Пальцы его разжались.

«…заявляет, что ей нужна ваша помощь, и я прошу вас…»

Перед ним открыты все двери в мире. Через какую из них ему хотелось бы пройти, он еще не решил, и удастся ли ему пройти в нее как полагается? Спутаться с Ридлендом – значит сунуть палец в пасть волку. Вряд ли он вытащит его невредимым, если вообще вытащит.

«Я перед вами в долгу».

«Да, – сказала она, – вы – в долгу».

Фин выпустил письмо, из рук. Кольчуга, подумал он. Ее тяжесть, должно быть, натирала кожу крестоносцам, причиняя боль, но они не обращали внимания, преклонив колени на холодном каменном полу церквей, и хлыстом сдирали оставшуюся плоть со своих костей. Истинное покаяние не означало, что ты должен чувствовать себя комфортно, и, похоже, оцепенение не являлось для них прощением. «Хлещи сильнее и скачи прямо в стан врагов» – таков был их девиз.

Из Степни доносился звон колоколов, прорываясь сквозь смог. Минна считала удары, вытаскивая револьвер. Ни луча света не проникало из-за двери подвала перед ней, но ржавая табличка не оставляла сомнений: это место ее назначения.

Ветерок коснулся ее щеки, ледяной и влажный, как дыхание могилы. Он гнал мусор по слабоосвещённой улице, играя рыбными скелетами, гоня картофельные очистки, поблескивавшие от сырости. Тарбери пришел сегодня сюда, в Уайтчепел, в поисках мистера Кронина, старого армейского товарища, который, возможно, сможет ей помочь. Он оставил ее на запущенном чердаке в четверти мили отсюда, пообещав вернуться к трем часам.

Весь день Минна ждала, прижавшись носом к окну. Но Тарбери так и не вернулся. И по мере того как шло время, росло ее раздражение. Она ненавидела этот город. Он заставлял ее чувствовать себя такой маленькой. В Нью-Йорке она никогда себя так не чувствовала.

Девушка насчитала семь ударов, пока колокола не замолчали. Тарбери никогда не нарушал своих обещаний. Стоило пойти поискать его. Что еще ей остается?

Глубоко вздохнув, она постучала в грубо отесанную дверь. Рука у нее дрожала.

Молчание.

Пальцы сжали рукоятку револьвера. Перчатки, которые были на ней, обтягивали руку плотно, обрисовывая кончики длинных ногтей – глупый предмет гордости лондонских девушек. Тарбери считал, что ей тоже следует отрастить такие, чтобы не бросаться в глаза. Но рукам вдруг стало невыносимо тесно в перчатках.

Она снова постучала, громче. Потом подумала и сбросила с головы дешевую шаль, чтобы она не мешала ее боковому зрению.

– Кто там? – донесся голос из-за двери. Минна спрятала револьвер за спину.

– Друг Томаса Тарбери.

Через секунду дверь со скрипом отворилась. Квадратный ширококостный мужчина с черными бакенбардами стоял перед ней. В руке он держал фонарь, который освещал пятна жира на его брюках и грубую деревянную ступеньку у него под ногами. Низкие ступеньки вели к покрытому соломой полу.

– Вы, должно быть, мисс Мастерс? Входите. Он в задней комнате.

Он знает ее имя. Это должно было бы успокоить ее.

– Пусть он выйдет ко мне.

– Не может, мисс. Ему плохо. Какой-то мерзкий тип пырнул его ножом на улице. – Минна охнула, и он спустился с лестницы. – Не волнуйтесь. Я перевязал его. Но сегодня он никуда идти не сможет. Я послал бы вам записку, но он мне не сказал, где вы остановились.

За спиной у него было темно, а Минна боялась темноты.

– Пусть хоть окликнет меня.

– Я дал ему лошадиную дозу настойки опия, – сказал мужчина. – Он истекал кровью на улице, но он хотел идти к вам. У мужчины есть чувство долга, и я это уважаю, но я не мог позволить другу убить себя, так ведь?

– Не могли, – согласилась Минна.

– Пожалуйста, входите поскорее. Он сказал, что за вами кто-то следит. Лучше не привлекать внимания.

Минна оглянулась, увидела, как шевельнулась портьера в доме напротив, и шагнула внутрь.

Мужчина отступил на покрытый соломой пол, пропуская ее.

Еще шаг, и нога ударилась о сложенную цепь. Она была свернута вокруг висячего замка, который, как она предположила, мистер Кронин, должно быть, использует, чтобы надежно закрыть дверь, хотя… она не слышала звона цепи, пока он открывал дверь.

Двери не были закрыты на замок.

А он закрыл бы их на замок, если бы на Тарбери напали.

Она повернулась и побежала вверх по лестнице.

Крепкое ругательство и грохот. Лестница исчезла в темноте. Фонарь упал. Еще шаг.

Тяжесть обрушилась на ее спину. Минна упала на порог, неровный пол ударил по ребрам. Сильные руки схватили за плечи, провели по рукам до запястья. Чьи-то пальцы накрыли ее руку, державшую револьвер.

Минна извивалась всем телом, стараясь его удержать.

– Тише. – Пальцы сжались сильнее. – Вы выстрелите себе в живот.

Тяжело дыша, она застыла на месте. Это не голос Кронина. И не Ридленда. Конечно, нет. Ридленд недостаточно проворен, чтобы удержать ее…

– Отпустите. – Голос звучал мягко, в отличие от крепкой хватки, с которой он сжимал ее запястье. – Я не хочу причинить вам боль, мисс Мастерс.

Она замерла от ужасной догадки. Это Монро. Она не помнила, чтобы голос у него был таким низким. Но он ведь никогда и не говорил со своим природным акцентом, за исключением того, когда был отравлен ядом. А тогда он невнятно бормотал и хрипел.

Это открытие потрясло Минну. Он обязан ей благодарностью, а он жесток с ней. Она смотрела на улицу, нужно что-то придумать. У нее нет никакого желания возвращаться в заключение. Но Монро ей должен. Он ей нравился там, в Гонконге. И как кажется, Тарбери у него. Без помощи Тарбери она ни на что не годится в этой проклятой стране.

– Отпустите меня, – сказала она. Длинное тело, прижавшееся к ней, ощущалось непоколебимым, как гранит. – Пожалуйста, – тихо прибавила она.

Он переменил положение, так что его щека прижалась к ее волосам. Щетина пощекотала мочку ее уха. Кожа у него была горячая. Низким, слегка хрипловатым голосом он сказал:

– Сначала отдайте мне револьвер.

Некоторые женщины сочли бы его слова поэтичными.

Но не Минна. Почему бы ей не оставить при себе револьвер? Она ему не враг, а он напал на нее, как волк на кролика. Может, она не должна вообще на него рассчитывать. Постепенно она ослабила хватку.

– Ну, берите.

Монро отодвинулся от нее. Левой рукой он осторожно обхватил ее за талию, а правой взял револьвер. Он так быстро поднял ее, что у нее в глазах мелькнули искры. Очевидно, яд не нанес ему вреда: одним движением он поднял ее со ступеней и поставил на пол внизу.

Минна попыталась оттолкнуть руку, державшую ее за талию. Рука сжалась плотнее, удерживая ее так легко, как будто она была всего лишь непослушным ребенком.

– У вас есть еще оружие? – Манеры у него были приятные, так он мог бы приглашать ее на танец. Чего он никогда не делал, неожиданно вспомнила она. Она приглашала его.

– Нет.

– Вы уверены?

Минна поняла, что ей он нравился больше в роли американца.

– Да.

Монро опустил руку. Когда она обернулась, вспыхнула спичка. Пламя осветило широкую ладонь с длинными пальцами, на безымянном одно простое кольцо, золотое, с каким-то символом. Пламя очертило полукруг в темноте. Оно зажгло фитиль лампы. Свет осветил лицо Монро, подчеркнув тени под его скулами и под полной нижней губой; ресницы у него все еще длинные, подбородок еще более квадратный и жесткий, как камень. Их глаза встретились, когда он ставил лампу на пол, и от этого контакта она вспыхнула. Как глупо! Но его глаза привели ее в восторг, там, в Гонконге. Их твердый взгляд заставил ее поверить ему, несмотря на всю ее сдержанность.

– Вот мы и встретились снова, – сказал Монро.

Минна открыла рот, собираясь ответить, но внезапно передумала. Она спасла ему жизнь, а он ни разу не поблагодарил ее за это по-настоящему. Мог бы он больше обрадоваться при виде ее? Что-то тут не так. Если он хочет, чтобы она ему доверяла, то должен был бы показать, как ему ее не хватало.

– О! – сказала она. – Мы знакомы?