— Я влюбился в Андерклифф еще мальчишкой, — откликнулся он. — Я проводил здесь почти все свободное время. Здесь я поймал свою первую змею.

— Гадюку? — поинтересовалась я.

Рано же он начал возиться с ядовитыми змеями!

— Медяницу, — признался он. — Целых две недели я думал, что моя домашняя любимица — настоящая змея.

Он обошел скамью, а я, так и не поднимая глаз, подвинулась влево, чтобы он мог сесть справа от меня. С моей привлекательной стороны.

— Спасибо за… — начала я.

— Хорошо… — одновременно со мной заговорил он.

Я подняла глаза, увидела блеск ярких карих глаз и тут же опустила взгляд.

— Может, войдем в дом, выпьем чего-нибудь? — предложил он через секунду.

Господи, нет! Я почувствовала, как от одной мысли остаться наедине с мужчиной у меня задрожали руки. Наедине в его доме.

— Мне и правда нужно возвращаться, — выдавила я, чувствуя, как холодно, даже грубо звучит мой голос, но не в состоянии ничего с этим поделать. — Я бы послала вам это с курьером, если бы не обещала, что глаз с нее не спущу.

Теперь я говорила много и сбивчиво, а Шон Норт не приходил мне на помощь. Краем глаза я могла видеть лишь его сапоги, джинсы и краешек рубахи. Значительно чище, но в остальном — точная копия того, во что он был одет в день нашего знакомства. Я чувствовала на себе его взгляд. И знала, что выгляжу полной дурой. Я рискнула повернуться к нему вполоборота и встретиться с ним взглядом.

— Привет, — сказал он.

Я почувствовала, как краснею. Мне стоило большого труда вновь не отвести взгляд. Похоже, я вела себя, как подросток, которого познакомили с любимой рок-звездой. Я вытащила из-под подмышки пакет и передала его Норту. Он на секунду замешкался, потом взял его. Раскрыл и заглянул внутрь.

— Где ты это нашла? — спросил он, вытаскивая кожу и поднимая ее, чтобы рассмотреть на свет.

— В одном старом доме в нашем поселке, — ответила я. — Ее длина 125 сантиметров. Я измеряла три раза, чтобы не ошибиться. Интересно, могут ли…

— Нет.

— Что — нет? Это не кожа тайпана?

— Это не кожа нашего тайпана. Наша подружка — кстати, я называю ее Кларой, ты не против? — длиной всего 117 сантиметров. Помнишь, Роджер измерял ее при тебе? Значит, либо она уменьшилась в размерах — но такого я никогда раньше не встречал, — либо это не ее кожа.

Солнце скрылось за горизонтом, на поверхности океана осталось лишь золотое пятно. Оно на глазах становилось все меньше и меньше, таяло, как и моя слабая надежда на то, что на свободе не «разгуливает» еще один невероятно опасный убийца. Я была совершенно уверена, что Шон не сводит с меня глаз.

— Я была бы очень рада, если бы вы заверили меня, что это кожа другой змеи, — наконец произнесла я. — Какой-нибудь безобидной. А еще лучше, что ей уже несколько лет.

— Кожа сброшена совсем недавно. А если ты обнаружила ее в старом доме, то, скорее всего, на днях. Если бы она там пролежала какое-то время, ее бы уже съели.

Он был прав. Я почувствовала, как устала, похоже, этот разговор истощал мои силы.

— Я не могу так, на глазок, и при таком освещении определить, принадлежит ли эта кожа тайпану. Необходимо тщательно рассмотреть ее. А это займет какое-то время. Сейчас я могу сказать только, что кожа может принадлежать тайпану. Если ты не можешь ее оставить, возвращайся, когда у тебя будет больше времени.

— Нет-нет. Разумеется, я оставлю ее. Буду вам премного благодарна, если вы рассмотрите ее повнимательнее.

Мы еще немного посидели, наблюдая, как последний золотой луч дрогнул и скрылся за горизонтом. Меня всегда трогали закаты, но в этот момент меня охватила невыразимая печаль.

— Как тайпан мог выжить в таком климате? Сколько он может еще протянуть, представляя собой опасность для окружающих? — спросила я.

Шон и сам над этим размышлял.

— Думаю, недолго, — в конце концов ответил он. — Я бы предположил, что убежавший тропический тайпан через двадцать четыре часа впадет в спячку и уже не проснется. И перед тем, как заснуть, у него не будет ни сил, ни желания поохотиться. Слишком холодно.

— Значит, даже если в окрестностях поселка и появился еще один тайпан, нам не стоит беспокоиться?

— Хотел бы я иметь основания так говорить.

— Но…

— Эта весна была намного теплее обычного. Змея может прожить несколько дней. Но даже спящая, замерзшая змея будет защищаться. Она все равно опасна.

Мы помолчали, а я старалась не представлять маленькие пухленькие ножки, бегущие по травке, крошечную пяточку, которая может наступить на спящую, но смертельно опасную змею.

Мне на плечо легла теплая рука, сустав мизинца коснулся моей шеи, а другой рукой Шон указывал на мыс, видневшийся километрах в двух на восток.

— Вон там видишь горную гряду? Ту, которая чем-то напоминает гриб?

Я кивнула, чувствуя близость его тела, его знакомый природный запах.

— Это известный вулкан Лайм.

Я повернула голову, чтобы разглядеть как следует.

Шон улыбнулся.

— Что? Ты никогда не слышала про Лайм?

— Конечно слышала. Просто для меня он существует в тех же местах, где и корнуоллские феи, и ирландские лепреконы.

— Ошибаешься. Вулкан Лайм совершенно реален. Я поведаю тебе легенду.

Он откинулся на спинку скамейки — к огромному моему облегчению, но тут я поняла, что его левая рука покоится на деревянной перекладине всего в сантиметре от моего плеча.

— Когда мне было лет четырнадцать, я как-то слонялся по подлеску и вдруг заметил дымок, идущий из кустов. Моей первой мыслью было: кто-то выбросил окурок Я подошел ближе, чтобы проверить, но обнаружил, что дымок идет совсем не из кустов, а выходит из расселины в скале, всего сантиметров пятнадцать в ширину и настолько глубокой, что дна я не видел.

— Дымок идущий из горы? — Помимо воли эта басня увлекла меня. — Разве такое возможно?

— Спонтанное возгорание горючих сланцев в глубинных слоях.

— Простите, не поняла.

— В Дорсете под землей полно нефти. Равно как и в Хэмпшире. Впрочем, это относится и ко всему южному побережью Англии. Конечно, эти запасы не сравнить с залежами в Северном море, но все же они довольно внушительные.

— Правда? Я думала, что для нефтяных месторождений необходимы особые географические условия.

— Совсем нет. Достаточно богатых органических отложений, например сланца. Если залежи находятся довольно глубоко, окружающая среда играет роль скороварки, превращая породу в нефть. На это требуются миллионы лет. Понимаешь?

— Вполне, — заверила я, на самом деле понимая, что мы ни на йоту не приблизились к насущной теме, но, тем не менее, наслаждаясь беседой с Шоном.

Внезапно меня пронзила догадка: похоже, я веду дружескую беседу!

— Потом все зависит от комбинации горных пород, — продолжал Шон. — Нефть мигрирует от своего месторождения, пока не встретит подходящую породу, например песчаник или известняк, и тогда образуется подземная залежь. Вот вам и нефтяной пласт.

— Откуда вы так много знаете о нефти?

— Я успел поработать в нескольких комиссиях, изучающих влияние бурения на окружающую среду. Люди всегда нервничают, когда у них во дворе начинают бурить скважину. Влияние обычно очень слабое, но люди представляют себе огромные нефтяные месторождения, как в Техасе. Несколько перспективных разработок были прерваны под давлением местного населения.

— У нас до сих пор есть нефтяные месторождения? Здесь? В Дорсете?

— Да. Ближайшее — на ферме Уитч. Самое большое прибрежное месторождение в Западной Европе. Проводилась разведка и в восточной части Челдона.

— А что с самовозгоранием?

— Прости, геология мой конек. Земля здесь богата железным колчеданом. После перемещения горных пород — что часто встречается на этом побережье — железный колчедан при контакте с воздухом может взорваться. Он начинает окисляться и нагревается, что ведет к спонтанным самовозгораниям. А тут вам и горючее, например нефтяной шельф, — это уже серьезное возгорание.