— Да какая разница?! — взорвался Марк. — Произошел несчастный случай. Какой смысл теперь выяснять, кто, с кем и почему поскандалил? Воскресить Мирона все равно нельзя, а посыпать голову пеплом или выискивать виноватого — глупость несусветная.

— Ладно, закрываем эту тему, — хмуро согласилась я. — Пойду-ка я посуду вымою.

Татьяна вызвалась мне помочь, и мы вместе спустились к морю.

— Расскажи, если хочешь, о вашей ссоре с Мироном, — предложила она. — Выговоришься, глядишь, и полегчает.

— Мне уже никогда не полегчает, — ответила я, ожесточенно надраивая котелок. Боже, я совсем забыла, что Генрих еще ничего не знает о моей выходке! Простит ли он меня когда-нибудь?

— Да что ты такого натворила?

Я пересказала Татьяне вчерашнюю сцену. Когда я закончила, она посмотрела на меня очень странно. Казалось, она не знает, плакать ей или смеяться.

— Да, история! — протянула Татьяна после продолжительной паузы. — Честно говоря, когда Владик рассказывал мне о твоих студенческих похождениях, в том числе и о вашей с Мироном войне, я думала, он привирает. Сгущает краски. А теперь вижу, что, пожалуй, он даже несколько затушевал твой колоритный образ. Ну ты даешь, Варвара!

— А что, — встревоженно спросила я, — это действительно так ужасно? Я произвожу впечатление базарной скандалистки?

— Ну, поскольку я немного знала Мирона, могу сказать, что ты производишь впечатление самоубийцы с мазохистским уклоном. По всем законам логики, сегодня утром с проломленным черепом должны были обнаружить тебя.

Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Славки снова появились на нашей поляне. Вслед за ними на гору влезли два хмурых бородача с носилками, загорелый мускулистый мужик в татуировках, худосочный парнишка с цыплячьей шеей, но в милицейской форме и, наконец, лысеющий толстяк с багровым лицом.

Толстяк, натужно сопя, промокнул платочком лысину и смачно выругался:

— Забрались, мать вашу… Ну, откуда ваш скалолаз свалился? Отсюда? Тут ничего не видать. Кто из вас обнаружил тело? Вы? Потом я сниму с вас показания. А сейчас — ведите.

Я повела толстяка, мальчишку в милицейской форме и татуированного здоровяка (потом выяснилось, что он и два бородача — работники спасательной станции при пансионате) на утес, откуда увидела Мирона. Здоровяк лишь мельком взглянул на тело, внимательнее оглядел обрыв и сразу же ушел обратно — готовить снаряжение для спуска. Худосочный юнец в мундире открыл планшетку, приготовил карандаш и вопросительно посмотрел на багроволицего толстяка.

Тот прокашлялся, отдышался и начал диктовать:

— Так, пиши, Сашок. Тело обнаружено на скальном выступе на высоте… какая там высота?.. десяти — пятнадцати метров над берегом, в положении «ничком», головой к юго-западу…

Я скромно отошла в сторонку, не желая привлекать внимания к своей персоне.

— Товарищ майор, — подал голос тощий Сашок, закончив писать, — а вам ничего не показалось странным? Я имею в виду, уж больно с неподходящего места он упал. И от тропинки далеко, и терновник там густой.

— Эх, Сашок, знаешь, откуда только эти чертовы туристы не сверзаются! Я десятый год здесь служу, так, поверишь ли, каждое лето по несколько гробов отправляю. То утопнут, то разобьются, то в пьяной драке ножика поймают… А эти хоть и голодранцы, а люди, видать, приличные. Ученые, мать их… Впрочем, теперь все голодранцы — ученые, врачи и даже генералы… Эх, к чему это я? Ах да! Такие в драку не лезут и ножиком пыряться не станут. Всякое бывает, конечно, но не похоже, что тут мокруха. Вишь, что свидетели говорят. Встретились друзья, посидели, выпили, потом мужик на благоверную свою осерчал и убег. Да и то сказать, с замечаниями своими полезла, нет чтоб помалкивать… Ясное дело, ему это не по нраву пришлось. Вот и попер он, на свою беду, куда ни попадя. Пьяный, а тут еще темнотища. Типичный несчастный случай.

Между тем татуированный подготовился и пришел к толстяку за указаниями.

— Ну чего там? Будем спускать?

— Давай, Петрович. Только сперва щелкни пару раз на пленку для протокола.

Татуированный кивнул и исчез среди можжевельника. Милиционеры двинулись следом. Я осталась наблюдать за операцией.

У спасателя, видимо, имелось специальное приспособление, позволявшее ему скользить по канату, а в случае нужды зависать на определенном месте. Татуированный, словно заправский циркач, съехал вниз с пятидесятиметровой высоты, повис над телом и начал совершать какие-то манипуляции. Я догадалась, что он отцепил от пояса фотоаппарат и теперь крутится на месте, снимая тело в разных ракурсах.

За моей спиной зашуршали камешки. Обернувшись, я увидела Прошку, Марка и Лешу.

— Вы со Славками говорили? Как там Нина? Отвели ее к врачу? И где Генрих? — накинулась я на друзей с вопросами.

— Нину уложили и вкололи снотворного, — сообщил Прошка. — А Генрих появится в лучшем случае завтра. Машенька, как узнала обо всем, решила немедленно идти с детьми на автобус и ехать в Симферополь. Мы с Генрихом уговаривали ее отложить отъезд до утра, чтобы не оказаться там на ночь глядя, но она и слышать ничего не желала. А ведь у них и вещи-то почти все здесь остались. Пришлось Генриху занять у Славок денег и поехать со своими. Он собирается посадить их на поезд и вернуться.

— Понятно… — Я вздохнула. — Ну надо же! С таким трудом удалось уговорить Машеньку ехать с нами, и — пожалуйста. Через два дня пришлось все бросить и спасаться бегством. — Я покачала головой. — Боюсь, в другой раз она с нами ни за что не поедет.

— Это уж точно, — уныло согласился Прошка. — И я не удивлюсь, если она не отпустит с нами Генриха.

— Счастье еще, что ни Машеньки, ни детей не было здесь, когда все это случилось, — угрюмо заметил Марк.

Я снова вздохнула и посмотрела вниз. Спасатель стоял уже на скале рядом с телом. Он аккуратно приподнял Мирона, поддел под него ремни, пристегнул к тросу позади себя и тихонько заскользил вниз, к берегу, где уже ждали бородачи с носилками. От этого жутковатого зрелища меня снова начала бить дрожь.

— Держись, Варька. — Прошка, который и сам выглядел неважно, крепко сжал мне локоть. — По крайней мере до приезда Генриха.

— Почему до приезда Генриха? — От удивления я перестала стучать зубами.

— Мне кажется, ему будет легче, если придется вокруг кого-то суетиться.

Бородачи подняли носилки и, войдя в воду и осторожно ступая по скользким камням, направились к спасательному катеру, который качался на волнах в трех метрах от берега.

Внизу на тропинке показались Славки.

— Идите, вас зовут показания давать!

Мы спустились в лагерь.

— Так, стало быть, это вы обнаружили тело? — подскочил ко мне толстяк. — Значит, с вас и начнем. — Он отвел меня в сторонку. — Документы при себе есть?

Я дернулась было в сторону палатки, но он меня остановил:

— Потом принесете. Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения?

Тощий милиционер открыл планшетку и приготовился записывать.

— Клюева Варвара Андреевна. Шестьдесят четвертый.

— Значит, как я понял, Варвара Андреевна, в последний раз все вы видели погибшего вчера вечером. Вы это подтверждаете?

— Подтверждаю.

— А в какое время, не помните?

— Нет. Темно уже было.

— Расскажите подробнее, при каких обстоятельствах вы расстались с э-э… Мироном Полторацким.

— Мы сидели вот за этим столом. Нина, жена Мирона, сделала ему какое-то замечание. Мирон обиделся и убежал.

— Он что-нибудь сказал?

— Нет. Только когда Нина его окликнула, буркнул что-то неразборчивое. Не слишком дружелюбно.

— И никто за ним не пошел?

— Нет. Мы подумали, что он остынет и сам вернется.

— Вы не слышали никакого шума? Крика? Звука падения?

— Нет. У нас здесь было довольно шумно.

— Ясно. Он был пьян?

— Точно не скажу. Вполне возможно. Выпил он порядочно.

— Так. Когда же вы его хватились?

— Ребята — те, что остановились в пансионате, — собрались уходить. Мы стали звать Мирона, но он не откликнулся. Тогда мы решили, что он вернулся в пансионат один. Потом Генрих Луц — это наш товарищ, он ходил провожать ребят — сообщил нам, что в пансионате Мирона не оказалось. Двое из нас попытались поискать его на берегу, но безуспешно.