Он открывает глаза и кладет ладони нам на головы:

— Очень печально, что вам приходится видеть такое. Вы дрожите…

— Вы тоже дрожите, святой отец.

— Да, я дрожу… я стар.

— А мы замерзли. Мы же без рубашек, голые по пояс. Мы сейчас пойдем оденемся — ваша экономка постирала наши рубашки.

Мы возвращаемся на кухню. Экономка дает нам пакет с выстиранным бельем. Мы берем по рубашке и одеваемся. Экономка говорит:

— Очень уж вы чувствительные. Лучше бы вам забыть то, что вы видели.

— Мы никогда ничего не забываем.

Она подталкивает нас к двери:

— Ступайте и не волнуйтесь понапрасну! К вам все это никак не относится. С вами такого не случится. А те люди — на самом деле просто животные.

От дома священника мы бежим к дому сапожника. Все окна выбиты, дверь выломана. Внутри не осталось ничего ценного — все или унесено, или сломано. На стенах написаны ругательства.

На лавочке перед соседним домом сидит старушка. Мы спрашиваем ее:

— Что, сапожника увезли?

— Да, давно уже. Бедняга.

— Он был среди тех, кого сегодня вели через Городок?

— Нет, сегодняшних откуда-то издалека привезли. В телячьих вагонах. А его убили прямо тут, в его мастерской, среди его инструментов. Не беспокойтесь: Господь все видит; Он возьмет к себе невинных.

Когда мы приходим домой, мы находим возле калитки бабушку — лежащей на спине раскинув ноги. Вокруг рассыпаны яблоки.

Бабушка не двигается, лоб ее в крови.

Мы бежим на кухню, мочим тряпку, берем бутылку с водкой. Мы прикладываем тряпку ко лбу бабушки и вливаем ей в рот немного водки. Спустя некоторое время она приоткрывает глаза и говорит:

— Еще!

Мы льем ей в рот еще немного водки.

Она садится и начинает кричать:

— А ну, живо подберите яблоки! Чего ждете, сукины дети?

Мы подбираем с пыльной дороги яблоки и складываем в бабушкин передник.

Мокрая тряпка свалилась с бабушкиной головы, и кровь течет ей прямо в глаза. Она вытирает капли крови уголком своего платка. Мы спрашиваем:

— Бабушка, вам очень больно?

Она фыркает:

— Чтоб меня прибить, одного удара прикладом не хватит, пожалуй!

— Что случилось, бабушка?

— Ничего! Я тут яблочки собирала, подошла к калитке посмотреть на это шествие, возьми да и выпусти передник. Яблоки и раскатились по дороге, прямо посреди этой толпы. За что ж меня было бить-то?…

— Кто вас ударил, бабушка?

— Кто, кто! А вы как думаете? Вы ж не дураки! Они и их били — людей в толпе. А все-таки кое-кто успел мои яблочки подобрать!

Мы помогаем бабушке встать. Мы ведем ее в дом. Там она начинает чистить яблоки для компота, но почти сразу падает, и мы относим ее в постель. Мы снимаем с нее ботинки. Платок падает, и мы видим, что бабушка совсем лысая. Мы снова повязываем ей платок. Потом мы долго сидим рядом с ее кроватью, держим ее за руку и слушаем, как она дышит.

Мы вместе с бабушкой завтракаем на кухне. Вдруг входит без стука какой-то человек. Он показывает нам полицейское удостоверение.

Бабушка сразу начинает кричать:

— Не желаю я видеть полицию в своем доме! Я ничего дурного не делала!

Полицейский говорит:

— Конечно, ничего. Так, отравили того, другого — да кто вам считает?

Бабушка отвечает:

— Ничего не доказано. Вы мне ничего сделать не можете.

Полицейский говорит:

— Успокойся, бабка. Нам старых мертвецов откапывать недосуг — новых бы успеть закопать!

— Ну так что вам тогда нужно?

Полицейский глядит на нас и говорит:

— Яблочки от старой яблони недалеко падают, а?…

Бабушка тоже смотрит на нас:

— Надеюсь, что так. Что вы натворили, сукины дети?

Полицейский спрашивает:

— Где вы были вчера вечером?

Мы отвечаем:

— Тут, дома.

— А может, по кафешкам болтались, как всегда?

— Нет. Мы остались дома, потому что с бабушкой произошел несчастный случай.

Бабушка поспешно говорит:

— Я тут в погреб свалилась. Ступеньки совсем мохом обросли, ну я поскользнулась да и упала. А мальчишки меня из погреба принесли и за мной ухаживали. Всю ночь возле кровати просидели.

Полицейский говорит:

— Да, вижу — здорово голову расшибли. В вашем возрасте поосторожнее надо быть. Ну ладно — я сейчас буду обыск делать. Пошли все трое со мной. Начнем с погреба.

Бабушка отпирает погреб, и мы спускаемся в него. Полицейский все осматривает и передвигает — мешки, банки, корзины, кадки и даже раскидывает кучи картофеля.

Бабушка спрашивает шепотом:

— Чего он ищет-то?

Мы пожимаем плечами.

После погреба полицейский обыскивает кухню. Потом бабушке приходится отпереть свою комнату. Полицейский перерывает ее постель, но там ничего нет, и в соломенном матрасе тоже нет ничего, кроме соломы. Полицейский находит только немного денег под подушкой.

Возле комнаты иностранного офицера полицейский спрашивает:

— Там что?

Бабушка отвечает:

— Там живет иностранный офицер. Я ему комнату сдаю. Ключей у меня нет.

Полицейский смотрит на дверь чердака:

— Лестница есть?

Бабушка говорит:

— Она сломана.

— А сами как туда забираетесь?

— Я никак. Туда только мальчишки лазают.

Полицейский говорит:

— Ну раз так — полезайте… мальчишки.

Мы забираемся на чердак по веревке, полицейский за нами. Он открывает сундук, в котором мы храним все, что нам нужно для наших занятий: Библию, словарь, бумагу, карандаши и Толстую тетрадь, в которую мы все записываем. Но полицейский не собирается читать. Он роется в груде старой одежды и одеял, потом мы спускаемся с чердака. Внизу полицейский оглядывает сад и говорит:

— Сад мне не перекопать, это ясно. Ну ладно. Пошли!

Он ведет нас в лес — к той воронке, возле которой мы когда-то нашли труп. Трупа там уже нет. Полицейский спрашивает:

— Вы тут когда-нибудь были?

— Нет. Никогда. Мы так далеко заходить побоялись бы.

— И воронку эту не видели, и мертвого солдата?

— Нет, никогда не видели.

— Когда тут нашли того убитого солдата, при нем не было ни винтовки, ни патронов, ни гранат.

Мы говорим:

— Этот ваш солдат, должно быть, был очень рассеянным и безответственным человеком, раз потерял предметы, которые так необходимы солдату.

Полицейский говорит:

— Он их не терял. Их украли после того, как он умер. Вы в лесу часто бываете, может, у вас есть какие соображения на этот счет?

— Нет. Никаких.

— Но ведь кто-то же взял эту винтовку, патроны и гранаты!

Мы говорим:

— Кто бы решился трогать такие опасные вещи?

Мы в полицейском участке. Полицейский сидит за столом, а мы стоим перед ним. Он берет бумагу и карандаш, закуривает и начинает спрашивать:

— Как давно вы знаете экономку приходского священника?

— С весны.

— Где вы с ней познакомились?

— У бабушки. Она приходила к нам за картошкой.

— Вы носили в дом священника дрова и хворост. Сколько вам за это платили?

— Ничего. Мы носили дрова в благодарность за то, что экономка стирала нашу одежду.

— Она была к вам добра?

— Да, очень. Она кормила нас хлебом с маслом, стригла нам волосы и ногти и позволяла нам мыться в их ванне.

— Значит, была прямо как мать родная. Ясно. Ну а священник? Он к вам добр?

— Очень. Он дает нам книги и учит разным вещам.

— Когда вы в последний раз приносили священнику дрова?

— Пять дней назад. Во вторник утром.

Полицейский ходит по комнате вперед-назад. Потом он задергивает шторы и включает настольную лампу. Ставит возле стола два стула и приказывает нам сесть. Потом он направляет свет лампы нам в лицо:

— Вы хорошо относитесь к экономке священника?

— Да, очень хорошо.

— Вы знаете, что с ней произошло?

— А что, с ней что-то случилось?