Есть описание только одного генерального сражения, о котором рассказывают и Ришер, и Рауль Глабер. Это сражение 27 июня 992 года Фульк Нерра дал графу Ренна Конану близ Конкерейя, в нынешней области Атлантическая Луара. Неудивительно, что эти два описания совпадают не во всех пунктах. Однако в основном они сходны.    

Оба автора пишут, что Конан велел вырыть на земле, отделявшей его от армии Фулька, ямы и тщательно замаскировать их ветками. Согласно Ришеру, он затем объявил, что будет ждать неприятеля на своих позициях, ибо право на его стороне. По описанию Рауля, во время сражения его войска сделали вид, что бегут. В обоих текстах далее, естественно, рассказывается о том, что люди Фулька, бросившись в погоню, упали в ямы. Дальнейшие события описаны по-разному, однако в конце, согласно обоим авторам, победа осталась за Фульком.    

В летописях можно найти множество описаний других осад и мало описаний генеральных сражений, однако и те и другие по большей части описаны лишь в общих чертах. Из этих рассказов можно почерпнуть только сведения о частоте взятия замков, их разрушениях, перестройке и новых осадах. Деревянные башни было столь же легко построить, как и разрушить. Особенно часто такие описания встречаются у Адемара из Шабанна, который рассказывает в основном о феодальных войнах в Аквитании. Но чаще всего звучат ужасающие рассказы об истреблении деревень.    

Выше у нас было достаточно возможности отметить, что крупные сеньоры только в исключительных случаях погибали на поле битвы. Источники не позволяют судить, было ли положение таким же в среде их вассалов и младших всадников. Однако мы бы не удивились, если бы узнали, что и они были в бою в какой-то мере неуязвимы. Их кольчуга, шлем и щит защищали их от смертельных ударов лучше, нежели менее полное обмундирование сержантов, и уж тем более надежнее, чем совсем легкое обмундирование пехотинцев. Добавим, что на коне можно было в случае необходимости ретироваться намного быстрее… И наконец, если шевалье оказывался во власти противника, его не торопились убивать, как простых солдат: его брали в плен, чтобы потребовать выкуп.    

Конечно, история позднего Средневековья явила миру прекрасные черты героизма и примеры славной смерти на поле боя, вплоть до побоища при Азенкуре [215], где погиб цвет французского дворянства, одержимый гордыней и пользовавшийся отсталой тактикой перед лицом английских лучников. Идеал шевалье, разработанный Церковью ради организации крестовых походов и поддерживавшийся верностью и преданностью, которую сумели внушить мелкой феодальной аристократии великие Капетинги XII и XIII веков, просуществовал долго. Однако в 1000 году его еще не было. А «героическая атмосфера каролингской Франции», которую Менендес Пидаль считал основным источником вдохновения авторов жест, уже давно испарилась. В действительности она не пережила Карла Великого.    

В достигшей кульминационной точки развития феодальной анархии восприятие окружающего мира было корыстным. В основном воевали только за себя и за свои материальные интересы, за добычу, за завоевание земель или ради получения их в качестве награды от более крупного сеньора. Люди были сильными, тренированными, хорошо вооруженными и жестокими. Они любили войну: ведь было куда больше тех, кто на ней наживался, нежели тех, кто погибал.

В западном обществе 1000 года, независимо от того, какую среду мы возьмем: духовенство, земледельцев или военных, — торговля занимала очень незначительное место. Читая предыдущие страницы, вы могли в этом убедиться сами.    

Все необходимое для повседневной жизни: продукты питания, одежду, предметы обихода и даже строительные материалы можно было произвести или добыть прямо на месте. Пожалуй, исключение составляло только оружие, потребность в котором была столь велика, что местные кузнецы зачастую уже не могли обеспечить достаточное его количество в рамках оброка, как это практиковалось в эпоху Каролингов. Обычно же домен кормил, одевал, укрывал от непогоды и снабжал всем необходимым своего сеньора, мирского или духовного, равно как и всех, кто в нем жил.    

Несомненно, какая-то торговля все же существовала. На маленьком деревенском рынке, который, возможно, функционировал раз в неделю, крестьяне продавали скромные плоды своих огородов и скотных дворов, куски ткани в несколько локтей, сотканные их женами, а также кроличьи шкурки. Как предполагает Анри Пиренн в своей «Экономической и социальной истории Средних веков», на рынке они скорее искали возможности пообщаться и поболтать. Однако при этом они могли выручить пару денье, этих «маленьких монет из темного серебра», роль которых в деревенской экономике того времени, согласно Жоржу Дюби, была «незначительна, но реальна». Часть этих денег требовалась крестьянам для того, чтобы заплатить сеньору оброк, поземельную подать, десятину, другие сборы. Кузнецы продавали оружие, сделанное сверх того, которое они должны были отдать сеньору, а вдобавок можно предположить, что они продавали подковы для лошадей: в то время такие услуги ценились тем более высоко, что не в каждом маленьком фьефе и не в каждой деревне был свой кузнец.    

В зависимости от обстоятельств могли происходить и более крупные торги. Какой-нибудь сеньор, на землях которого случился недород, мог попытаться купить зерно у более удачливых соседей. Поскольку чаще всего у него не было достаточного количества наличных денег, он занимал их в соседнем богатом аббатстве, либо отсылал свою серебряную посуду на ближайший монетный двор, который также мог находиться в аббатстве, — ведь Каролинги многим уступили свое королевское право чеканить монету. Нуждающийся мог также обратиться и к более крупному сеньору, например, к тому, чьим вассалом он был, если предки этого сеньора узурпировали право чеканить монету вместе со многими другими королевскими правами. Здесь самое время отметить, что если феодал мог накапливать богатство в виде имущества, то он редко стремился копить деньги, потому что обычно в большом количестве они не были ему нужны. Он предпочитал накапливать сокровища в виде прекрасных произведений ювелирного искусства, которыми он наслаждался и горделиво раскладывал перед собой на столе, в случае же необходимости мог ими пожертвовать. Это еще одно доказательство того, что монеты играли весьма незначительную роль.    

Похоже, что торговля вином была более регулярной. Мы уже видели, что довольно часто сеньоры оставляли за собой монополию на торговлю вином в определенный период года в ущерб своим крестьянам-виноделам, которые после этого могли обнаружить, что рынок в пределах их досягаемости уже насыщен. Мы также видели, что отдельные винодельческие области уже достаточно далеко отправляли свои бочки с вином, в частности по руслу больших судоходных рек.    

Однако все эти люди продавали лишь то, что производили: собственноручно или руками тех, кто от них зависел. Они не занимались в чистом виде тем, что называется торговлей: они не были купцами. Заниматься торговлей, быть купцом означает перепродавать с прибылью то, что покупаешь, причем прибыль является платой за услугу, оказанную покупкой товара там, где он есть, и доставкой его туда, где в нем нуждаются.    

Эта профессия, столь необходимая в нашей современной цивилизации, в те времена была почти бесполезной, тяжелой и опасной.    

Почему почти бесполезной? Мы уже имели возможность видеть, почему: почти все вещи, которые нельзя было добыть иначе, как покупая у купцов, относились к разряду вещей, без которых можно обойтись, то есть к роскоши.