ни слова. Увидев Авнера, Арон покраснел, рот его раскрылся в немом крике, и он принялся нелепо тыкать руками в пространство.

– Он… Он… – бормотал Арон.

– То есть, – вмешался эксперт, – вы признаете, что это Авнер Бардани?

– Признаю… Что признаю? Ничего не признаю… Это Авнер, кто еще?

– 0кей, – сказал эксперт, обращаясь к Берковичу. -Теперь ваши проблемы, сержант. Я могу идти?

– Да, конечно, – рассеянно отозвался Беркович. -Господин Бардани, давайте выйдем в салон, я задам вам несколько вопросов.

В салоне Арон опустился на диван, будто его не держали ноги.

– Значит, вы видели эту вавилонскую монету? – спросил Беркович.

– Вавилонскую?.. А, ну да. Видел. Авнер сказал, что она очень ценная. Сотни тысяч шекелей. Я ему сказал, что опасно держать дома такое сокровище. А он сказал, что завтра отнесет монету в свой банковский сейф. А я сказал, что…

Он собирался положить монету в сейф? – переспросил Беркович. – Это важное сообщение. Кто-то, видимо, узнал об этом, явился утром и убил Авнера.

– И убил Авнера… – повторил Арон. – Кошмар!.. Убил из-за какой-то монеты. И взял ее!

– Не смог, – покачал головой Беркович. – Не успел найти, услышал, как сосед позвал Авнера… Мы тоже повозились, пока ее обнаружили. Кстати, если не трудно, не могли бы вы принести мне эту монету? Она спрятана в цветке. Пожалуйста…

Арон нахмурился, стараясь понять, чего хочет от него полицейский. Потом встал и скрылся в кабинете. Беркович ждал, глядя в потолок. Не прошло и минуты, как Арон вернулся и протянул сержанту лежавшую на его ладони глиняную монету. Беркович опустил монету в пластиковый пакетик и сказал:

– Если вы, дорогой Арон, поедете со мной в управление и продиктуете признание, то это сэкономит время нам обоим.

– Признание… в чем?

– В убийстве, конечно, – буркнул Беркович.

… – Я, конечно, нарушил инструкцию, – сказал сержант инспектору Хутиэли час спустя. – Савир полагал, что на монете могли быть отпечатки пальцев убийцы, а я разрешил Арону взять монету в руки… Но мне показалось, что в данном случае психология важнее…

– Опять твоя психология, – пробормотал инспектор. – А если бы Арон не поддался на провокацию?

– Тогда и отпечатков на монете он не смог бы испортить, – пожал плечами Беркович. – На самом деле я ничем не рисковал. Арон и искать не стал – пошел, взял монету из цветка в петлице и вернулся ко мне. Откуда он мог знать, какой цветок я имел в виду – в кабинете этих цветов в горшках было по меньшей мере штук двадцать!

– Но Арон – коротышка, – заметил Хутиэли, – а Савир утверждает, что удар по голове Авнера был нанесен сверху.

– Вот-вот, – кивнул Беркович. – В кабинете лежал перевернутый стул. Савир, вероятно, решил, что стул упал потому, что его толкнул Авнер. На самом деле убийца в момент удара стоял на стуле, понимаете?

– Зачем? – удивился инспектор.

– Да потому, что палка, которой был нанесен удар, лежала на шкафу. Арон чувствовал себя в квартире брата, как дома. Он полез на стул, чтобы достать палку, Авнер подошел и спросил, что он там ищет. Арон, ни слова не говоря, наклонился и ударил… При этом он соскочил со стула, стул упал… Но Арону было не до того, чтобы поднимать стул. Он искал монету. А потом услышал голос соседа… Я уверен, что Савир обнаружит на сидении стула следы от обуви Арона.

– Хорошая работа, – одобрил Хутиэли. – Я имею в виду тебя, а не Арона, ты ж понимаешь.

– За хорошую работу, – сказал Беркович, – полагается прибавка к зарплате.

– Спрашивай у министра финансов, – отрезал инспектор.

Как отдохнул? – спросил инспектор Хутиэли, когда сержант Беркович в воскресенье утром вошел в кабинет. – Надеюсь, что хотя бы в эту субботу ты не спорил с Наташей о том, был ли преступником Феликс Дзержинский?

– Нет, – рассеянно отозвался Беркович, усаживаясь на свое место и включая компьютер. – С Наташей мы вообще не спорили.

Что-то в голосе сержанта показалось инспектору необычным, он повернулся в кресле и внимательно посмотрел на помощника.

– Вы что же, опять поссорились? – спросил Хутиэли.

– Нет, что вы! – воскликнул Беркович. – Мы не ссорились уже три недели. Даже самим странно. Почему-то у нас стали совпадать мнения по многим вопросам.

– Так бывает, – философски заметил Хутиэли. -Правда, обычно это случается на десятом году семейной жизни. Но все равно я вас поздравляю. Однако, – помедлив, сказал инспектор, – мне кажется, что вчерашний день оказался все-таки чем-то примечателен…

– Ха! – воскликнул Беркович. – Произошла любопытная история, и я не знаю теперь, как поступить. С одной стороны, все по закону. С другой – явное мошенничество…

– Ну-ка, – сказал Хутиэли заинтересованно, – расскажи.

– Подруга Наташи, – начал Беркович, – пригласила нас на свой день рождения. Зовут ее Света, Светлана…

– Так Света или Светлана? – переспросил инспектор.

– Вообще-то ее зовут Орит, а иногда Рина.

– Ничего не понимаю, – озадаченно сказал Хутиали. – Сколько имен у этой женщины? Я знаю, что многие репатрианты меняют свои русские имена на еврейские, но ведь не два на два!

– Почему же? – усмехнулся Беркович. – Света – это сокращенно от Светланы. Светлана – это свет, то есть Орит, если перевести на иврит. Все очень просто.

– А Рина?

– Орит для русского слуха непривычно, вот имя и модифицировали до Рины.

– Почему тогда не звать женщину по-старому – Света? – удивился Хутиэли.

– Спросите что-нибудь полегче, инспектор, – вздохнул Беркович. – Ход женской мысли неисповедим как пути Г-сподни…

– Ну хорошо. Извини, я тебя прервал. Итак, эта Светлана-Света-Орит-Рина пригласила вас с Наташей на день рождения.

– Да, и мы приехали одними из первых. Света – очень милая женщина, мать-одиночка, у нее дочь тринадцати лет, очень милая девочка.

– Г-споди, – вздохнул Хутиэли, – все у тебя такие милые… И это говорит сержант полиции. Сейчас ты скажешь: «А потом произошло убийство, совершенное одним из гостей, очень милым человеком»…