– Красота-то какая! – ахнула я, задрав голову. Подошла к папиной разлапистой елочке, прижалась варежками к ее стволу. – Привет-привет. Как ты тут? Зеленеешь?

«А то», – кивнула елка, стряхнув мне на лицо снежок.

Я стряхнула с маленькой лавочки снег, села, включила телефон. Он пикнул и встал на прием. Я ждала и курила под елочкой, как заяц. Заяц с пачкой «Winston», ха-ха.

– Теть Надь, можно? – окликнул меня чей-то голос.

Маришка.

– Чего можно-то?

– Сигаретку, – смущенно попросила она.

Я пожала плечами и достала пачку.

– А как мама на это смотрит?

– Она не знает. Вы не скажете?

– Я-то? Нет, не скажу. Но вообще-то это вредно. Особенно кормящим матерям, – зачем-то добавила я.

– Это понятно. – Маришка кивнула и с удовольствием затянулась. – Только я уже не кормлю. Кончилось молоко.

Я посмотрела на телефон. Может, какой неотвеченный вызов. Хоть одна эсэмэска. Ничего.

«Он никогда на тебе не женится, дура!» – раздалось у меня в голове. Неужели это так и есть, и вся эта любовь-морковь, которая была между нами, – лишь плод моего воображения? Я не знала, что думать, и поэтому пошла делать то единственное, что можно делать в такой ситуации. Что? Выпивать, конечно же. Выпивать и плясать, чтобы этот чертов Стас не почувствовал, как сильно я по нему скучаю.

Моя жизнь никогда не была какой-то особенной. Все как у всех. Ничего из ряда вон. Я говорю об этом без грусти или недовольства собой, просто констатирую факт. Я самая обычная маленькая худая женщина с рыжими волосами, в которых уже заметна первая седина. От этого я спасаюсь краской «Лонда». Сколько еще человек в нашей фирме пользуется ею? Человек двадцать, не меньше. Все как у всех. Ну и что такого? Почему считается, что только тот прожил жизнь не зря, кто что-то такое сделал? Выкинул какой-то номер, от которого все ахнули. А я не выкинула. Хотя… как посмотреть. Родила же я Нику, еще не отпраздновав свое восемнадцатилетие. Моя мамуля заверяет, что тем самым я сломала себе жизнь. Может быть, может быть… Сидя под папиной елочкой и ожидая у моря погоды (а именно, эсэмэски от Стаса или хоть от кого-нибудь), я вдруг действительно почувствовала, что моя жизнь трещит по швам. Что у меня в жизни есть? Должность конфликтного администратора, доставшаяся мне случайно, – раз. Я имею возможность перебирать бумажки, выслушивать возмущенные речи клиентов и достигать совершенства в искусстве общения через Интернет. Еще там у меня есть окно, из него видно трубу, которая пыхтит белыми облаками. Что ж, я люблю свою работу. И я люблю своего босса – Станислава Сергеевича Шувалова, будь он неладен. Эсэмэски не было. Ни одной. Может, надо было чаще говорить ему «нет»? Может, он не уважает меня? Может, он никогда на мне не женится? Хотя я вроде этого не планировала. Пока.

– Надь, тебе там мама звонит. – Из домика высунулась раскрасневшаяся Роза.

– То есть? Моя мама? – не поняла я. – Где там?

– Там – это в моем телефоне, – раздраженно добавила она. – Твой отключен за неуплату. И конечно же, твоя мама. Моя, царствие ей небесное, мне уже давно не звонит.

– Что?! – ахнула я. – Как отключен?!

– Откуда я знаю? – Она еще плотнее запахнула телогрейку. – Ты мою Маринку не видела?

– Маринку? – сфальшивила я.

Маринка замерла рядом, затаившись за толстым еловым стволом. Мне отлично было видно, как в ее замерзших пальцах тлеет сигарета. – Не-а, не видела.

– Давай иди, а то твоя мать меня слопает, – Роза фыркнула и скрылась в доме, а я поплелась за ней.

Мама – это тяжело. Но, с другой стороны, может быть, Стас мне тоже уже все провода оборвал, а я ни сном ни духом? С техникой я не дружу, не знаю, как там все у них в телефонных фирмах устроено. Может, они после полуночи сняли мою абонентскую плату, а может, это Дед Мороз решил сделать мне подарок и не дать Стасу до меня дозвониться?

Я не без удовольствия вообразила, как он сейчас мучается, даже не представляя, куда я подевалась. Наверняка лопает конфеты, свои любимые, шоколадные, и думает, где это меня носит. Ха-ха, я гордая женщина, знаю себе цену! По крайней мере, в эту ночь. А как эту ночь проведешь, так и год пройдет.

Я взяла Розочкин телефон и поднесла его к уху. В телефоне настороженно сопели.

– Дорогая мама, поздравляю тебя с Новым годом. Желаю тебе счастья, здоровья и побольше радости.

– Откуда же у меня возьмется здоровье, если я должна ночи напролет переживать! – моментально отозвалась она. – У меня уже круги перед глазами, наверное, давление поднебесное.

– Мам, подожди…

– Как ты могла вот так пропасть?! А если бы со мной что-то случилось?! Ты никогда обо мне не думаешь. Я всю жизнь на тебя положила, а тебя интересует только этот Стас, которому, между прочим…

– Мам, остановись на секундочку, – пыталась я ее прервать. Безуспешно, как, впрочем, и всегда.

– Между прочим, я всегда знала, что ему на тебя наплевать. Кто он тебе? Никто! Никакой ответственности. Вот почему ты на даче? Ты же собиралась с этим своим Новый год справлять. Ко мне не приехала, Нику оставила одну! Вот ты знаешь, чем сейчас дома Ника занимается?

– Я уверена, что моя Ника ничем плохим не занимается, – обиделась я.

– Да? – поддела меня мама. – Я когда-то тоже так думала. И чем это кончилось?

– Никой и кончилось. И что такого? Разве это так уж плохо? – обиделась я.

– Хорошо еще, что все так закончилось, – фыркнула мама. Она уверена, что со мной может быть только два варианта – очень плохо или совершенно ни в какие ворота. Второе чаще.

– Ладно, мам, что ты хочешь? Я в лесу, кругом зимняя ночь. Можно, я просто позвоню тебе завтра? Можно, я не буду ничего тебе говорить?

– Про Стаса? – уточнила она. – А что ты можешь сказать? Что ты уверена, что он тебя любит? Ха-ха, если бы он тебя любил, то ты была бы сейчас с ним.

– Спасибо, ма. И спасибо, что ты меня родила… чтобы было кого мучить, – не выдержала я. Нервы ни к черту, в конце концов, уже больше двух часов ночи, чего ей не спится?

– Я желаю тебе только добра, – заверила меня мама. – Завтра я тебя жду у себя в пять часов. Посидим, отметим Новый год.

– Слушаюсь, – устало согласилась я и повесила трубку.

Моя мама – это мой личный полигон для выработки безграничного терпения. И, конечно, лакмусовая бумажка моей жизни.

– Что, тяжело? – с сочувствием спросила Лариса, Дашкина подруга.

– Не то слово. Прямо столько лет, а никакого прогресса, – поделилась я. – Может психология все это как-то объяснить?

– Может, – влезла Дарья. – Только вряд ли тебе станет легче, потому что по законам жанра окажется, что во всем виновата только ты сама. Потому что позволяешь, потому что реагируешь и так далее.

– На самом деле мне кажется иногда, что она хочет меня поломать на дрова и засунуть в печку. А ведь я даже не сомневаюсь, что она меня действительно любит, – пожаловалась я, закусывая самогонку соленым грибом. Если постараться, наверное, можно вспомнить, где мы с Розой его нашли. Приблизительно, конечно. Мой телефон был отключен за неуплату, а кроме мамы, никто не был в состоянии найти меня здесь. Я почувствовала прилив веселья.

– Пошли палить салют! Двенадцать залпов – это вам не хрен собачий! – заявила Роза. Мы сунули ноги в валенки. Особенно хороша была Лариса – пьяная, с размазанной косметикой, в валенках и в вечернем платье. Я сняла ее на камеру телефона. Будет что вспомнить. Мы высыпали во двор, под бескрайнее звездное небо. Высоко, между Большой и Малой Медведицей, висела почти полная луна. Тишина звенела покруче церковного колокола. Снег скрипел под ногами, а мы пьяно толкались вокруг коробки с салютом, разбирая инструкцию.

– Написано, что не ближе тридцати метров от жилых строений.

– И хрен с ним! Разве это жилые строения? – Роза махнула в сторону моей хатки.

Я возмутилась:

– Ну и не барак.