— Она лишила себя права называться моей матерью много-много лет назад. И это ее выбор, а не мой!

— Дайте ей еще один шанс, Лоренс!

— Почему я должен это делать? — хрипло пробормотал он. — Какое она имеет право врываться после всего этого в мою жизнь и требовать сочувствия?

Мэй смотрела на него с таким выражением, что его охватила горькая обида. Он без труда прочел на выразительном лице откровенное осуждение.

— Глупо с ее стороны было думать, что имеет, — сказала она ледяным тоном. — Нельзя заставить биться каменное сердце и нельзя ждать сочувствия от человека, который живет в эмоциональном холодильнике. Но Эллин стара и боится умереть, поэтому цепляется за мечту. Мне жаль ее, и я не хочу причинять ей боль, иначе посоветовала бы забыть об этом, потому что у вас никогда недостанет человечности, чтобы простить ее. Я сомневаюсь, что в вас вообще есть что-либо человеческое.

Ярость, словно дикая кошка, вцепилась ему в грудь. Он тяжело дышал, не в состоянии вымолвить ни слова, руки сжались в кулаки, глаза, смотревшие на Мэй, пылали. Как она могла сказать такое? Значит, вот каким она его себе представляет? Бесчеловечным? Живущим в холодильнике?

Честность требовала признать, что большую часть его жизни так оно и было. Но в последнее время… Он старался не думать о том, что произошло в последнее время. С того дня, когда Мэй ворвалась в его кабинет, все в его жизни изменилось. Но он был глупцом, позволив себе увлечься девушкой, которая была слишком молода для него и у которой к тому же уже был друг ее возраста.

Он, должно быть, слепец, если вовремя не понял, что Мэй использует его, пытается им манипулировать, получая выгоду из его влечения к ней. О, она, без сомнения, говорит себе, что это оправдано, что все это ради благой цели. Но поскольку Мэй Селлерс — женщина, для нее естественно действовать коварно и безжалостно, обращая против него его же собственные слабости.

Лоренс с горечью посмотрел в ореховые глаза и встретил ответный взгляд, исполненный не меньшего возмущения. На самом деле он нисколько ей не нравится, просто старался убедить себя в обратном. На ее лице была написана одна лишь неприязнь!

Эта мысль заставила Лоренса страдать еще больше. Раньше его никогда не заботило, нравится он людям или нет. Вот еще одна новая черта, открывшаяся в нем, — внимание к мнению окружающих. Всего несколько недель назад его с полным на то основанием можно было бы назвать твердым, сильным, самоуверенным. Сейчас он понял, что и у него есть слабости, которые могут его погубить, если быстро что-нибудь не предпринять.

— В таком случае, может быть, вы от меня отстанете? — бросил он в лицо Мэй.

Та ответила ему не менее свирепым взглядом.

— Не волнуйтесь, я вас больше не побеспокою!

Они были настолько охвачены взаимным негодованием, что оба чуть не подпрыгнули от неожиданности, когда снаружи громко засигналило приехавшее такси.

— Всего хорошего. — Голос Мэй был резким и холодным, как северный ветер.

Лоренс круто повернулся, рывком открыл дверь и быстро зашагал по подъездной дорожке к такси. Он назвал водителю адрес и, откинувшись на сиденье, ни разу не обернулся в сторону дома, пока они разворачивались.

Это последний мой приезд сюда, я никогда больше не увижу Мэй, говорил себе Лоренс, чувствуя при этом странную ноющую боль в груди.

Это «никогда» означало пустыню сродни той, в которой он очутился в десятилетнем возрасте: его мать исчезла, а отец сказал, что он никогда больше не увидит ее. Сейчас ситуация повторилась — только на этот раз по его вине.

Приблизительно неделю спустя Лоренс столкнулся с Ванессой на приеме, который устраивало одна крупная финансовая компания. Когда-то большинство в подобных собраниях составляли мужчины, но ныне женщины занимали в деловой жизни страны весьма заметное место, и Лоренс ничуть не удивился, когда среди гостей увидел Ванессу. Она беседовала с пожилым мужчиной, который не мог оторвать от нее глаз. Черное платье, словно перчатка, обтягивало соблазнительную фигуру, губы были накрашены темно-красной помадой, на веках поблескивали серебристо-голубые тени, поверх которых была проведена тонкая черная линия.

Лоренс разговаривал с одним из своих клиентов и время от времени поглядывал в сторону Ванессы, решая, подойти ли к ней или подождать, пока она сделает это сама. С тактической точки зрения, последнее было бы предпочтительнее. Он был не склонен позволять женщине думать, что та может водить его на коротком поводке куда ей вздумается.

С тех пор как он покинул дом Мэй, Лоренс пребывал в мрачном настроении. Разумеется, это сказывалось на всех окружающих: Скотт и Марта смотрели в сторону, разговаривая с ним, миссис Райан была осторожно предупредительной всякий раз, когда он открывал рот. А туповатая блондиночка постоянно пребывала в панике, ответственность за которую Лоренс теперь отказывался нести, поскольку сейчас на ее руке красовалось кольцо, свидетельствовавшее о состоявшейся помолвке.

Это, несомненно, означало, что в ближайшее время миссис Райан и большая часть женщин секретариата надолго исчезнет во время ланча, чтобы отпраздновать ее новый статус невесты. Лоренс надеялся, что какой-нибудь несчастный все же женится на ней и избавит его от этой обузы. Однако миссис Райан поспешила разрушить приятное заблуждение.

— Они поженятся не раньше будущего Рождества, и она не собирается оставлять работу. Господи, в наши дни люди не могут позволить себе уволиться только потому, что поженились. Думаю, Сью уйдет, только когда появится ребенок, но пока она не собирается им обзаводиться.

— Очень предусмотрительно. Она с трудом справляется с приготовлением кофе, что же говорить об уходе за ребенком! — сказал Лоренс и получил в ответ очередной неодобрительный взгляд.

— Вам нужно отдохнуть, — проговорила миссис Райан и язвительным, как жало осы, голосом добавила: — сэр! — Она положила на стол перед ним отпечатанную страницу. — Вы просили меня выяснить, когда вам можно будет взять несколько дней отпуска без ущерба для работы. Боюсь, что в этом месяце у вас каждый день расписан по минутам. Но если вы перепоручите…

— Нет, я передумал. Я пока не могу позволить себе отпуск.

— В начале июня можно было бы выкроить недельку. В первой половине месяца у вас не так много встреч, а те, которые намечены, можно перенести.

Он пробежал глазами лежавший перед ним лист.

— Я подумаю.

Может, и стоило бы поехать на недельку за границу, поваляться на пляже, просто загорая и не думая о работе. А также о матери и Мэй Селлерс. Все эти дни он гнал от себя мысли о них, но те все кружились и кружились в голове, словно белая мышь в колесе. Впрочем, никто не рискнул бы сравнить с мышью — ни с белой, ни с какой-либо другой — Мэй Селлерс. Она была яркой, живой, горячей и незабываемой.

— Привет, Лоренс.

Он был настолько поглощен мысленным созерцанием Мэй, что сладкий как патока голос Ванессы застал его врасплох.

— О… здравствуй, Ванесса, — растерянно проговорил он, но быстро взял себя в руки. — Ты чудесно выглядишь. Какое элегантное платье! Знаешь, тебе идет черное.

Интересно, звучит ли в его голосе та же натуга, с которой он выдавливал из себя слова? Хотя они были чистой правдой: Ванесса выглядела потрясающе и черное было ей к лицу.

Она улыбнулась, взмахнув длинными накрашенными ресницами.

— Спасибо. Как поживаешь? Мы давно не виделись.

— Целую вечность, — согласился он. — Но ты же говорила, что будешь очень занята до возвращения отца. Когда он приезжает?

— Он вернулся сегодня утром.

— Как прошла поездка? Отец отвел душу?

На вопрос о душе она ответила кривоватой улыбкой.

— Это была сугубо деловая поездка. И похоже, все прошло весьма успешно. Он чувствует, что съездил не зря. — Ванесса прищурила глаза. — А вот ты выглядишь неважно, Лоренс. Что-нибудь случилось?

У него вдруг возникло безумное желание рассказать ей всю правду. Да, я живу словно в аду: выхожу из себя по пустякам, не могу спать по ночам, от работы меня тошнит. Но что будет, если она задаст резонные вопросы: почему? в чем дело? Что он ответит ей? Поэтому Лоренс просто пожал плечами и деланно рассмеялся.