– Я не понимаю, – бормотал Абу Джабр после очередной попытки. – Не мог же он в такой ситуации просто взять и отключить свой телефон.

Вот, опять кадры, снятые с вертолёта. Какой дым и чад! И это по прошествии двух суток! Что же там случилось?

Он услышал, как вошла Васима. Села у его ног и заглянула снизу вверх ему в лицо.

– Абу, я должна вам кое-что сказать. Я думаю, Саид не хочет говорить с вами.

Он удивлённо поднял брови.

– Что это ты говоришь?

Она потупила взор.

– Тот телефон, номер которого вы знаете, он мог отключить и взять себе другой. Он часто так делает. У него их целый ящик, этих телефонов.

Абу Джабр отрицательно покачал головой.

– С какой стати? Почему бы он не захотел говорить со мной, своим отцом?

– Этого я не знаю. Возможно, я и ошибаюсь. Но ведь он уже не раз звонил вам и объявлял, что у него новый номер телефона. Разве не так?

Абу Джабр изумлённо посмотрел на свою невестку. Она права. Он и сам удивлялся, с чего это у Саида так часто ломаются телефоны.

– У него есть список. Если он не хочет с кем-то говорить, то покупает новый телефон, а остальных обзванивает, чтобы дать им новый номер. – Из другой комнаты послышался кашель ребёнка. Васима поднялась и добавила: – Я не утверждаю, но… Хочу, чтоб вы знали. – И она направилась к малышу.

Абу Джабр взял свой телефон и прошёлся по всем номерам, которые были сохранены в памяти. Он уже звонил по ним, и все, до кого он дозвонился, не знали, в чём дело.

Он нацелился пальцем на кнопку повтора. Что за чушь городит эта женщина?

С другой стороны…

Он отступился. Захлопнул крышку телефона, убрал его. По телевизору показывали, как рабочие растаскивали тяжёлые обугленные обломки, а на заднем плане всё чадило. И снова – вид на танкеры, стоящие поодаль, в Персидском заливе. Целая флотилия в ожидании. На этой катастрофе королевство каждый день теряло миллионы.

Поле «Саус-Бельридж» в Калифорнии представляло собой, насколько хватало глаз, лунный пейзаж. Серая пустыня, до горизонта утыканная нефтекачалками, похожими на динозавров, вновь и вновь опускающими голову к своему пойлу. Гигантское стадо в безостановочном кивании. Вся земля была изрыта бесчисленными шинами тяжёлых грузовиков, грязная, промасленная, неживая. Лишь в укромных уголках, где-нибудь вокруг шкафов переключателей или вдоль трубопроводов, сохранилась редкая зелень, засохшие кустики. А нефтекачалки кивали, кивали, кивали…

– Всего здесь 10 200 скважин, – сказала толстая женщина, которая везла их на джипе. – Поле было открыто в 1911 году и с тех пор выдало больше миллиарда баррелей. Теперь добыча, естественно, падает, но несколько десятилетий поле ещё будет что-то приносить.

В этой поездке Маркус чувствовал себя неуютно. Видеть, что здесь сделали с землёй, чтобы добраться до нефти в её недрах… Но по-другому, видимо, нельзя.

Они доехали до обветшавшего строения. Дверь была перекрыта массивной решёткой, которую женщине пришлось открывать отдельным ключом. Внутри пахло пылью и зноем.

– Тут теперь редко кто бывает, – сказала она и набрала код, который отключил сигнализацию.

Короткий коридор, в конце его – открытая дверь в комнату переговоров с замшелым линолеумным полом и слепыми от пыли оконными стёклами. Пришлось включить свет. Одна из неоновых ламп старчески помигала, но зажечься так и не смогла. Женщина раскрыла деревянные архивные шкафы, достала оттуда карты, которые частично были нарисованы вручную: антиквариат.

– Вот. Последние сейсмические измерения, какие были сделаны; я думаю… фу, где-то тут должна стоять дата. Вот, 1957 год, с ума сойти.

Блок, казалось, не очень интересовался датой. Он водил по карте ладонями, рассматривая линии.

– А оригинальные протоколы у вас сохранились?

– Что вы имеете в виду?

– Записи геофона. [29]

– А, эти каракули? Нет.

– Жаль. – Блок изучал карты, почёсывая нос.

Маркус пытался понять, что тот ищет. Как проходят сейсмические исследования, он теоретически уже узнал: вызывают искусственное сотрясение почвы, как правило, взрывами, и фиксируют отражения от границ между геологическими пластами. Это был важнейший метод, который применялся в нефтеразведке; своего рода просвечивание глубин.

– А проводились ли магнитные или гравиметрические исследования? – спросил Блок.

Женщина подоткнула прядь своих тусклых волос под резинку.

– Может быть, и проводились, но ничего не дали. Всё, что когда-либо принесло результаты, собрано здесь. И копии у нас в архиве, естественно.

– Я всегда предпочитаю оригиналы, – сказал Блок.

Он ещё долго с молчаливой сосредоточенностью изучал старинные карты. Квинтон, геолог, нанятый Турбером, заглядывал ему через плечо, но ничего не говорил.

Наконец Блок снова выпрямился и кивнул женщине.

– Спасибо. Мы увидели достаточно.

Она снова прибрала документы на место. По ней было заметно, что в этой экскурсии сюда она видит лишь пустую трату времени.

Когда выходили наружу, Блок шепнул Маркусу:

– Мне нужна машина. А вы до конца дня избавьте меня от этого Квинтона.

Маркус кивнул.

– Будет сделано.

Когда они снова вернулись в отель, Маркус – после того как Блок с Квинтоном уже ушли в ресторан, – заказал машину напрокат. С ключом в кармане он последовал за обоими мужчинами. Когда Квинтон вышел в туалет, Маркус протянул Блоку ключ.

– Красная «Хонда Цивис» сразу справа.

– Всё понял, – кивнул Блок.

Он удалился, перед тем как явился кельнер – осведомиться, что принести им на десерт.

– Мне шоколадный крем, – сказал Маркус.

Квинтон помедлил, держа в руках меню.

– Не подождать ли нам, когда вернётся мистер Блок?

В окно за спиной у геолога Маркус видел, как отъезжает красная машина.

– Он не вернётся. Ему ещё нужно сделать кое-что неотложное. – Говоря это, он наблюдал за выражением лица Квинтона. Геолог казался удивлённым, но не так, как человек, который чувствовал бы, что его обвели вокруг пальца.

– Тогда я возьму мороженое, – сказал он кельнеру и добавил, повернувшись к Маркусу: – Меня изматывает здешняя жара. И это в декабре!

Был уже поздний вечер, когда Блок вернулся. В грязных ботинках и запылённых брюках он явился в бар, где Маркус и Квинтон всё ещё сидели за пивом, и сказал:

– Здесь нам делать нечего. С доступными нам технологиями мы здесь ничего не найдём. Поле «Саус-Бельридж» имеет ясно очерченные границы.

Маркусу стало не по себе. Уже не в первый раз. Что, теперь так и пойдёт? У них не так уж много времени на то, чтобы добиться успеха.

Блок достал папочку для бумаг, которую, должно быть, прихватил в каком-то ресторане быстрого обслуживания. На ней была напечатана карта США со всеми федеральными штатами и всеми филиалами ресторанной сети.

– Сделаем по-другому, – сказал он. – Зайдём с середины. – Он ткнул пальцем приблизительно в центр карты. – Южная Дакота. Мистер Квинтон, есть, по вашему мнению, нефть в Южной Дакоте?

Бородатый геолог отрицательно покачал головой.

– Нет.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Блок. – Тогда поищем её там.

Стоял собачий холод, когда они прибыли в Рапид-Сити. Отель представлял собой уродливую громаду из красного кирпича. Пол в фойе тоже был кирпичный, а на кирпичах были оттиснуты всевозможные символы, в том числе один, подозрительно напоминающий свастику. Когда они в растерянности остановились перед ним, к ним тут же подбежал служащий.

– Это индейский символ из доисторических времён, – начал он, и по тону было заметно, что ему уже приходилось объяснять это бессчётное число раз. – Он называется «Четыре священные стороны света» и происходит из племени лакота сиу. Основатель нашего отеля умел найти с индейцами общий язык и даже был у них почётным вождём. – Служащий указал на гигантский камин, над которым висел портрет белого старика с индейским оперением на голове. – Вот поэтому, а ещё потому, что знак, как уже сказано, на тысячи лет старше Гитлера, наш дом решил после Второй мировой войны оставить всё так, как есть, и просто объяснять суть дела всем прибывающим.