Этим письмом дело и закончилось. Восточные патриархи никогда не проявляли энтузиазма; русские тоже потеряли к нему интерес. Католический пережиток Британской церкви был оставлен в изоляции. В самом деле, общий характер Английской церкви в XVIII в. не был таков, чтобы проявлять симпатию к греческому Православию. Книга д–ра Ковела о Греческой церкви была опубликована в 1722 г. Хотя и не вполне враждебная, она подчеркивала небрежение и продажность греческого духовенства и разочаровала немногих оставшихся английских филэллинов. Должно было пройти более столетия, чтобы пришло возрождение экуменизма в этом направлении.

Рассматривая ситуацию с высоты прошедших столетий, мы можем видеть, что все попытки объединения православной и протестантской Церквей были преждевременными. Единственной общей основой была их враждебность к Риму и страх перед ним. Но протестанты, даже англикане, были очень щепетильны во всем, что могло быть обозначено как суеверие. Они освободились от суеверий Рима не для того, чтобы связать себя с Церковью, которая, казалась им, точно так же порабощена иконам, мощам и монастырям. Более того, хотя они отталкивались от Рима, в их богословии все еще присутствовала схоластическая основа. Они требовали ясно выраженных определений и логических аргументов, даже в тех случаях, когда они имели дело с вопросами благодати. Православные, с их мистицизмом, приверженностью к апофатическому подходу и уважению к своим древним традициям, принадлежали к другому миру, который Запад не мог понять. Попытки протестантов предлагали православным возможность пересмотреть все свое отношение к религии. Но никто из православных в действительности не желал этого, за исключением Кирилла Лукариса и его учеников; и, несмотря на все его положительные качества, его усилия были обречены на провал. Православные хотели использовать протестантов, но не объединяться с ними. С началом XVIII в. Запад потерял интерес к православной вере и лишь объявлял ее недостойной, мракобесием и т. п. Были уменьшены усилия даже римских миссионеров. Православным грекам осталось только снова обратиться внутрь самих себя, или же искать помощи от православной державы, традиционно еще более враждебной к Западу, чем они сами — империи Святой Руси.

Самым выдающимся достижением древней Византийской церкви было крещение Руси. Не последнюю роль здесь сыграли политические расчеты русских князей; с византийской стороны политический момент также присутствовал. Но это было и результатом искреннего миссионерского духа; византийские церковные деятели всегда сохраняли особую привязанность к своим русским крестным детям, в то время как для русских Византия долгое время оставалась источником цивилизации и света.

В конце Средних веков отношения Византии и Руси начали меняться. На Руси установилось монгольское иго, длившееся с середины XIII до середины XV вв.; оно затормозило развитие русской культуры. Русь была отрезана от большей части Европы, а ее собственное внутреннее развитие было нарушено. Образованный класс, только начавший там появляться, исчез. Различные княжеские дворы, хотя и враждовали между собой, но обеспечивали жизнеспособность и развитие ремесел — и они были разорены. Когда монгольская волна схлынула, на Руси был один великий князь — князь Московский, жестокий деспот, двор которого был больше похож на двор монгольского хана, чем константинопольского императора. Хотя были налажены торговые контакты со странами Балтики, но только Церковь была хранительницей культурных традиций в «темные века» и своими связями с Константинополем сохраняла связь с Европой. В то же время Византия быстро склонялась к упадку, а к началу XV в. Московская Русь начала освобождаться от монгольского ига. С сокращением пределов византийской ойкумены в России было больше православного населения, чем во всем греческом мире. Великий князь Московский неизбежно начал удивляться, почему главой православной ойкумены является не он, а обедневший константинопольский император, о чем свидетельствует строгое письмо патриарха Антония к великому князю Василию I. [501]Между тем русские стали более православными, чем греки — в том смысле, что они более строго относились к другим видам христианства. Римская церковь для них означала враждебных поляков, венгров и шведов по западным границам. Они страстно негодовали по поводу преступлений Четвертого Крестового похода, хотя он не имел к ним прямого отношения. Запад ничего не сделал, чтобы защитить их от монголов; и теперь они освобождали себя без его помощи, и даже вопреки его враждебности. В результате Россия не испытывала симпатий к тем византийцам, которые искали помощи на Западе и были готовы заплатить за нее ценой церковной унии. Византия по–прежнему сохраняла непосредственную власть над Русской церковью. Случайно или преднамеренно, каждый русский митрополит был, вероятно, назначен константинопольским императором; другие митрополиты, поставленные великим князем, должны были проходить утверждение со стороны Константинопольского патриархата. [502]Последним из этих константинопольских ставленников был Исидор Монемвасийский, который, будучи митрополитом, был одним из самых активных сторонников Флорентийской унии. Когда он вернулся в Россию, вся Русская церковь и народ отвергли его дело, и он был вынужден покинуть страну. Не только он сам разочаровал их, но чувствовалось, что и византийцы, которые назначили его и приняли унию, рассматривались как изменники православию. Когда через год Константинополь подпал под власть турок, вся Россия была уверена, что это было Божественным наказанием за отступничество. [503]

Падение Константинополя полностью изменило ситуацию. Русские уже испытали разочарование в греках. Теперь, в результате их вероотступничества, в Царьграде, императорской столице, больше не было святого императора; хотя святейший патриарх и возвратился в истинное православие, он был рабом «неверных» хозяев. Один за другим были уничтожены или переведены на вассальное положение православные правители византийского ареала, пока, за исключением отдаленного и изолированного грузинского царя, великий московский князь не стал единственным независимым православным монархом в мире. В то время как другие православные цари гибли, его власть постоянно росла. Монгольское ханство было в упадке. Московский князь все более объединял русских под своей властью, пока в 1480 г. Иван III не провозгласил себя независимым от Золотой Орды и владыкой всея Руси. Впоследствии князь стал носить титул царя. [504]

В 1441 г. князь Василий II написал письмо императору Иоанну с просьбой об утверждении византийскими властями митрополита Ионы, которого он поставил преемником Исидора. В письме он подчеркивал древность православной традиции на Руси со дней «нового Константина, благочестивого царя земли русской Владимира». Фраза была угрожающей; она показывала, что Василий был готов провозгласить себя наследником преемников Константина. Письмо не было отправлено, потому что до него дошел слух (правда, безосновательный), что Иоанн уехал в Рим. Но через несколько лет он снова написал, с сообщением, что назначил Иону, не дожидаясь утверждения из Византии. «Мы совершили это, — писал он, — по необходимости, а не из гордости и высокомерия. До скончания времен мы будем верны данному нам православию; наша Церковь будет всегда испрашивать благословения Церкви Царьградской и будет во всем послушна древнему благочестию». Далее он продолжает просить «Его святейшество» быть благосклонным к митрополиту. Почтение по–прежнему оказывалось, но князь решил действовать самостоятельно. [505]

В письме от 1451 г. митрополит Иона предсказал падение Константинополя, Второго Рима. Мы приходим к восприятию Москвы как Третьего Рима, а великого князя московского как святейшего императора. [506]